Путь Могучего. Том 2 - Дмитрий Дубов
Ещё в глаза бросался свет, лившийся из окон неправильных очертаний. Он был неприятного лилового оттенка, поэтому каждое окно казалось порталом в иной мир. Причём, мир ещё худший, чем тот, в котором мы оказались. И лишь после этого я обратил внимание на резные узоры, сами по себе излучавшие невероятную, но чуждую энергию. Такой сложно воспользоваться неподготовленному человеку, именно поэтому наша привычная магия тут и не работала.
Мои спутники медлили на пороге. Они, кажется, тоже почувствовали, что внутри нас ждёт нечто очень злое и хищное. А я понял, что ошибся. Не было там никакого отдельного зверя. Это здание, причудливо изменяющее свои очертания в багровом мареве, и было тем самым злобным хищником, которое желало нас сожрать.
Пока оно просто насторожилось и ждало.
Я сделал шаг вперёд, на высокое крыльцо, тоже изменявшееся и перетекающее, как и всё остальное здание, но в меньшей степени. Было ощущение, что я действительно наступил на что-то живое, и ему это не понравилось. Но с тем же успехом я мог бы наступить на хвост огромному дракону.
Решив не медлить, широкими шагами я взошёл на лестницу, местами становящуюся пандусом, а затем поворачивающую на девяносто градусов, хотя дверь по-прежнему находилась передо мной. Странные тут дела с пространством, конечно, творятся, ну да и пускай, пока они меня не касаются, пускай творятся дальше.
Путь к двери оказался втрое дольше, чем он виделся от подножия лестницы, но всё-таки меня это не смогло запутать, и я потянул за вычурную ручку двери.
Картина, встретившая меня внутри, была призвана воздействовать на психику вошедшего, как сильное угнетающее средство. Абсолютно все стены, а также пол и потолок были покрыты зеркалами…
Вот только отражалось в них совсем не то, что должно было отражаться. Я назвал это обратной зеркальной проекцией. Так я ни за что не смог бы увидеть своё лицо и заглянуть в собственные глаза. Глядя на зеркальную стену, я видел собственный затылок и заднюю часть живоглота. Повернувшись в другую сторону, видел снова затылок. А глянув в потолок, я увидел подошвы собственных ботинок. Наверное, даже не стоит упоминать, что в полу отражалось моё темечко.
На самом деле это жутко дезориентировало и даже откровенно сбивало с ног. Мне пришлось закрыть глаза, сделать несколько вдохов и выдохов, запретить себе смотреть на стены, и только после этого я открыл глаза и смог следовать дальше.
Вообще вкупе с лиловатым внутренним освещением, казалось, льющимся прямо из зеркал, обстановка просто уничтожала. Мебели тут практически не встречалось. А если и появлялись некие элементы интерьера, то даже угадать, для чего они могли бы служить, у меня не получалось.
— Осторожнее, — проговорил я последовавшей за мной Анне. — Этот дом призван убить любого, кто окажется внутри него.
— Оставь надежду всяк сюда входящий, — словно привидение проговорила императрица, после чего зажмурилась и повторила те же действия, что и я до неё. — Такое ощущение, что это просто концентрация зла.
— Не зла, — я помотал головой, потому что злом это было лишь с нашей точки зрения, а сущность этого дома лишь защищалась от всего того, что могло прийти извне, типа нас. — Скорее, кровожадности и желания убить.
— А это разве не зло? — хмыкнула Анна, вопросительно глянув на меня, словно столкнулась с чем-то нетипичным в моём поведении. — Как по мне, так это именно оно и есть.
— Только для нас, — я пожал плечами и развёл руками. — Смерть и кровожадность — непременные составляющие любого развития. Вот если бы совершенствования любой отдельной части мироздания не предполагалось бы, тогда и умирать было бы ни к чему.
— Чудны мне твои слова, — нахмурившись, проговорила императрица, но тут наш диалог прервали остальные спутники, преодолевшие лестницу.
Борис охнул и закрыл глаза руками. Оболенский сделал примерно тоже самое, только ещё рухнул на зеркальный пол на колени. А вот Голицын на удивление даже не вскрикнул, а принялся озираться по сторонам.
— Кажется, в этой гардеробной кто-то зеркала спьяну устанавливал, — пробурчал он и, достав из внутреннего кармана увесистую флягу, сделал глубокий глоток. — Вот, что значит, без контроля государства строить.
И тут до меня дошло, что у полковника, оказывается, неплохое чувство юмора. Только мрачное.
— Все могут идти дальше? — спросил я, оглядывая спутников, которые потихоньку приходили в себя. — А то можете подождать снаружи.
Нет, я отдавал себе отчёт в том, что разделяться сейчас — очень плохая идея. Однако полагал, что не все смогут нормально себя чувствовать в подобном антураже.
— Я в норме, — ответил Борис, стараясь смотреть прямо перед собой. — Но, возможно, мне понадобится некоторое время для адаптации.
— Я тоже, — проговорил Оболенский, поднимаясь. — Но это, конечно, очень жестокая шутка.
Я не думал, что это шутка. Вряд ли, положив голову в пасть ко льву, ожидаешь, что он тут же начнёт выступать со стендапом. Эти зеркала — слюна монстра, которым является это здание. Так он начал нас потихоньку переваривать.
По извилистой лестнице, которая в какой-то из своих прошлых жизней была винтовой, но потом повстречалась с кошмарами Эшера, мы стали подниматься наверх. На то, чтобы подняться на третий, как мне казалось, этаж, потребовалось не так уж много времени, но мы оказались до предела вымотаны постоянными подъёмами и спусками, неравномерными ступенями, искривлённым пространством.
Сложно подниматься, когда человек, идущий сразу за тобой, в это же самое время висит у тебя над головой макушкой вниз. Странные, одним словом, впечатления.
Но главное, что мы дошли, и ещё, что совсем скоро нашли наших. Тут было семнадцать человек. Большинство из них были без сознания или даже умерли. По крайней мере двое боевых магов из свиты императора не подавали признаков жизни.
В сознании находились только Пирогов и Воронцов. Первый придумал для себя какой-то очищающий воздух фильтр и смог работать. Второй же, кажется, приспособился к отравленному воздуху, словно и не замечал его. Оба они были заняты примерно одним и тем же. Пирогов переходил от одного пленника к другому и не некоторое время давал ему возможность дышать очищенным воздухом.
Дыма тут было не в пример меньше, чем на улице, но всё-таки для человеческого организма эта смесь подходила мало. В ней было слишком много угарного газа и слишком мало кислорода.
Увидев нас, Пирогов с Воронцовым сначала замерли, а затем переглянулись. И я заметил,
