Серая крепость (СИ) - Гор Александр
32
Похоже, жалобы откупщика на «наглецов» и «смутьянов», обосновавшихся на самой границе Курского княжества, стали бесплатной рекламой для выходцев из двадцать первого века. Поскольку не прошло и двух недель с отъезда Шестака, как с севера появился ещё один небольшой купеческий караван. Возглавлял его мордвин Прошка, мелкий, чернявый и жуликоватый тип, живущий в городке Донков Рязанского княжества.
Торговаться Прошка начал с того, что заломил цены, втрое превышавшие те, по которым отдал товары курский коллега.
— Согласен! — ухмыльнулся Андрон. — Заготовки мечей да ножи отдаю на вес серебра, готовое оружие — на вес золота.
У купчика глаза на лоб полезли.
— За что ж цена такая?
— А сейчас увидишь.
Пока бегали на склад за монгольским хуягом да цепляли его на бревно, поставленное стоймя, один из охранников каравана переснарядил стрелу бронебойным наконечником, выкованным и закалённым из добротной высокоуглеродистой стали в крепостной кузнице. Дважды щёлкнула тетива лука, и Минкин поманил Прошку к «мишени». Охранник хитрил, посылая стрелу со своим наконечником в костяную пластинку, а с предложенной к покупке, в одну из железных, также имевшихся на доспехе. Да вот только получилось так, что сталь их ХХ века пробила преграду и застряла в бревне, а у той, которой он пользовался, лишь самый-самый кончик торчал с обратной стороны пластины.
— Неужто золота за такой товар пожалеешь? Я за твоё мелкое зерно, что ты по цене меди продаёшь, денег не жалею…
— А чего это оно мелкое? — возмутился рязанец.
И Андрон кивнул одному из сопровождающих.
— Вот моё жито. А теперь ты рядом сыпь щепоть своего.
После такого сравнения к паритету цен пришли довольно быстро. Хоть и уезжал Прошка восвояси с нераспроданным воском, наконечниками стрел и грубыми сапогами, размеры которых не подошли никому из обитателей крепости мужеского полу (подошли бы кому-нибудь из женщин, но они нос воротили от такой «халтуры»), но довольный. Рожь и пшеницу всю продал, мёд и льняную холстину тоже, зато железные товары окупят при перепродаже все расходы на путешествие и серебро, «спущенное» на покупки. Ну, а в меню столовой крепости появилось новое блюдо: грибки солёные, пара бочонков которых теперь стояло в «холодном» продуктовом складе.
Сделал он «чудным людям» и подарок, от которого не мог избавиться всю дорогу — брюхатую мелкую сучку, увязавшуюся за караваном в последнем из сёл Рязанской земли. Той, видно, уже подошла пора щениться, да и харчи, которыми угощали животинку кухонные работники, понравились больше, чем объедки караванщиков. Так что мордвин только махнул рукой, когда чернявая, как и он сам, Жучка лишь помахала хвостиком, глядя на выезжающие за ворота крепости сани.
— А ведь, если так пойдёт, то мы с хлебом до следующего урожая дотянуть сможем, — покачал готовой Верзила, тоже вышедший попрощаться с «гостем». — Скоро ведь и Шестак снова должен наведаться.
Но новым гостем Серой крепости стал не курский купец, а измождённый старик, пришедший по льду Дона откуда-то с юга. Его, едва бредущего, заметили рыбаки, ставившие сети в специально продолбленные для этого проруби.
Худого, обросшего, одетого в некогда неплохие одежды невысокого мужчину, шатающегося от голода и усталости, немедленно привезли в городок на санях и первым делом напоили бульоном из готовящегося на обед супа. А потом, отмыв в нежаркой баньке и переодев в чистые одежды, отправили спать в одну из «гостевых» комнат.
Когда же найденный отоспался в тепле, наелся (пока лёгкой пищи, чтобы не угробить его заворотом кишок) выяснилось, что «старику» всего тридцать девять лет. И он таки имеет отношение к купеческому сословию. Не то, чтобы прямое, но… В общем, житель городка Городец Радилов нанялся к монахам, отправившимся «обращать неверных в истинную веру» в низовьях Волги, в «великом городе Саксин, ещё рекомым Семеркент». Нанялся торговать крестиками да ладанками среди новообращённых и уже имевшихся там христиан.
