Алиса (СИ) - Варава Алевтина Ивановна
К началу августа с ней почти никто даже не здоровался.
Правда, у этого сомнительного положения имелся один значительный плюс: проблема с домогательствами на работе решилась сама собой. Слава, похоже, брезговал, памятуя отвратительную сцену с заваленной «наркотой» постелью, а остальные не хотели иметь с Алисой ничего общего вовсе.
Увы, в отеле приходилось проводить очень много времени, и остракизм давил на психику. Работы действительно было мало, и целые часы Алиса сидела, уставившись в телефон и делая вид, что не замечает опалы. И непрерывно кусала губы под буйосетой: столько драгоценных часов, которые можно было провести вместе с Пашей, тратятся тут на бездарное протирание штанов.
Но она не могла потерять работу. Не могла разозлить этим Майю, от которой, скорее всего, зависела Пашина жизнь.
Ранка на его боку, оставшаяся на месте операции, не затягивалась, хотя шов там, где вырезали аппендицит, начал белеть и давным-давно не кровил.
Место же удаления базалиомы незадолго до второго курса химии воспалилось, и кожа там стала подгнивать. Если они с Пашей лежали в кровати полностью раздетыми, Алиса чувствовала отчётливый неприятный запах, от которого в жилах стыла кровь.
То, что болезнь стремительно прогрессирует, было видно невооружённым глазом.
Алисе начало казаться, что мегерины усердные поиски нового администратора как-то влияют на ситуацию. Непонятным чарам нужно откуда-то брать энергию, чтобы противодействовать растущему напору Майиной матушки, и они тянут жизненные соки из Паши.
Это очень походило на бред, но с каждым днём темнеющие всё дальше вокруг впадины раны края кожи убеждали Алису больше и больше.
Десятого августа Паша снова лёг в стационар на второй курс химиотерапии.
Без него дома у Майи стало пусто и тоскливо. Алиса старалась теперь в квартире только спать и готовить, проводя все вечера в палате человека, которого, кажется, начала любить по-настоящему.
А гниющая язва на его боку росла и росла…
Первые после возвращения Паши на стационарное лечение выходные дались с особенно большим трудом. В больнице пришлось вручить взятку, чтобы разрешали посещать пациента долго и часто, но сидеть около него сутками всё равно не позволялось.
Во вторник приезжала Маринка, наконец-то спровадившая сестру к матери.
Будущей звезде эстрады запретили выходить из дома, приобрели для похудения беговую дорожку, а еду выдавали строго под контролем. Ей грозил диетцентр, если состоится новый побег или какая-то провокация. Марина жаловалась, что получает лавину голосовых и текстовых сообщений с угрозами и обещаниями суицида.
— Всё равно придётся выпустить её в сентябре, когда начнутся школьные занятия, — стенала Майина подруга. — Не знаю, что тогда будет. Ополоумела в край. Тараса пришлось к бабушке отвезти, потому что она постоянно орёт и барабанит в дверь ногами. Дурдом какой-то.
Об отношениях с Пашей Алиса так ничего подруге и не рассказала. На всякий случай. Ведь в её планах связь с ним с началом осени продолжится не у Майи. И значит, о романе лже-Майи с Пашей лучше знать как можно меньшему числу людей.
Но вот как это всё провернуть, она пока не знала.
В среду Алисе предстояло обучать стажёра. Откуда мегера выдрала этого паренька оставалось неясным, но он не только дошёл невредимым до собеседования накануне, но и явился вовремя на рабочее место.
Георгий был полноватым очкариком, глядя на его стыдливо-удлинённую и слишком жаркую для лета одежду, Алиса подумывала о том, что «сменщику» прямая дорога на сцену. Но о таком скромняга-Жора грезил навряд ли.
Он продержался до перерыва, и успешно вернулся за стойку, посетив пищеблок. Тогда Алиса совсем уж напряглась. Позвонила Паше (уверенность в связи болезни и чар, изгоняющих администраторов, к этому времени стала уже железной), но у того всё было не хуже, чем обычно.
Алиса мрачно ждала результатов беседы Жорика со Славой. Они обсуждали условия работы, к которой первый должен был приступить с завтрашнего дня, уже почти час.
