Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей

– Конечно, интересно! Я увлекаюсь историей России…

– О! Тогда ты попал по нужному адресу, и десерт я попрошу подать в библиотеку!

Впервые в своей жизни Григорий увидел книжные стеллажи, стоящие сплошной стеной до третьего этажа, и почувствовал жгучую, как кайенский перец, зависть. Хотя нет, зависть – не то слово. Сожаление, что такое сокровище хранится в частном доме и никто из желающих не может сесть за стол и открыть бесценный фолиант.

– Я дважды пытался сделать из нашей семейной библиотеки публичную, – будто услышав мысли гостя, вздохнув, признался Дальберг, – даже организовал специальный фонд, но, – он безнадёжно махнул рукой, – заинтересовались только перекупщики. Остро в деньгах я не нуждаюсь и не вижу смысла перемещать книги из одной частной коллекции в другую. А вот, кстати, мы и пришли.

В самом дальнем углу библиотеки основание стеллажей с книгами представляли собой выдвижные ящики, больше похожие на бабушкины сундуки своей фундаментальностью и размерами.

– Вот тут личные архивы русских эмигрантов, их письма, дневники, мемуары, кое-какие личные вещи… К сожалению, из-за незнания мною языка не представляется возможным их хотя бы разобрать и каталогизировать…

Боже милостивый! Как же Григория тянуло отложить все дела и нырнуть с головой в эту живую историю! Но требовалось быть учтивым, благодарным и следовать плану хозяина. Не хотелось его огорчать. К тому же, Дальберг не соответствовал его представлению о богатом аристократе. Ни капли чванства и высокомерия. Через час общения Распутину казалось, что знает Дальберга с детства или служил с ним в одной части. “Так, стоп! А в какое время я занимался чистописанием? Позже, когда всё было съедено, очень многое выпито и начался спор, кто лучше знает свою историю? Получилась ничья. Команды играли на разных полях”. Григорий прилично помнил историю своей страны, легко выхватывал из памяти и расставлял в хронологическом порядке события, фамилии, даты и почти ничего не ведал о собственных предках. Да, Сибирь. Крестьяне, потом рабочие, инженеры…Маловато! Дальберг, наоборот, безбожно путал геополитический событийный ряд, но прекрасно знал всё про свой собственный род. Григорий к концу дискуссии так и не решил, что лучше…

– Ты рушишь мои стереотипы, Петер, – рассматривая фамильный герб Дальбергов, делился своими чувствами Распутин. – В России с дворянами – не очень. До встречи с тобой я знал их только по фильмам и книгам. А там, куда не посмотришь – упадок аристократии и гибель «старых элит». Про разорение дворянских гнезд пишут стихи и романы. Экран и сцену заполонили бедные, но благородные аристократы – от Любови Андреевны Раневской до Бланш Дюбуа. В моём воображении сформировался дворянский образ этакого чудаковатого старикана, с трудом отапливающего пару комнат в полуразрушенном родовом замке с протекающей крышей… А ты совсем на него не похож, твой дом крепок и напичкан электроникой, как рождественский гусь – яблоками. Вот только герб какой-то, прости меня, невзрачный. Ну что это такое – скромный крест на золотом щите? Может подрисовать что-нибудь, чтобы выглядело солиднее?

Петер искренне и заразительно расхохотался.

– Ой, Жорж, с тобой не соскучишься! Святая простота… Да будет тебе известно, что обилие мелких деталей и украшений на гербе как раз говорит о скромности и молодости рода. Зато какой-нибудь самый простой геральдический символ без мишуры – свидетельство древности и величия. Что же касается протекающей крыши… У нашего сословия, как у любого другого, есть разные особи, в том числе как в книгах и кино. Но позволь тебя еще раз удивить. Гибель старых родов сильно преувеличена. Наиболее известные аристократические семьи выжили во всех социальных катаклизмах. Невзирая на всеобщую уравниловку мировых войн и революций, они умудрились сохранить и даже преумножить свои состояния. Сейчас, как и в средние века, объем их богатства и влияния не поддаются описанию…

За время общения в голосе Дальберга впервые проклюнулось чувство собственного величия, а черты лица забронзовели.

