Духов день - Василий Анатольевич Криптонов
— Я, я! Открывай давай.
— Точно ты?
— Обломов! Сейчас дверь вынесу. Давно не ремонтировал? Забыл, как Гравий в гости заходил?
— Теперь верю, что ты. Открываю.
Дверь открылась, и передо мной оказались Петро и Гришка. Мысленно я их похвалил. На рожон не лезли, собой прикрыли. Как телохранители — отлично отработали. Гравий абы кого не притащит всё-таки.
Увидев, что за порогом стою злой я, охотники расступились, и моему взору явился непривычно бледный и растерянный Обломов.
— Ну так что, Илья Ильич. Не хочешь рассказать правду — зачем тебе телохранители из охотников понадобились, да чтоб не из местных? А?
Обломов побледнел ещё больше. Пробормотал:
— Пойдём ко мне в кабинет. Ты и я.
Посмотрел так умоляюще, что я понял: предстоит душеизлияние. В таких ситуациях посторонние и впрямь не нужны.
Повернулся к охотникам и Захару:
— Отдыхайте пока, братья. В картишки перекиньтесь, байками померяйтесь. Мы удаляемся на совещание.
Братья заметно повеселели. Отдыхать добрым охотникам всегда нравилось больше, чем совещаться.
А мы прошли к Обломову в кабинет. Илья Ильич начал с того, что поставил на стол графин с наливкой и наполнил стаканы. Взял свой, я к своему не притронулся.
— Отказываешь? — понурился Обломов.
— А сам бы не отказал? — я отодвинул стакан. — Рассказывай! Что от тебя понадобилось чёрту?
— Грехи молодости…
— Все мы не без греха. А вот с нечистью якшаются — не все. Говори. Ну?
Обломов вздохнул.
— В юности слаб я был. Последний в семье, передо мной девять братьев и сестёр. Всю силу и здоровье разобрали, мне ничего не досталось. Матушка умерла, когда мне и года не было, папаша меня не жаловал. Считал, что это из-за меня мать подкосило. Всю жизнь я был последним, всю жизнь — самым слабым! Ни с кем сладить не мог — ни с родными братьями, ни с товарищами по играм. Передо мной сестра — на год всего старше, девчонка — и та меня колотила. Всё, что оставалось — книги читать, у родителей большая библиотека была. Ещё от деда, материного отца, осталась. Мой-то отец книг не любил, не прикасался к ним. Потому, наверное, и не знал, что в шкафах хранится. А хранилось там… — Обломов покачал головой. — Отроку неразумному не след такое знать. Такое и зрелому-то человеку — не всякому показывать можно. Вычитал я, что можно чёрта призвать и обмен с ним провести. Чего хочешь, мол, проси! Вот мне в голову и ударило. Здоровья хотел, силы молодецкой! Сказать не могу, до чего отчаялся — позади всех плестись! Ну и, это…
— Призвал.
— Ну да.
— И что взамен пообещал? Жизнь, душу — что там полагается?
— Ребёнка.
— Какого?
— Своего.
— Гхм. А тебе, извиняюсь, сколько лет-то было?
— Тринадцати не сровнялось. Думал — ну, не буду жениться, на что оно мне? А не женюсь — так и детей не будет.
— И правда. Логика железная.
Обломов махнул рукой:
— Да мне вообще тогда казалось — где я, а где женитьба? Кто ж знал, как быстро годы пролетят…
— Однако детей у тебя нет.
— Нет. До сих пор не женат, как видишь. А с другими женщинами — меры принимаю.
Какие именно, я уточнять не стал. Здесь и сейчас мне только вопросов контрацепции не хватало.
— Ладно, понял. Ты решил обдурить чёрта, и теперь он тебе покою не даёт, своё требует. Потому ты и просил у меня охрану не из местных. Не столько нечисти опасался, сколько сплетен. Увидят, что к тебе в особняк чёрт ломится — разговоров будет на весь город. Так?
— Так. — Обломов снова понурил голову.
— Но ты ж понимаешь, что это всё — цветочки? Что нечисть дурить себе дороже? Рано или поздно чёрт до тебя доберётся и своё возьмёт, не мытьём так катаньем?
— Да как же он возьмёт, если нет у меня детей?
— Другое возьмёт что-нибудь. Сопоставимое по стоимости. Служить себе заставит, например — и выйдет из тебя второй Троекуров.
Обломов аж отшатнулся:
— Ни за что! Я — никогда!
— Чёрту расскажешь. Неужели ещё не понял: если нечисть тебя зацепила — хоть как, хоть самым краешком, — то уже не отступится. Единственный способ в это не вляпаться — никаких дел с нечистью не иметь. Никогда!
— Да теперь-то понимаю. Да только поздно уж…
— Угу. И часто этот чёрт к тебе наведывается?
Обломов развёл руками:
— Крайний раз ещё в Петербурге было. Когда в следующий нагрянет — чёрт его знает.
— Да уж. В том и дело, что только он и знает… Не поминай лишний раз, накаркаешь.
Обломов, спохватившись, зажал рот руками.
— Ладно. Надеюсь, в следующий раз нескоро появится. И мы к тому времени постараемся подготовиться. Глядишь, и избавим тебя от кабалы. Где это видано, в конце концов — малолеткам кредиты втюхивать?
— Глуп я был, — убито кивнул Обломов.
С этим я спорить не стал. Поднялся.
— Уходишь?
— Да. Дела у меня. Захарку забираю. Как с телохранителями объясняться будешь — сам решай. Не захотят остаться — твои проблемы. Я за тебя вписываться больше не буду.
— Понял, — Обломов вздохнул. — Я и не рассчитывал. Спасибо, что хоть выслушал — а не в Петербург с докладом поскакал.
Я поморщился.
— Вот доклады — это точно не про меня. Я сам выгребать привык… Короче. Завтра к вечеру будь готов, нас ждут великие дела.
— Какие?
— Вот завтра и узнаешь.
С этими словами я вышел из кабинета.
Захара нашёл в гостиной, развалившегося в кресле.
— Идём.
— Опять идём? — застонал он. — Теперь-то куда?
— За трубами. Сам же сказал, что договорился.
— Договорился. Да только как же мы их…
— Вот и увидишь.
* * *
Продавец труб от увиденного охренел не меньше Захара. Не часто, судя по всему, на его глазах охотник, одетый как граф, садился на груженую трубами подводу, чертил перед собой непонятный жест, а после исчезал вместе с подводой.
После случая с коровой, которую Харисим по доброте душевной впёр в мой транспортировочный шкаф, я изобразил ещё один Знак прямо посреди двора. Строго-настрого приказал домашним к нему не приближаться, обходить стороной. А то мало ли что. Данила вколотил вокруг
