90-е: Шоу должно продолжаться - Саша Фишер
— Но ты же не… Саня может и обидеться… — пролепетал Бельфегор.
— Мне сказали брать с собой только того, в ком я уверен, — я подмигнул рыжему. — Вот я и выбрал. А Саня в последнее время стал человеком для общения сложноватым. Я с ним потом поговорю, надо бы ему немного прицел поправить. А сейчас — просто энджой. Ну и давай знакомиться и дружить со всеми. Нам же надо как-то про будущие концерты договариваться, верно?
Бельфегор несколько секунд обдумывал мои слова, потом энергично кивнул, и мы двинули внутрь.
Внутреннее помещение студии отчаянно контрастировало по размерам с прихожей. Громадное кубическое помещение, высотой в три этажа и здоровенными окнами где-то с середины стены до потолка. На белых стенах — картины. В рамах и без. Судя по единому стилю, автор у них один. По всей видимости, этот самый Шутихин. А стиль… Ну да, я тот еще ценитель художественного творчества. Но раз при первом же взгляде, можно понять, что на картине лошадь или, скажем, бревенчатый домик, значит что-то близкое к реализму. Дальняя часть зала превращена в импровизированную сцену — стоят стулья, громоздкие коробки колонок, инструменты разложены. Ну а остальное пространство студии — это типа зрительный зал. В самой дальней части — стулья, выставленные полукругом, а зрителям с «передних рядов» предлагалось сидеть прямо на полу, что их ни капельки не смущало.
Беглый осмотр показал, что люди тут делятся на две категории. Зрители и «свои». Причем четко обосновать свой вывод я, пожалуй, не смог бы. Казалось бы, все здесь были примерно на одном уровне, но… Какие-то едва уловимые детали все-таки присутствовали.
К своему удивлению, народ здесь оказался не только из патлатых маргиналов. Некоторые имели вид вполне респектабельный, один дядька был даже в деловом костюме и галстуке. Ну и бутылки, конечно. Люди передавали из рук в руки разномастную тару, с безмятежностью «летних детей», не слыхавших ни разу про пандемии, карантины и прочие скучные вещи.
Щелк. Я выхватил из собравшихся первый «центр притяжения» — Евгения Банкина, местного босса и главу рок-клуба. Он что-то вещал, а штук восемь юных «волосатиков» благоговейно ему внимали. Светы-Эклер я рядом с ним не заметил, видимо девочка оказалась не настолько приближенной, чтобы попасть на это элитное сборище. Или просто еще не пришла.
Щелк. Второй «тяжеловес» местного разлива. Ян Уваров, создатель и бессменный фронтмен местной почти культовой группы «Ян и цеппелины». Колоритный персонаж. Здоровенный такой, с квадратной рожей убийцы, длинные патлы вокруг которой смотрелись чем-то чуждым. Вот только, в отличие от других-прочих рок-звезд местного разлива, Янчик был сыном очень богатых и влиятельных родителей, заканчивал уже второе по счету высшее образование, и группу свою сколотил из таких же благополучных деток. Так что внешность обманчива.
Виновников торжества было пока не видно, но ясно, где именно они были. На кухне. Дверь в которую пряталась в темной нише напротив прихожей. И была плотно прикрыта. А входили туда только те, которых я мысленно пометил как «свои».
Никакого цербера на входе, который бы проверял «допуск к телу», я не заметил, так что с невозмутимым видом направился туда же.
Просочился в дверь и оказался на типичной такой советской кухне — стол с нехитрыми закусками, батарея бутылок, мягкий уголок, занятый понаехавшими музыкантами «Папоротника». Дым, как водится, коромыслом. Очкастый солист, имя которого я выяснил еще на рок-фестивале из программки, держал в руках граненый стакан и вдохновенно вещал:
— …говорят во многих местах, где я побывал, — говорил он, дирижируя себе стаканом. — Внутри у каждого человека есть термометр, по которому он может определить, где ему хорошо, а где плохо. Ну так вот, что я хочу сказать, удивительные мои друзья… Всей душой я бы хотел родиться среди вас, в нежном маленьком городе, пропитанном ароматами добра и свободы. А вовсе не в суетной Москве.
Все захлопали и подняли стаканы. В этот момент «очкарик»-Сэнсей заметил меня. Лицо его просияло, и он принялся выбираться из-за стола, расталкивая своих товарищей по группе.
— О, друзья мои, я непременно должен вам рассказать эту замечательную историю, благодаря которой я имел счастье познакомиться с этим незаурядным и, не побоюсь этого слова, гениальным человеком! — у него получилось выбраться, правда в процессе этого часть жижи из его стакана пролилась на штаны его клавишника, но, кажется, это никого не смутило. Сэнсей обнял меня за плечи, снова поднял стакан, призывая всех к тишине. И принялся вещать своим велеречивым медленным слогом нашу про наш героический поход в сортир в «Киневских зорях».
Его слушали и ржали, особенно на истории про дона Хуана и рыбаков.
— Теперь вы понимаете, что я никак не мог не пригласить сюда это сокровище, выросшее на берегах благословенной Киневы! — закончил байку Сэнсей. — И я не понимаю, почему в руке моего дорогого друга до сих пор нет стакана?!
Стакан волшебным образом нашелся. И волшебным же образом наполнился. К счастью, это была не неведомая бормотуха, а вполне удобоваримое белое сухое. Типа алиготе, бутылку я разглядеть не успел. Пить я сегодня особо не собирался, но сейчас был тот случай, когда лучше не отказываться.
Все выпили, загомонили. Некоторые из «своих», торопливо со мной знакомились. Я пожимал руки и старательно запоминал имена и лица. Совсем уж зеленой молодежи тут было совсем мало. Странно, что Банкина здесь не было. Впрочем, иерархию этой компании я пока знал плоховато. Но ведь для этого я и здесь, в частности?
— Пипл ждет нашей музыки! — сверкнув улыбкой, сказал наконец Сэнсей, и музыканты начали подниматься с насиженных мест. А очкарик повернулся ко мне и сказал на ухо то, что я надеялся от него услышать. — После концерта, когда зрители будут уходить, не иди вслед за ними. Здесь еще кое-что намечается. Для совсем своих, ты же понимаешь, о чем я?
Конечно же, я понимал. Так что кивнул со значением, и вернулся из кухни обратно в «зрительный зал».
Бельфегора я обнаружил в компании какого-то бородача и трех девиц хипповского вида. Девицы были совершенно без косметики, с длинными распущенными волосами и хайратниках из цветной тесьмы. Руки по локоть в бисерных и кожаных браслетиках. Тоже вроде бы какая-то группа, но может и нет. Может просто поклонницы творчества «Папоротника», косплеящие его стиль на женский манер.
Музыканты заняли свои позиции, Сэнсей взял микрофон.
— Знаете, когда много выступаешь в одном городе, даже таком многолюдном, как Москва, — заговорил он в своей неспешной, будто заторможенной манере. — То вокруг складывается такая… привычная аудитория. Которая уже знает наизусть все твои песни и байки. Они привычно рассаживаются по
