Балтийский ястреб (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
Да, скоро уже март, дел я успел наворочать много. В мире все явственнее ощущается надвигающаяся война. Теперь уже никто не спорит со мной, все понимают, к чему ведет логика событий. Потому и новый бюджет Морского ведомства принят спешно со значительными изменениями. И режим предельно упрощенного принятия решений без лишней бумажной волокиты введен. И контроль за исполнением статей расходов строжайший. Лично этому уделяю время в ежедневном режиме. А что делать. Воруют, как не в себя. И плевали на то, что впереди война.
Да… А тут, у моряков, совсем другая история. Учатся, стараются. Молодцы. И недавние назначенцы из мичманов и гардемаринов не отстают, вкладываются от души, благо, пороха я приказал не жалеть.
Глава 16
15 марта 1854 года Франция и Британия объявили России войну. Но императорский манифест был зачитан в церквях по всей стране только в день Пасхи — 11 апреля. Сам Николай, выходя к придворным и семье, был в этот день особенно мрачен. Вполне вероятно, что, вспоминая о предшествующих событиях и своих действиях в них, он ощущал недовольство собой, как человек, допустивший немало просчетов и недостаточно мудро действовавший в столь грозных обстоятельствах.
Впрочем, весть эта была встречена всеобщим воодушевлением. Даже крайне далекие от политики люди вдруг ощутили себя патриотами. Противникам припомнили все. Англичанам их двуличную политику, французам нашествие «двунадесяти язык» и сожженную Москву. До погромов французских модных лавок и уничтожения английских товаров дело, слава Богу, не дошло. Все-таки, при первом Николае в стране был порядок!
Не осталось в стороне и высшее общество. Именно в эти дни русский дипломат Федор Тютчев писал своей жене: «Давно уже можно было предугадывать, что эта бешеная ненависть — словно ненависть пса к привязи, — ненависть, которая тридцать лет, с каждым годом всё сильнее и сильнее, разжигалась на Западе против России, сорвётся же когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал. То, что на официальном языке называлось Россией — чего уже оно ни делало, чтоб отвратить роковую судьбу: и виляло, и торговалось, и прятало знамя, и отрицало даже самоё себя, — ничто не помогло. Пришёл-таки день, когда от неё потребовали ещё более яркого доказательства её умеренности, просто-напросто предложили самоубийство, отречение от самой основы своего бытия, торжественного признания, что она не что иное в мире, как дикое и безобразное явление, как зло, требующее исправления».
Похожие мысли царили в головах многих представителей элиты Российской империи. В том числе и моего ближайшего окружения, сформированного по большей части из скрытых карбонариев, ну или просто либералов-«константиновцев» грядущей эпохи освобождения от крепостного права. Люди они, к слову сказать, по большей части неплохие, но, что называется, «страшно далекие» от реальной жизни. Добрая половина свято уверена, что стоит ввести в России конституцию и свободу торговли, как все само собой наладится. Так сказать, рынок порешает, все хорошее расцветет, все плохое самоликвидируется…
Но вот я-то, черт возьми, как раз ни разу не либерал! И задачи осчастливить всё человечество передо мной не стоит. Для меня главное доказать всем, включая самого себя, что флот для России не дорогостоящая игрушка ее правителей, а жизненно необходимый инструмент, которым можно и нужно правильно пользоваться!
Получится ли? Бог весть… Но, как-то само собой сложилось, что вокруг меня сплотилось множество талантливых, искренних и, что самое главное, дельных людей. С которыми не то, что горы свернуть, всю историю вспять повернуть можно! Россия буквально полна сдерживаемой до поры энергией, готовой выплеснуться наружу весенним половодьем на всю степную ширь. И все, что нужно — направить этот могучий поток в нужное русло.
Время, отведенное мне неведомыми силами на подготовку, закончилось. И несмотря на все старания и массу приложенных усилий успели далеко не все. Что ж, такова судьба моей Родины во все времена и при всех любых правителях. Что не успели — придется доделывать по ходу боевых действий. Благо, обстоятельства нам благоприятствовали. Несмотря на то, что свою эскадру из 17 вымпелов, включая 8 линкоров, 4 фрегата и пять небольших пароходов, англичане вывели в море еще 11 марта, но по факту до Киля они добрались только в конце месяца.
