Звезда заводской многотиражки 4 (СИ) - Фишер Саша

— Скажите, а у вас есть ежедневники? — спросил я у кассирши.

— Чего? — кассирша приподняла тоненькие дугообразные брови ниточкой. Кажется, не потому что она действительно не поняла, о чем я спрашиваю, а просто удивилась, что я вообще задал вопрос. Мол, юноша, вы тупой что ли? Ассортимент на прилавке, берите что надо, и топайте отсюда.

— Ну, такой блокнот с календарем, — объяснил я, игриво улыбаясь. — Чтобы дела разные записывать. А то забываю постоянно...

— На той неделе выбрасывали, — ответила она. — Красивые такие, в кожаном переплете.

— Может быть, остался хоть один, а? — я облокотился на кассу и заглянул девушке в глаза. Взгляд ее смягчился. Эту науку я уяснил еще в свое время. Когда сталкиваешься с человеком с синдромом вахтера, не надо пытаться его перехамить, ерунда получится. Ему чем больше оказываешь сопротивление, тем больше он распаляется в своей страсти «не пущать!» Есть ровно один способ договориться с цербером — признать его величие и смотреть снизу вверх. Тогда есть шанс, что вахтер размякнет и сомлеет.

— Нету, — вздохнула кассирша. Взгляд ее стал заинтересованным. — Сегодня уже спрашивали до обеда несколько раз.

— Эх, жаль... — я вздохнул и потянулся за толстой тетрадкой на пружинке. — Придется что-то изобретать.

— Так вы дневник возьмите! — посоветовала кассирша.

— Что взять? — я замер, так и не взяв тетрадку, на обложке которой над голубым глобусом жизнерадостно развевался длинный флаг со словами «Мир! Труд! Май!».

— Да дневник школьный, — объяснила кассирша. — У меня подруга тоже все забывает, так она в дневнике записывает. Вместо уроков и домашних заданий.

— О, а ведь это мысль! — обрадовался я. Действительно! Даже ведь в голову не пришло, хотя сам я еще долгие годы после школы, когда прикидывал, какой день недели на какое число выпадает, мысленно представлял себе именно разворот школьного дневника. Да что там, я до сих пор так делаю. Хотя школа была уже ох как давно!

Я вернулся к прилавку с контурными картами, атласами и альбомами для рисования, выхватил из стопки дневник в простой белой обложке. Подумал и взял еще красную клеенчатую обложку к нему. У меня как раз такая же была в каком-то из классов, я хорошо ее помнил. На ней было удобно рисовать ручкой всякое, а потом, когда училка ругалась, что развели тут грязь на самом важном школьном документе, эти все художества можно было стереть. Ваткой, смоченной в отцовском одеколоне.

Я заплатил за все про все тридцать восемь копеек, купил кроме дневника и обложки еще одну ручку и пару запасных стержней. Неожиданно эти расходники в этом времени улетали просто с катастрофической скоростью. И радостный вышел на проспект Ленина.

Взгляд наткнулся на треугольную крышу кафе «Сказка». И даже почти свернул в его сторону. Ну не мог я вот так просто пройти мимо этого места и не зайти. Обещал же сам себе, что вырасту большой, буду все время сюда ходить. Как теперь нарушить это обещание, когда я вырос и могу его исполнить?

Но до крыльца на дошел.

С одной стороны, вроде как некрасиво вот так вот, как снег на голову сваливаться к незнакомому человеку в гости. Я ее и видел-то всего один раз, да и то мимоходом. Это Даша с ней долго общалась за закрытыми дверями. Но с другой стороны, это я у себя в двадцать первом веке нахватался вот этого вот уважения к личному пространству и личным границам. В Союзе еще, вроде как, не было принято каждый шаг согласовывать. И гости, насколько я помню, могли заявиться совершенно внезапно. Правда точно так же внезапно они могли «поцеловать» закрытую дверь и уйти, не солоно хлебавши. Как вот я сейчас, кажется...

Я позвонил еще раз, придушив слегка внутренний голос, который нашептывал, что если сразу не открыли, значит либо дома никого нет, либо хозяйка занята и открыть по какой-то причине не хочет. Даже странно, что он снова вдруг заговорил. Я думал, что за долгие годы работы журналистом я придушил его полностью. Ан нет, временами порядочный человек внутри моей головы просыпается...

За дверью раздались торопливые тяжелые шаги, от которых что-то даже позвякивало.

