Открывашка и война - Павел Смолин
Я подошел к шкафу, открыл дверь и осмотрел однотипные дорогущие костюмы, белые рубахи и набор галстуков. Последние имеют значение, придется их заучить. С этого дня к костюмам я приговорен — по словам Жириновского, я совершенно не умею их носить. Не знаю, в зеркале все выглядит нормально, но Вольфович мужик опытный, значит не зазорно к нему прислушаться.
Надев рубаху и брюки, временно забил на пиджак и галстук. Предлог есть — в Калифорнии, несмотря на прохладный морской бриз, жарко. Предлог пустой — мне теперь даже у кратера действующего вулкана будет нормально, если, конечно, в лаву не прыгать. Удобно быть Древним, но я понимаю, почему со старта мои способности были запечатаны — это же прямая дорога в лабораторию, на опыты.
На часах девять утра, в одиннадцать придет первый учитель. Открыв дверь, я вышел в коридор. Соседние комнаты пусты, равно как и дверь напротив. С запасом строили, но, как по мне, пустота лучше, чем живущие рядом незнакомцы. Это, стало быть, «хозяйское» крыло — правое. В крыле левом живет Зинаида Матвеевна, которая на предложение устроиться ко мне поварихой сразу же согласилась. Ее скандинавская подруга-оборотень формально прописана напротив, подписавшись на вакансию домработницы. Свой дом у неё тоже есть, но комнату для переодеваний выделить показалось правильным.
Судя по наполнившим коридор запахам и звукам, обе дамы сейчас в столовой, где все уже готово к приему пищи:
— Валька моя мрачнее тучи ходит, совсем ее Тимур не жалеет. Сам на работу — и она на работу, и не по разнарядке, по норме, а по шестнадцать часов пашут. Совсем девку заездит. Виноватая, чего уж тут, но так тоже не по-людски.
— Я в ее годы не меньше пахала, — заметила Людмила Ивановна.
— Так мы — другое поколение, — парировала Зинаида Матвеевна. — Ходить умеешь, значит в поле иди, колоски собирай. Да я корову доить научилась раньше, чем разговаривать нормально. Но сейчас-то, слава богу, времена другие, гуманные и развитые. Я ему говорю — «Тима, Вальке школу закончить надо», а он мне — «Все, что надо, уже умеет, не мешай, мать, дочку воспитывать», — вздохнула. — Когда за длинным рублем уезжал, что-то о воспитании не думал, а теперь вон как заговорил!
— Мужики, — подвела итог Людмила Ивановна. — Что они понимают? Сейчас наиграется в папашу, еще куда-нибудь усвистит, а Валька опять грустить будет.
— Больше не будет, — не без злорадства хихикнула Зинаида Матвеевна. — Наелась заботы отцовской.
Посетив ванную — их у нас две, «хозяйская» и для работников — я зашел в столовую. Услышавшие хлопки дверью и шум воды дамы успели накрыть на стол: омлет, салат из метапшеницы с помидорами и огурцами — на освоение и применение новых продуктов пашет группа поваров с Земли-1, записывают рецепты, которые потом издадут толстой книгой — какао, а на десерт порезанный на тонкие дольки метафрукт.
— Доброе утро, — поздоровался я.
— Доброе, Андрюша, — улыбкой поприветствовала меня Зинаида Матвеевна. — Садись, кушай. Как поспал?
— Доброе утро, — поздоровалась Людмила Ивановна. — Чистота, порядок, — обвела рукой пространство. — К себе пойду?
Непривычно!
— Конечно, Людмила Ивановна, — улыбнулся я. — Спасибо большое.
Напомнив Зинаиде Матвеевне увидеться в три часа у склада — ожидается новый подвоз гуманитарки — «скандинавка» покинула кухню, через несколько секунд хлопнув входной дверью.
Усевшись за стол, я подвинул тарелку с омлетом поближе.
— Курицы жучиные как несутся-то! — поделилась со мной наблюдениями бывшая опекун. — В день по три десятка яичек, и все как на подбор — ровненькие, красивые, говном не испачканные… — опомнившись, смутилась. — Т-ю-ю, нашла про что за столом рассказывать.
— Я не брезгливый, — улыбнулся я. — И согласен с вами — без говна лучше.
— А твоя спит еще? — с той самой улыбкой, которая появляется на лице всех бабушек и дедушек при знакомстве и общении со вторыми половинами внуков и внучек, спросила она.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Я же ей не хозяин.
— А мне другое говорили, — заметила она и добавила. — И правильно, Андрюша — нельзя, чтобы человек другим человеком владел. Ты ее лучше лаской.
— Попробую, — пообещал я.
— Пойду разбужу, а то стынет, — решила Зинаида Матвеевна и пошла будить Юки.
Не спеша поедая омлет, я послушал ее шаги, стук в дверь, какую-то возню и девичье:
— Ханарэ тэ! [ уходи]
Японского ни я, ни Зинаида Матвеевна не знаем, поэтому бабушка не сдалась:
— Вставай давай, лежебока.
— Ханарэ тэ! — однообразно ответила девушка.
— А по-русски? — постучала бабушка снова.
— Уходи! Я не собираюсь завтракать за одним столом со слугами!
А вот это очень плохо — мы здесь люди простые, деревенские, и у нас не «слуги», а наемные работники.
Поднявшись из-за стола, я пошел к комнате Юки, слушая ответ Зинаиды Матвеевны:
— Ишь какая краля важная тут у нас! Ты сама-то что в этой жизни сделала? В бароновой семье родилась? Я, между прочим, жизнь прожила — долгую, трудную, но достойную! Вот этими вот руками… — увидев меня, она ухмыльнулась и пошла в столовую, шепнув мне по пути. — Ты сильно на нее не ругайся — японка, что с нее взять? Все они там фашисты.
— Потихоньку перевоспитаем, — шепнул я в ответ. — Извините, что вот так получилось.
— Т-ю-ю, да мне-то чего, — отмахнулась бабушка. — Я и не такое слышала.
Мы разминулись, и я постучал в дверь Юки.
— Ханарэ тэ!
— Открой, — попросил я.
За дверью раздался топот, дверь открылась, и передо мной появилась одетая в темно-зеленое кимоно, собравшая волосы в два пучка, стоящая босыми ногами на ковре, «наложница». Сложив руки на животе, она изобразила безукоризненную улыбку и низко поклонилась:
— Доброе утро, хозяин.
Кавай!!!
— Доброе утро, — поздоровался я в ответ. — Лучше просто «Андрей».
— Хай [ да], — она поклонилась снова, выпрямилась и сложила руки на груди.
Простой жест в исполнении Юки выглядел почти частью танца: движения плавные, органично перетекающие одно в другое. Уверен, попробуй повторить эти движения человек из семьи попроще, он бы