Алису не так пугала перспектива стать проституткой, как ослабевание магии заблокированного вордовского документа. Что, если он и Пашу в конце лета не исцелит? Раз уж мегера смогла одержать верх над колдовством за какой-то месяц усердия.
Но всё оказалось в порядке.
Ну то есть как… Бедолагу-Жорика увезли на «скорой», а кабинет Славы отмывали до ночи все пять уборщиц одновременно, ибо у несчастного почти что нанятого соискателя вдруг началась неудержимая и очень жёсткая диарея.
Мегера потом сообщила ледяным голосом, что он оправился, но, конечно, после такого стыда (невзирая на публичные унитазы, все болезни, связанные с работой кишечника, считались очень зазорными) ни за что не придёт в отель снова.
Увы, каждый второй сотрудник был теперь уверен в том, что Алиса, то есть Майя, Жорика отравила. И мнения разнились только в том, как «эта стерва» провернула подобное. Самые злобствующие предполагали, что бесстыдная дрянь не погнушалась залезть в его рюкзак и насыпать чего-то в контейнер с обедом.
Короче говоря, этот засранец совсем не прибавил Алисе сторонних симпатий.
Идя в тот вечер домой, а с переездом в квартиру Майи она вернулась к пешим прогулкам и все свободные деньги отдавала на растущий список медикаментов, Алиса искренне бедолаге-Жорику сочувствовала. Вот уж ничего не скажешь, попал под лошадь. Всю жизнь, небось, помнить будет.
Алиса не спешила — в больнице проводили какую-то санитарную обработку, и посещения в этот день отменили. На полпути к дому к Алисе подбежал запыхавшийся взволнованный мальчишка лет девяти.
— Тётенька! Тётенька, помогите, пожалуйста! — загудел он в грязную, чем-то измазанную, буйосету. — Там котёнок на ветке, слезть не может. Я не достаю, забраться не могу, — мальчонка предъявил исцарапанные голени. — Спасите его, пожалуйста! Ему страшно!
— На дерево не полезу, — предупредила Алиса, покорно устремляясь за сорванцом во двор.
Он шмыгнул вбок, в узкий проход между гаражами.
— Сюда! — крикнул малец.
Но, когда Алиса вышла из узенького коридорчика, стало понятно, что никаких деревьев там нет. И мальчик уже сверкал пятками метрах в ста, она успела увидеть, как он скрылся за поворотом дома прежде, чем тощий жилистый парень в чёрной буйосете схватил её чуть выше локтя и рванул в сторону.
— Приплыла, рыбка, — гоготнул второй отморозок в спортивном костюме, и, нагнувшись перехватил Алисины ноги раньше, чем она успела сообразить, что влипла.
Алиса заверещала, но среди гаражей никого, кроме этих уродов, не было. Первый уже держал пойманную жертву под руки. Она извивалась на весу, как уж, но вырваться не получалось.
Словно в ночном кошмаре увидела Алиса, как открываются ржавые ворота одного из гаражей и на свет появляется третий гопник, в кроссовках, майке, буйосете и без штанов. Его вялое, заросшее рыжими волосами хозяйство, впечаталось Алисе в мозг, придавая новых сил. Но, как она не дёргалась, освободиться от рук отморозков не удавалось.
Двое парней затащили её в гараж, и голый насильник закрыл дверь.
— Не ори! — рявкнул жилистый, выпуская её руки и сильно дёрнул за волосы. — Хуже будет.
— Ща мы тя поучим уму-разуму! — гоготнул тот, что был одет в спортивный костюм, и расстегнул молнию кофты.
Первый чем-то щёлкнул, и Алиса в ужасе увидела в его руках нож.
Кричать она перестала.
Сидела, ни живая ни мёртвая от ужаса, задницей на неровном бетоне.
Вооружённый гад отпустил волосы и рванул с лица жертвы буйосету. Второй возился со своим поясом. Голый оставался в стороне и ржал, ожидая очереди.
— Это — урок вежливого поведения. Его получают те, кто считает себя самым умным, — предупредил насильник с ножом.
— Вкусно кормишь начальничка? — прибавил тот, который раздевался. — Хорошо устроилась? Сейчас мы сделаем тебе ещё получше!
Услышав звук расстёгивающейся молнии, Алиса зажмурилась и отпрянула, вжалась в ноги второго урода. Сердце бешено колотилось.