Враг готовился к противостоянию с Россией очень серьезно. В Лондоне и Париже никаких иллюзий не было. Они осознавали, насколько сильна русская армия. И опасались нас даже больше, чем мы того заслуживали, признаюсь честно.
К Ганге британский флот подошел 17 апреля, но Финский залив медленно очищался ото льда, и вице-адмирал Чарльз Нейпир повел свою эскадру к берегам Швеции. В этом маневре имелся еще и тот умысел, что Лондон жаждал убедить шведов вступить в войну с Россией. Расчеты британцев были на вербовку достаточного количества пушечного мяса — из поляков, которых активно подталкивали к началу восстания против Николая I, и шведов, уже не единожды битых русским оружием. Кроме того, рассчитывали и на финнов. И в этой сложнейшей ситуации правительству в Санкт-Петербурге требовалось много ума и стойкости, чтобы не допустить такого развития событий.
К счастью для нас (а скорее всего и для них), ни поляки, ни шведы воевать не захотели. Что же до финнов, стесненных после появления вражеского флота в морской торговле и рыболовстве сверх всякой меры, то они не только не возмутились против российского владычества, но решительно встали против захватчиков в этом масштабном, охватывающем значительную часть мира от Тихого (тогда именовавшегося Восточным) океана до Балтийского, Белого и Черного морей, противостоянии. Впрочем, все это стало известно гораздо позже.
Так что, пока эскадра сэра Нейпира осторожно крейсировала по Балтике, мы использовали каждую минуту, чтобы завершить свои приготовления и встретить врага во всеоружии.
Что считать датой рождения корабля? Закладку на стапеле или, быть может, вступление его в строй полностью оснащенным и укомплектованным. Или же спуск на воду? Сегодня мне предстояло участие именно в этом мероприятии. Финский залив и Нева совершенно очистились ото льда, подготовительные работы окончены, экипажи сформированы, и даже враг уже появился. И только наши канонерки все еще стояли на берегу. Впрочем, сейчас мы это исправим.
Если бы дело касалось линейного корабля или фрегата, случилась бы пышная церемония, с присутствием государя и свиты, торжественным молебном, салютом и прочими празднествами. Но отец занят смотром гвардии, придворные сидели как пришибленные, а отцы церкви молились об одолении супостата. Может, оно и к лучшему.
В общем, все обошлось без помпы. Присланный преподобным митрополитом Никанором священник прочитал все положенные случаю молитвы, окропил святой водой корпуса лодок и усердно крестящихся строителей. Досталось и официальным лицам, то есть мне, фон Шанцу, Путилову, Головнину, новому командующему кронштадтским гарнизоном Граббе и всем остальным, кто имел неосторожность приблизиться.
— По обычаю полагается разбить о борт спускаемого корабля бутылку шампанского, — пошутил находившийся в приподнятом настроении адмирал.
— Полно, Иван Иванович, — хмыкнул я в ответ. — У нас сегодня полтора десятка корпусов, да завтра еще восемь. Хотите оставить столичные магазины без продукции Клико? К тому же бутылки у них крепкие, не приведи Господь, сразу не разобьются, пойдут слухи, вспомнят про приметы… оно нам надо, эти суеверия поощрять?
— Что же, совсем без празднования обойдемся?
— Отчего же. Как человек русский и истинно верующий предлагаю всем участникам обойтись водкой. Но только по завершению операции. У вас все готово?
— Так точно!
— Тогда с Богом!
Получив разрешение, адмирал энергично махнул рукой, после чего рявкнула маленькая сигнальная пушчонка, затем послышались звуки ударов, и скоро первая канонерка заскользила по смазанному салом настилу к воде. Прошло несколько томительных секунд, и вот будущий боевой корабль оказался в стихии, для которой и был предназначен.
