Корела (СИ) - Романов Герман Иванович
— Не совсем так, если мы начеканим копеек из никеля, и свободно будем обменивать на наши ефимки и червонцы из доброго злата-серебра, то какая тут порча? Вот только копеечки нужно будет делать на совесть, на станках, а не в ручную. Чтобы их другие «умельцы» подделать не смогли, понимаешь? И состав сплава в секрете держать — никель ведь мало где встречается, а у нас он есть, а потому караулы на тех местах выставим. И деньги из него только у нас ходить будут — вывозить их запретим настрого. Остались после торга — пусть купцы иноземные меняют на серебро и золото, или товар покупают на остатки. Но монетки сии тебе предстоит сделать красивыми, как эти — и не подделают, и доверие вызывать будут…
Новгород был окружен валами и башнями Окольного города, достаточно мощными сооружениями большой протяженности — на западной, Софийской стороне 4 км стен и 20 башен, на восточной, Торговой — 23 башни и 5 км оборонительного периметра. По своим размерам уступал только Первопрестольной, а Рига с Ревелем могли нервно курить в сторонке…
Глава 45
— Ни тебе государя нашего «корельским вором» срамить, Ванька, а то укорот на голову тебе живо сделаем, и не посмотрим, что посол. Ишь, правдолюбец сыскался, — голос Мнихи был гневен, чуть дрожал от сдерживаемой ярости как натянутая струна. И стал язвительным, дерзким:
— Бориску Годунова вы ведь царем признали, а он корня татарского, от мурзы. И вы боярство родовитое, князья-рюриковичи, себя его холопами признали, тьфу на вас всех. А потом Лжедмитрия приняли, ниц перед ним стелились. А как убили подло, так сказку придумали про Гришку Отрепьева. И Ваську Шуйского царем избрали, а тот Корелы нашу свеям отдал и вы, бояре, тут приговор свой вынесли. Так кто вы после этого в глазах всей земли Новгородской — изменники, и вы, и царек ваш. А половина вас добрая к «тушинскому вору» бегала за милостями, хотя тот рылом своим на убитого «Димитрия» совсем не походил. Стыд и срам вам великий, боярство московское, совести ни на грош у вас нет! Тьфу! И не смотри на меня так Ванька — ты главный изменник и срамник — кто к гетману Жолкевскому бегал, планы царские выдавая? Ты, тать и бегал, тварина! Ты поляков в Москву привел и королевича Владислава на престол с другими боярами пригласил. Смотрите, новгородцы — вот из московского боярства сей муж, воеводой в Новгород «семибоярщиной» поставлен, требует, чтобы Москве тут все покорились. Ну что, согнете выи свои под хомут московский…
— А ты, Мниха, давно ли новгородцем стал, что за всех ратуешь? Подручником ходил сам недавно…
— Я рожден был удельным князем, а не холопом царским как ты! Отец мой Никита Романович с сестрою своей княгиней Старицкой, казнен был по приказу царя Ивана, но себя холопом его не признал. Потому удел наш венценосный кат себе отписал, а вы бояре, тогда всем под ним ходили, в опричнине многие числились. Впрочем, молод ты тогда был, щенок еще, что тебе помнить, если молоко на губах не обсохло. Потому вправе я к государю любому отъехать и службу свою предложить по праву древнему. И выбрал племянника своего, короля Ливонского по отцовскому наследию, великого князя Корельского по призванию на престол! Той самой Корелы, от которой царь Василий и бояре московские отказались, а государь Владимир Магнусович под свою руку державную взял и оборонил.
— И свеев наш государь, на вече новгородском выбранный, одолел — Выборг приступом взял, и Олафборг с ним, и финские земли Саво и Хяма его великим князем признали, и покровительства попросили. И вся Ижорская землица, что под «тушинскими ворами» была давеча, ему присягнула по доброй воле, и из Ладоги свеи ушли, и она с Орешком также присягнула. И «Господин Великий» Псков государем своим его признал и великим князем. Так что по старине тут решили жить — я тебе, боярин, от имени всего «Господина Великого Новгорода» реку. Раз Москва королевича Владислава призвала на царство, то присягу мы складываем с себя, и впредь мы сами, и дети наши, внуки с правнуками, от нее свободны. А посему вправе в вечевой колокол бить. И власти над нами ни семь бояр, что объявили себя правителями, ни царь польского корня, католик, над нами больше не имеют! К вольностям старинным мы вернулись, жить по ним дальше будем, и покоряться боярству московскому не желаем!