Как оказалось, монахи «не велми ведали» про то, что творится в тех краях, куда шли. Поскольку в низовьях великой реки бушевала война монголов с булгарами и иными степными народами, жившими там до их прихода. Спасло монахов от «безбожных татаровей» только то, что они уважительно относятся к священнослужителям любых религий. Даже препятствовать тому, чтобы те переправились в город, осаждаемый ими третий год, не стали.
В общем-то, и осада была не очень «злой», и купцы иноземные свободно в Саксин плавали по главному руслу Волги. Просто потому, что город стоит на острове, и просто так монгольская конница на него попасть не могла. Так и жил Титша с монахами всё время до этого лета. Только «в нонешнем годе» пришло к городу войск видимо-невидимо. Грозились дождаться маловодья, переправиться на остров «аки посуху» и вырезать всех жителей города, не имевшего даже стен, от мала до велика за восьмилетнее сопротивление.
И ведь дождались! Когда резня шла уже в городских кварталах, бросился Титша в воды Волги. Чудом переплыл главное русло, и из прибрежных камышей, наблюдал, как горит великий город, а монголы, добравшиеся до его другого края, рубят всех, кто им попадётся на глаза.
Немало оказалось и таких же, как он, укрывшихся в кустах и камышах. Говорили они, что дождутся, когда «татарове» уйдут, чтобы вернуться в город и восстановить его. Да только наш герой видел, как рубили одного из монахов, одетых в характерную одежду, и решил возвращаться на Русь.
Строги были монахи, заставляли и его ходить в чёрном с крестом напоказ. Но эта одежда и спасала его несколько раз по дороге к Дону и вдоль него. И монголы щадили, принимая за «служителя урусутского бога», и среди половцев было немало крещённых, которые и помогали ему и едой, и, когда похолодало, одёжкой.
От них-то Тит и узнал о «чудном», но «злом» городке «урусов» на прибрежном холме близ впадения в Дон реки Девица. К нему-то он и шёл, как к ближайшему от половецких кочевий русскому поселению. Дойти, а как уж дальше быть, «Бог подскажет». Ведь нёс он с собой весть страшную.
— Иди, — отпустил его где-то в степи татарский сотник. — И передай князьям вашей веры, чтобы молились за хана Батыя. И урусутским князьям велели покориться хану. Тем, кто не покорится — смерть. Великий Потрясатель Вселенной нам велел покорить урусов, и мы покорим их. Сперва болгаров перебьём, а потом и в их земли придём.
И верил его словам беглец из Саксина, поскольку своими глазами видел, что войск монголы собирают столько, сколько никогда в целом свете не собиралось.
— Знаем мы, Тит Митрофанович, и про планы походов татар на Русь, и про завет хана Чингиза, которого они зовут Потрясателем Вселенной, чтобы не произносить вслух его имя. И про то, сколько их придёт покорять русские земли. И что почти не будет городов, которые они не покорят. Для того, чтобы помочь хоть кому-то уцелеть, и поставили этот городок, — вздохнул говоривший с ним историк.
— Пошто ты меня «-вичишь»? Не князь я какой, а простой хрестьянин.
— Привыкли мы так. Нет для нас разницы, какого рода или знатности человек. Поэтому по отчеству и зовём всякого, уважение проявляем. Мой дед, вон, тоже землю пахал, а все кличут меня Василием Васильевичем. И ты для всех нас — не просто Титша, а Митрофанович.
Прослезился беженец, да тронул руку собеседника, заговорив приглушённым голосом.
— Откроюсь я тебе, Василий Васильевич. К монахам тем я пристал, поелику кат на меня уже топор точил. Тать я лесной был, душегубец. Вот и решил укрыться в дальних землях от смертушки неминуемой да лютой. А с ними будучи, раскаялся я, обет дал никогда в жизни больше не брать в руки оружия, ни единой жизни человеческой не погубить. Постриг хотел принять, даже благословение на службу Господу от митрополита Готского получил, да не успел из-за татаровей проклятых.
— И молитвы ты знаешь?
— Знаю, батюшка Василий Васильевич.
— И как службы проводить?
— И то ведаю, поскольку служкой у батюшки в Семеркенте-городе был. И грамоте да чтению священного писания обучен.