– Обладатели звучных титулов по-прежнему распоряжаются самым дорогим активом Европы – ее землей и недвижимостью, – медленно вещал Петер, опираясь на огромный пузатый глобус, а глаза светились сословной гордостью. – Графы Кавдор, упомянутые Шекспиром в «Макбете», и сегодня живут в своем родовом замке. От него до края их владений, как и пять веков назад, надо весь день скакать на коне. Немецкие князья Фюрстенберги, ведущие свой род с XIII века, тоже обитают в фамильных резиденциях – замках Вейтра и Хайлигенберг, имея в собственности тысячи гектаров самых ценных активов – лесных. А легендарная династия Шварценбергов владеет целой дюжиной замков и дворцов. Самая эффектная их недвижимость – огромный дворец в центре Вены.

– Но не везде же так! – попытался возразить Григорий.

– Кроме России – везде, – отрезал Петер. – Англичане подсчитали, что по состоянию на конец ХХ столетия треть всей британской земли, самой дорогой в мире, находится в собственности тех, кто владел ею и тысячу лет назад. Герцогу Вестминстерскому принадлежит часть знаменитых районов Лондона – Мэйфер и Белгравия. В собственности графа Кадогана находится центральная часть английской столицы – площадь Кадоган, часть улиц Слоун-стрит и Кингз роуд. Исследование, проведенное экономистами Банка Италии около года назад, показало, что на протяжении последних шестисот лет самыми богатыми и влиятельными людьми Флоренции оставались одни и те же семьи.

– И никто ничего не знает? – впервые за весь вечер подал голос молчавший, как рыба, Василий.

– Это у Гейтса и Элисона активы прошли IPO[10], и любой желающий может видеть, во сколько они оцениваются на рынке, – подтвердил его слова Дальберг, – а европейские наследники старинных титулов и состояний не любят светиться в прессе, избегая списки «Форбс». Это помогает править Европой, будто своей вотчиной. Как видите, господа, реальные хозяева жизни всё те же, что и сотни лет назад. Публичность важна для плебеев. А тут всё наоборот. Журналисты, например, давно пытаются выяснить, какой именно землей владеет Эдвард Уильям Фицалан-Говард, 18-й герцог Норфолкский. Сам герцог говорит о своих имениях скромно: «Я помаленьку фермерствую в Западном Сассексе…».

– Неужели даже налоговики ещё не провели инвентаризацию дворянских активов и не вычислили их стоимость, – фыркнул Вася. – Не верю!

– А сколько могут стоить, например, подлинники Веласкеса и Гойи, письма Христофора Колумба, дворцы в Севилье, Мадриде и первое издание «Дон Кихота», которыми владеет семья 19-го герцога Альбы? По разным подсчетам, его состояние оценивается от шестисот миллионов до пяти миллиардов долларов. Разброс цифр наглядно показывает, насколько условны все эти оценки. На самом деле они не отражают и сотой доли настоящей стоимости…

– Ты говорил, что Европой правят те же люди, что и тысячу лет назад. А как же еврокомиссары, европарламент?

– Брюссельская бюрократия и общеевропейские фонды – это просто современные сборщики оброка со всего евронаселения для обеспечения потребностей высшего общества, – снисходительно усмехнулся Дальберг. – Так как аристократам принадлежат сотни тысяч гектаров земли, они позиционируют себя как «фермеры», следовательно, претендуют на солидные дотации, выделяемые в ЕС на поддержку сельского хозяйства. Каждый год такие «фермеры», как герцог Мальборо, герцог Нортумберлендский, герцог Вестминстерский и лорд Ротшильд, получают от Брюсселя десятки и сотни миллионов экю[11]. Про владения 18-й герцогини Альба говорят, что она может пройти с севера до юга Испании, ни разу не сойдя с принадлежащей ей земли. Все это, опять же, дотирует ЕС. Но любые сельскохозяйственные хитрости меркнут по сравнению с успешной коммерцией, развернутой великими князьями, переформатировавшими свои владения в офшоры. Принцы Монако превратили свое государство в самую знаменитую налоговую гавань для частных лиц. Великие герцоги Люксембурга сделали то же самое для компаний и фирм.