На всю палату раздался спокойный голос боярина Мишинича, одного из немногих, что до сих пор проживал в Новгороде, и принадлежал к фактически истребленному Иваном Грозным старинному роду. Таких потомков сейчас сидело в палате половина — со времен Ивана III с города постоянно выселяли представителей старой аристократии, конфисковав у всех них обширные владения. Последними, в свою очередь, наделяли московское боярство и служилое дворянство — Московские цари создавали слой вотчинников, полностью от них зависевших. Но те из них, что получали поместья близь города, предавались «вольности» — ничего не поделаешь, старинный уклад.
— Я ведь, бояре, хорошо помню, что творило опричное войско и царь Иван Васильевич сорок лет тому назад в Новгороде и на его землях. Дядьку моего боярина Федора Дмитриевича Сыркова прилюдно мучили, и нас малых тогда, заставили на муки смотреть. Его в ледяную воду окунали, потом живьем в котле сварили. И видение ему было пред смертью, что самого царя видел, как того в аду черти варили. А потому скажу тебе сразу, боярин Салтыков — вы москвичи примучивали нас долго, казнили, лютовали и обирали — не верим вам больше, поди вон. Лишь вся земля русская царя выбирать должна, и оный, на престол взойдя, должен уговор дать и клятву дать — мучительству людей не предавать и в согласии с ними править. А не даст коли — такого царя нам не надо, не дети малые, сами жизнь свою устроим. Сейчас у нас государь добрый и с войском — в обиду нас не даст!
— Так его, Никита Иванович, хватит. Все беды от борского правления!
— Пусть вон идут со своими укладами — у них Москва есть, там и устраивают, а тут Господин Великий Новгород.
— Все должно быть по ряду, по уговору — самовластцы не надобны!
— Как вся Земля царя выберет, а не одна Москва, так и мы будем. Но царя из московского боярства теперь никогда не признаем!
— Опричнину помним хорошо, и казни — «доброту» царскую!
Владимир слушал с каменным лицом, положив руки на подлокотники кресла. И было ему на душе тоскливо — за эти дни горожане ему много обид, причиненных московским боярством, поведали. А потому пришлось пойти на крайние меры — лишил всех вотчин росчерком пера. А вот служилых помещиков не тронул ни одного — те основа войска, причем «нового типа». Армию нужно создавать постоянную, с запасом подготовленных ратников, и вооружить соответственно. Тогда никакой враг не страшен!
Седьмицу тому назад он говорил с прибывшим от короля Карла молодым генералом Горном. Пока войну решено не начинать — шведы предлагали договориться по-хорошему. Все зависит от того, какой приказ Делагарди получит — неужели на штурм Новгорода пойдет, и Стокгольм просто их всех обманывает, время выгадывая?
И вот еще Москва. Сейчас момент удобный для сведения старых счетов наступил. Смута продолжается, королевичу Владиславу категорически отказались присягать все новгородские земли, а выбрали правителем и государем его, по «ряду». Хотя все жители прекрасно понимали насколько чревато нехорошими последствиями это решение…
Московские ратники с боярами вывозят из Новгорода вечевой колокол. Такие тогда были времена — «вольности» сразу отменяли, про автономизацию и федерализацию слыхом не слыхивали, даже слов таких не знали…
Глава 46
— Не стоит нам спускать новгородцам, Якоб. Король приказал отводить отряд, если силы русских значимы — но я таковых не видел. Сам город переживает не лучшие дни — множество домов пустыми стоит, брошенными, так что оборонять стены некому. В боярских усадьбах и церквах много чего ценного найдем, да добра всякого хватит. Так что будет, чем нашим наемникам жалование выплатить, а то солдаты Делавиля волками смотрят.
