Время - словно капля янтаря - Игорь Вереснев
— И ты согласилась.
— Он меня прямо у себя в кабинете изнасиловал! Пригрозил — если не соглашусь, хуже будет. А потом повёз в школу. Он знал, что вы допоздна у себя в кабинете сидите. Сказал туда идти. Смеялся, — «пятнадцать минут вам на это дело хватить должно». После этого он позвонит в учительскую и попросит вас к телефону. Чтобы свидетели независимые были…
Вон оно как всё происходило! Тот, кто в учительскую звонил, не представился, но баба Вера всё равно за мной побежала. А когда в тренерской возню подозрительную услышала, испугалась, позвала завучку. Две свидетельницы — ещё лучше получилось! И откуда медэкспертиза ссадины у девки на причинном месте нашла — а синяки на груди я и сам видел, — теперь понятно. Не подлог, профессионалы работали, без дураков. Девку и правда изнасиловали. Только посадили не того. Меня посадили!
В сердце вновь кольнула злость. Верно, у меня лицо переменилось, и Мандрыкина заметила это краем глаза. Опять зажмурилась. Но выдержки и дальше покорно ждать смерти ей не хватило. Прижала кулачки ко рту и захлюпала. Тоненько, что твой комар пищит, заскулила:
— Геннадий Викторович, не убивайте меня, пожалуйста…
Этот жест её — кулачки, прижатые ко рту, — так отчётливо напомнил мне Ирину, что злость сама собой отступила. Я присел рядом на корточки.
— Не скули. Не убил же пока. Хотя следовало. За тот спектакль, что ты тогда разыграла. «Вы мне так нравитесь! Я всё для вас сделаю! Я хочу!» Чего добивалась-то? Неужто соблазнить надеялась?
Мандрыкина открыла глаза.
— Да. Я думала, если вы меня… хоть немного… Это не так подло будет. Я ведь нравилась вам, я же замечала, как вы смотрите.
Мне даже жалко её стало. Так и не поняла она разницы между «нравиться» и «опрокинуть на диванчик». И не поймёт, наверное.
— Ишь ты, благородная выискалась. Ещё скажи, переживала, когда меня посадили?
Она опять заскулила, глядя под диван.
— Я… я отравиться хотела! Таблетки насобирала… а мама нашла… кричала на меня, плакала. И я не смогла.
Не знаю, почему так, но я верил этой шалашовке. И тогда верил, и сейчас. Презирал, брезгливость перебороть не мог, но верил на слово.
— И что потом было? Вижу, ты всерьёз этим «бизнесом» занялась? Выходит, зря меня подставила, не понадобилась «секретность»?
Мандрыкина всхлипнула ещё разок и затихла. Прошептала едва слышно:
— Выходит, зря… Я после школы в училище поступила, на медсестру. Но Сергей Олегович меня снова нашёл. Сказал, что я на него работать буду, как другие девочки. А не соглашусь — он дело так повернёт, что это я вас посадила, за деньги. И рассказал, что с людьми в тюрьме делают, у кого такая статья, как у вас. И что вы со мной сделаете, когда выйдите. Что старости я могу не бояться — не доживу.
Я хмыкнул. Ушлый парень этот майор. Всех поимел, а сам чистенький остался. Вспомнить бы, кто таков. В одном майор ошибся — не сделали со мной в зоне того, на что он рассчитывал, не смогли. И вернулся я, для себя — через семь лет, но для него — значительно раньше!
— А ты сама как считаешь, надо тебя убить за то, что сделала?
Девчонка вздрогнула, сжалась сильнее.
— Надо…
И зарыдала. Во весь голос теперь, со слезами. Корчась, царапая чёрными ногтями палас.
— Геннадий Викторович, не убивайте меня, пожалуйста… Я дура, дура… но я не хотела так… Пожалуйста… я никому не скажу, что вы здесь.
Я не удержался, захохотал. Смешно стало. И от обещания её «не рассказывать», и оттого, что до сих пор верит искренне, что убить её собираюсь.
— Ты и правда дура! Валерия, вот скажи, если бы я тебя убить думал, стал бы разговоры разговаривать? За кого ты меня принимаешь? Хотеть — хочу, спорить не буду. Так и свернул бы тебе шею, как курёнку, заслуживаешь. Но разве я бог, чтобы чужими жизнями распоряжаться? Это ты себя богом возомнила. И майор твой.
Рёв прекратился. Мандрыкина даже посмотреть на меня отважилась.
— Так вы меня не будите убивать?
— Сказал же — не буду.
Она поспешно села, затем на ноги поднялась. Одёрнула блузку, попыталась бочком протиснуться мимо меня в коридор. Спешила, пока не передумал?
— Ты куда?
— Я… пойду.
— На вызов?
— Домой.
Да уж, куда в таком виде «нянчить». Я тоже выпрямился.
— Куда ты пойдёшь с такой рожей? В ванну иди, умойся. И пуговицы пришить надо, а то лахудра-лахудрой.
Мандрыкина закивала благодарно. Шагнула к ванной и снова оглянулась.
— Геннадий Викторович, если хотите, я для вас бесплатно сделаю, что скажите. Я хорошо умею, я...
— Что?! — Она осеклась на полуслове, будто язык прикусила. — Брысь в ванну! Лучше расскажешь мне об этом твоём майоре. Всё, что знаешь.
Глава 11. Осень 2004 года
На следующий день я нашёл дом, где жил Сергей Олегович Мазур. Дом добротный, двухэтажный. Не крепость-дворец, как строят «новые русские», — или как их там звать начали, пока я «в коме» был? — без излишеств, но добротный. Красным кирпичом обложенный, крыша под черепицей. Во дворе — гараж, тоже добротный. Правда, сам дворик невелик, пяти соток не будет. Ну да не картошку на нём выращивают! Я заглянул, полюбопытствовал — клумбы цветочные, кустики декоративные. Понятно, что в конце октября любоваться особо нечем, а вот весной и летом наверняка там всё цветёт и благоухает. Чтобы гражданину майору приятно отдыхалось после охоты на бандюганов.
Мазур человеком оказался семейным. Жена и сын, пацанчик лет пяти-шести. Пацана я мельком видел, а жену рассмотрел. Высокая, подтянутая, но плоская, что твоя шпала. И лицо фигуре под стать. Лошица, одним словом. Думаю, в её возрасте даже Ирина симпатичней была, а со Светланой вообще не ровняю. Забавный вкус у гражданина майора. Хотя… что ему до жены? Ему любая из его девочек бесплатно даёт, по первому требованию.
До вечера изучил я все подходы к дому Мазуров, вдоль и поперёк. Подходов нашлось два: по улице, тихой, спокойной, но асфальтированной — это в частном секторе редкость; и с противоположной стороны, с тыла, так сказать. Там шли дворы, выходящие на другую, параллельную улицу, узенькую, грунтовую, заросшую пожухлыми бурьянами. Участок, соседствующий с