Ну да, Регина Ильинична весьма... корпулентная дама. Я уже натянул на лицо приветливую улыбку, но тут дверь раскрылась.

— Здрааавствуйте! — оглядывая меня с ног до головы сказал совершенно незнакомый толстяк с смешно торчащими в стороны рыжими волосами и кучерявящимися на подбородке волосками куцей бороды. Одет он был в махровый полосатый халат, который едва-едва сходился на его круглом объемном животе. — Мы вроде как не знакомы?

— Добрый вечер! — я просиял заготовленной улыбкой. Благо, пока еще у хозяев квартир нет аллергии на улыбчивых и вежливых посетителей. Время свидетелей Иеговы и представителей канадской компании наступит еще нескоро. — А Регина Ильинична дома?

— Ба! — толстяк хлопнул себя ладонями по пузу. — Вот так неожиданность! К ней обычно женщины приходят!

Он отступил вглубь коридора и сделал приглашающий жест. Потом повернулся и крикнул:

— Золотце, тут к тебе юноша симпатичный пришел! Ты ничего мне рассказать не хочешь?

Регина Ильинична появилась из двери в ванную. Какая у них, однако, гармоничная пара! Она тоже была одета в полосатый халат, на голову намотан тюрбан из полотенца.

— Юноша ко мне? — сказала она и удивленно меня осмотрела. Не узнала, похоже.

— Вы меня, наверное, не помните, — сказал я. — Я Иван Мельников. Недавно приходил с подругой. Дашей.

— Аааа! — Регина Ильинична всплеснула руками. — Конечно-конечно, Дашеньку я помню. Нервная немного девушка. Так и что?

— Регина Ильинична, я к вам по одному деликатному делу... — сказал я. — Мы можем поговорить, или вам неудобно сейчас?

— Региша, ну что ты как неродная, право слово? — осуждающим тоном пророкотал толстяк. — Кто же на пороге договаривается? Давайте за стол, я как раз ужин накрыл, тарелку сейчас соображу.

Отказываться я, понятное дело, не стал. Когда увидел стол, понял, что купленные в соседней кулинарии пирожные выглядят как-то... несерьезно. Собственно, глядя на хозяев, легко можно было понять, по покушать они любят и умеют.

Так что какое-то время пришлось провести молча. Рот был занят поглощением очень вкусной, но здорово жирной запеканки из картофельного пюре и фарша («Это Сашино фирменное блюдо! Больше никто так готовить не умеет!»), селедки под шубой («А кто сказал, что только на Новый год? Попалась в Нотр-Даме жирная бочковая селедочка, не пропадать же добру!») и каких-то совершенно фантастических на вкус солений — хрустящих огурчиков и полупрозрачных помидорок («Это моей мамы! Она у нас виртуоз солений!»)

А потом величественный Саша собрал со стола грязную посуду, составил ее в раковину, поставил на плиту чайник и направился к выходу из кухни. Оставив за круглым столом нас вдвоем с Региной Ильиничной.

— Вот теперь обсуждайте ваши секретные дела! — сказал он и деликатно прикрыл дверь. — Только недолго, а то скоро чайник вскипит!

Регина Ильинична, уже к этому моменту избавившаяся от чалмы на голове, выжидающе уставилась на меня.

— Ну так что у вас за дело ко мне, Иван?

Я набрал в грудь воздуха, прикидывая, с чего бы начать... Потом посмотрел на Регину и решил, что особо вилять незачем.

— Видите ли, Регина Ильинична, когда я учился в Москве, — начал я свой рассказ о том, как я помогал иностранным и не очень товарищам обрести счастливую и непременно конфиденциальную встречу с подходящим доктором. И постепенно перешел к тому, что когда приехал в Новокиневск, судьба меня настигла, и ко мне снова обратились с той же просьбой. Но если в Москве у меня соответствующие связи были, то здесь — увы...

— Когда я вас увидел, Регина Ильинична, я подумал, что может и не стоит разочаровывать людей отказом... — закончил я и вопросительно посмотрел на нее.

Глава восемнадцатая. Ты мне не брат!

«Хорошая девочка...» — усмехнулся я, расходясь на лестнице с симпатичной девицей лет восемнадцати. Вид она имела бледный, глаза испуганные. На первом этаже я остановился и прислушался. Да, все верно. Это из-за ее визита Регина Ильинична меня так спешно выпроводила.