Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба
Интервью-то было не со мной, а с биатлонистами. Со мной она просто момент использовала. Как в той сказочке про дудочку и кувшинчик. Или в поговорке про рыбку и… М-м-мда.
Тасю я нашел на огневом рубеже. Знаете — стрелковая стойка в исполнении прекрасной девушки в отличной физической форме — это нечто! Хлесткие звуки выстрелов, мерное дыхание, полная концентрация на мишени — это завораживает!
— Даже не думай, что я не видела эту рыжую, — сказала Таисия, отстрелявшись.
— Так это Югова, «Комсомолка».
— Да хоть сама Наталья Варлей!
— Из корпункта «Комсомольской правды», коллега-журналистка. Их директор чего-то от меня хочет.
— Она с тобой явно заигрывала, ага? — вроде бы ревность Тасе была несвойственна, но стоит признать — я бы тоже заволновался, если бы увидел какого-нибудь рыжего биатлониста, который вертит задницей в присутствии МОЕЙ женщины.
— Интервью она хотела. Еще в Дубровице, на пресс-туре приставала, мол, ей нужен материал про молодого провинциального журналиста-комсомольца. Я отбивался, как мог, и в итоге заставил ее убирать мусор под железнодорожным мостом, и написал про это заметку…
— Пф-ф-ф-ф! — вот, теперь узнаю Тасю: улыбка тут же появилась на ее лице и глаза засверкали. — Очень в твоем духе! Заманить несчастную девушку из столицы в свои дебри и коварно использовать на ниве благоустройства обожаемой Дубровицы!
— Она еще и племянница главреда «Комсомольской Правды»! — поддал жару я. — Пять мешков насобирали, на «Козле» потом на свалку везли… А-а-а-а, я ж тебе не говорил — у меня теперь машина есть!
— То есть тызаставил ма-а-а-асквичку-мажорку убирать мусор, она осталась в восторгах и продолжает тебя домогаться? Умеете вы, товарищ Белозор, с молодыми-красивыми женщинами обращаться… То в баню заманите, то под мост…
— Ой-ой, можно подумать в баню я вас силком тащил, товарищ Морозова!
Товарищ Морозова перекинула винтовку за спину, взялась за лыжные палки и, послав мне воздушный поцелуй, укатила на лыжероллерах прочь. Что я там говорил про стрелковую стойку? Девушка на лыжах — тоже полный восторг. Наверное, дело всё-таки в девушке… Божечки, когда уже пройдут эти самые несколько дней?
* * *
Привалов-старший заявился на следующее утро, и он был вне себя. Мы уселись в беседке под полураздетым кленом, на котором дурными голосами перекрикивались вороны. Петр Петрович протянул мне пачку листов с напечатанным на машинке текстом — мою статью, потом достал из кармана «Мальборо» и зажигалку и смачно затянулся:
— Солдатовича перевели в Биробиджан! — из его рта и ноздрей клубами валил табачный дым, — Следователем по особо важным делам прокураторы Еврейской Автономной области! По собственному желанию! Черт побери, все регалии и награды при нем, будет у них там теперь Биробиджанский Мегрэ!
Я только тяжело вздохнул. Ну да, тогда, в будущем, поводом для расследования и суда над Солдатовичем как раз и стало дело Геничева. «Мегрэ» признали виновным в превышении служебных полномочий, пытках и сокрытии преступлений, однако в связи с амнистией в честь 70-летия Октябрьской революции уголовное дело в отношении него было прекращено, а самого следователя отправили на пенсию с сохранением всех званий и наград…
— По крайней мере, у нас его не будет, — а что я еще мог сказать?
— Слушай, Белозор… Статья твоя будет очень кстати, я прочел, но ты вот что — там, не называя имен, по этому великому сыщику пройдись хорошенько, чтобы другим неповадно было… Ты вроде как и правильно сделал, акценты сместил, чтоб не обострять, а ты обостри! Биробиджан всё-таки тоже так себе перспектива. А я уж порекомендую ее и в «На страже Октября», и в «Минскую правду» — пускай читают! «Советская Белоруссия» не возьмет — не то кино, а вот «Комсомольская правда» — вполне. Они журналистские расследования любят… Благо — это косяк прокурорских, а не наших, я в министерстве уже поговорил, они одобрили такую инициативу, давно пора всем немного встряхнуться. Так что прикроют тебя на самом высоком уровне. Можешь меня указать в качестве консультанта — пускай попробуют достать, зубы обломают!
— Петр Петрович, кстати, ко мне Югова заходила — как раз из корпункта «Комсомолки». Их директор на беседу зовет.
— Во-о-о-от! Давай, не упускай шанс! А когда зовет?
— Так сегодня-завтра, наверное…
Он, нахмурившись, посмотрел на меня.
— Боюсь я, Гера, что ты опять какую-нибудь дрянь отчебучишь…
— Да что я, маленький, что ли? — мне стало даже обидно, — Ну что я такого отчебучу? На машине туда и назад! Может, в цветочный еще заеду или за пирожными…
— Ладно, но машину я пришлю тебе сам. Можешь звонить в этот корпункт.
Я почти не удивился, когда на проходной спорткомплекса меня ждала знакомая «копейка». Николай сидел на капоте, и, увидев меня, издалека протянул руку и пошел навстречу:
— Ты прости, браток, ну откуда я мог знать…
— Да ладно, — отмахнулся я с досадой, — Понимаю, работа такая.
— Да не, не работа… Просто, ну… Коготок увяз, ну, и, сам понимаешь… — ему и вправду было неловко.
— Ладно, ладно, Коля. Поехали в город. Кста-а-ати! На обратном пути за цветами заглянем?
Тут же лицо этого проходимца расплылось в масляной улыбке:
— А как же, а как же!
Глава 14,
в которой поступает интересное предложение
— Вам не кажется, что вы зарываете свой талант в землю? — спросил директор корреспондентского пункта «Комсомольской правды» в Минске.
Старовойтов Михаил Иванович, так его звали. Седой, смуглый, поджарый, в отличном сером костюме и черной рубахе без галстука, этот мужчина выглядел настоящим хозяином жизни. Наверное, он думал, что свой-то талант не зарыл в землю. Нет, как человек он мне понравился. Приятный товарищ, настоящий джентльмен. Но слова эти бесили — и в той жизни, и в этой. Так говорили врачам из нашей районной больницы — тому же Тихановичу. Переезжайте, мол, в Минск, не закапывайте талант. Май постоянно твердила — «я в этом захолустье хороню свой талант!» Шестипалый подкатывал ко мне еще в Гомеле — мол, «Гера, Дубровица — это не ваш уровень! Не зарывайте талант в землю!»
Появись в провинции хороший кондитер, учитель, фитнес-тренер, музыкальный руководитель, певец, кто угодно — тут же разыгрывается одна из двух диаметрально противоположных драм: или — «я суперзвезда, и целуйте мне ноги, в вашем смрадном провинциальном болоте нет никого, кто дорос бы до моего уровня», или — «не закапывайте свой талант в землю». Что в семидесятых, что в две тысячи двадцатых — всё та же формула Эскобара.
Успокойтесь,
