Форсайт - Сергей Лукьяненко
Миша тем временем достал свой смартфон, вывел картинку и показал нам. Изображение было маленьким, но чётким.
— Посветлело, — обрадовалась Саша.
— Камера усиливает, — разочаровал её Миша. — Нет, тучи опускаются.
— Никита, у вас какое оружие? — спросила меня Саша.
— Никакого.
Она нахмурилась.
— Есть «Вал», — успокоил я её. — Даже два. И патроны. Из тайника Григоряна достали. А так мой ходит с ножиком.
Саша покачала головой с таким видом, будто я сообщил, что хожу без штанов. Пробормотала:
— Странный вы, Никита...
Ко мне она упорно общалась на «вы», как и в нашем времени.
— Да, мы все такие, — согласился я.
Заглянул в смартфон к Мише. Камера и впрямь вытягивала свет, но было понятно, что тучи уже метрах в тридцати над землёй — верхние этажи домов погрузились в тёмно-серую вату. Красного свечения в тучах совсем не осталось, зато чёрные тени мелькали, будто голодные рыбки в аквариуме.
— Мне это не нравится, — сказал Миша. — Никита, помогай.
Он отложил пулемёт, смартфон отдал Лене. И мы, не обсуждая и не сговариваясь, начали сдвигать стеллажи, прикрывая ими стену с окнами и дверь.
— Если пробьют решётки и железо, то эти шкафчики не помогут, — заметила Саша. Уточнять, кто именно пробьёт, не требовалось.
— Зато баррикада, — спокойно сказала Лена. — Стрелять нам не помешают. Саша, ты бы взяла автомат?
Саша вздохнула, но бережно положила винтовку на кровать и потянула к себе один «Вал». Второй взял я.
— Леночка, ты осторожнее, если что, — как-то туманно сказала Саша.
— Вообще не собираюсь, — так же уклончиво ответила Лена и похлопала по своему автомату. У неё был обычный АК-19. Впрочем, от добра добра не ищут.
— Чай поставить? — спросил Миша. — Есть газовая плитка.
— А вентиляция? — поинтересовалась Лена.
— Тоже есть, — он кивнул под потолок, на забранное решёткой отверстие, где застыли лопасти вентилятора.
— Не стоит, Миша. Мы тут быстро надышим. Надо будет, я... так вскипячу.
Я подошёл к ней, наклонился, обнял.
От Лены, как ни странно, пахло шампунем. От кресла — старой кожей и машинным маслом, будто от дорогого автомобиля. Впрочем, для неё эта колымага дороже любой машины.
— Совсем уж темно, — пожаловалась Лена.
На экране мобильника и впрямь сгустилась чёрная муть, в которой едва-едва угадывались какие-то тени.
— Ночного режима нет? — спросил я.
Но Миша даже не успел ответить. На экране вдруг проступило лицо — самое обычное человеческое лицо, безусое, молодое, во тьме кажущееся неестественно, снежно белым. Изображение дрогнуло и заколебалось.
Одновременно провод, тянущийся к пауэрбанку, дёрнулся и стал уходить в стену. Аккумулятор упёрся в кирпич, заелозил, потом что-то тренькнуло, и он, отскочив, упал на пол. Из серой коробочки торчал штекер с обрывками проводков. Сигнал на экране пропал.
— А они умные, — сказала Лена. Она даже не вздрогнула и не вскрикнула, зато я отшатнулся от телефона, когда появилось лицо. — Понимают, что такое камера.
— Да кто они такие? — выкрикнул Миша. Мне не понравились нотки паники, промелькнувшие в голосе.
— Летающие твари. Дядька их стражами называет. — Лена отложила бесполезный телефон. — Никто их вблизи не видел.
— Или видел, но уже не расскажет, — мрачно сказал Миша. Пулемёт висел у него на шее, он держал его наизготовку, будто лихой коммандос из боевика. — Ну пусть попробуют, сунутся...
На крыше стукнуло. Громко, вряд ли такой звук могли оставить босые ноги. Потом загрохотало — будто вразнобой били палками и отплясывали в тяжёлых ботинках.
— Летающие существа должны быть лёгкими, — сказал Миша. У него по лицу пошли красные пятна. — Они не могут быть тяжёлыми!
Я подумал, что существа размером с человека и с размахом крыльев в три-четыре метра вообще не могут летать. Тем более часами, не спускаясь вниз, помахивая крыльями лениво, будто приличия ради. Но говорить вслух не стал.
Миша это и сам понимал, он умный мальчик.
Дверь вздрогнула. Её несколько раз рванули наружу, потом принялись долбить внутрь. Дверь восприняла это как-то спокойно, подрагивала, но держалась крепко.
— Как в кошмарном сне, — прокомментировала Саша. — Они ведь точно к нам пришли!
Грохот на крыше прекратился. Через несколько мгновений и дверь перестали дёргать.
Если бы я страдал оптимизмом, то решил бы, что небесные взломщики сдались и отступили. Но в форсайте нет поводов для оптимизма.
Несколько минут мы простояли, сжимая оружие. Вокруг царила тишина. Потом мы услышали голос — человеческий, отчаянный, срывающийся на визг. Кажется, женский и немолодой.
— Пустите! Пустите! Я не смотрела в зеркала! Я ничего не делала! Пустите!
Голос приближался. То срывался на визг, то переходил в невнятное бормотание, то начинал выкрикивать своё «пустите».
— Ах вы ж суки... — прошептала Лена. Крутанула колёса, развернув ко мне коляску.
Я смотрел на неё и не знал, что сказать.
— Нет... — Лена помотала головой. — Нет, мы не выйдем. Мы же не выйдем, ребята?
Голос теперь раздавался у самой двери. Потом резко стих, будто кричавшей зажали рот.
А потом в дверь постучали.
Вежливо и негромко, словно одним пальцем.
Тук-тук-тук.
Пауза.
Тук-тук-тук.
— Убирайтесь, мы не станем выходить! — крикнула Лена.
Снова короткая пауза.
Потом женщина снова закричала. Истошно, пронзительно. Крик удалялся...
А потом очень быстро стал нарастать — и рядом с дверью что-то тяжело и влажно упало.
Крик прекратился.
Лена закрыла рот руками, по лицу у неё текли слёзы.
— Она бы к нам не вышла, — сказала Сашка жёстко. — Лена, она бы не вышла. И мы не должны.
Миша стоял, пулемёт в его руках подрагивал, но он молчал.
Потом вдалеке снова раздался крик. Тоненький, будто кричала девчонка.
— Суки... — прошептал Миша. Повернулся ко мне: — Никита, они Нюру тащат. Её голос!
— Нюра — это та, что чуть не съела Никиту? — уточнила
