Барин-Шабарин (СИ) - Старый Денис
— Давай говорить! — настаивал Тарас, понимая, что против двоих, а к Петро, наконец, присоединился еще и Вакула, ему не выстоять точно.
— Не я пришел к тебе, ты пришел ко мне. Может, я и говорить не хочу? — сказал я, еще раз хорошенько ударив ногой Беру и становясь рядом с Вакулой. — Вот помнем тебе бока, а после уже и говорить будем. Только вопросы задавать стану я.
С этими словами я сделал вид, что атакую Тараса, тот отреагировал на меня, но навстречу левому глазу так горячо желавшего поговорить мужика уже летел пудовый кулак Петро.
— Бам! — прозвучал грохот падающего тела.
К счастью, на кровать, вот только та не оценила такого к себе отношения и окончательно сломалась.
Эх, где те поборники сохранения флоры и фауны? Сейчас бы верещали, что колонию клопов мы, изверги бесчеловечные, оставили без жилья. Впрочем, есть у меня одна идея завиральная. Пусть обживались бы клопы в Новом Свете, колонизировали новые территории.
А я… нет, мне не приличествует, пусть Емелька будет для них своим Клопом Колумбовичем, что отнесет клопов в постель хозяина гостиного двора. Это за то, что он сам — паразит, раз предоставляет низкокачественные, даже опасные услуги. Ну и потому, что тут ходят всякие — между прочим, аж по третьему этажу, на котором мы жили, и все мимо кого-то вроде вахтера или консьержа. И никто этих пришлых не останавливает, или хотя бы не предупреждает меня.
— Вяжите их! — сказал я и подошел к уже стоящему на ногах Константину Ивановичу. — Ну что? Поговорим?
Уже очнулась тройка налетчиков, что-то там мычала, будучи связанной между собой по рукам и ногам, да с кляпами во рту. А я все слушал Митрофана Ивановича, так, на самом деле, звали шулера.
Нет, он не стал мне выкладывать биографию в стиле Дэвида Копперфильда: дескать, родился, в четыре месяца прорезался первый зуб и так далее. Мне интересно было иное.
— Значит, ты всего лишь платишь Ивану за то, что работаешь по Екатеринославской губернии, и больше с ним дел не имеешь? — переспрашивал я главаря шулеров.
— Так и есть. Нужно заплатить за работу двадцать рублей, а после часть взятого отдавать, — отвечал Митрофан.
— Иван такой один? — последовал мой следующий вопрос.
Мужик зыркнул в сторону связанных налетчиков, после посмотрел на моих людей. Тем самым показывал мне, что такие разговоры лучше вести наедине.
— А ты ничего пока и не рассказал, чтобы секретничать, — сказал я и повторил свой вопрос.
— Нет, у них сходка Иванов… Ну, они все Иваны. Если что, так называются перед полицией: «Иван, не помнящий родства», разрывают все связи с семьей и становятся вожаками, — сказал Митрофан.
— Ты же не глупый, образование есть. Кто ты? — спросил я.
— А о том я тебе рассказывать не стану, не на исповеди, — буркнул Митрофан.
— Ну так я тебя сдам в полицию, да и все. Ты — шулер, дружки твои также. Работать по Екатеринославской губернии больше точно не будешь. И все… — сказал я, развернулся, но не спешил отходить.
— Сто двадцать пять рублей. Это все, что у нас есть. И если бы не Тарас… Он — пес губернского начальника. Ты не Тараса опасайся, а того, кто его прислал. Потому и стали нас бить, что лицензию не получили мы еще и у местных чиновников, — сказал Митрофан.
— Так они по твою душу пришли? — спросил я удивленно, так как был уверен, что это ко мне пожаловали налетчики.
— Видать, что не только, — ответил шулер. — Так что, краями расходимся?
Я задумался. Вообще не хотелось, чтобы сегодняшняя история вылезла наружу. Это сильно навредит мне. Например, семейство Тяпкиных задумается о целесообразности сотрудничества с раздолбаем, который в карты с жульём садится играть. Ведь Шабарин тогда, выходит… лох, его разводят. А ещё ведь суд впереди. Так что я склонялся к тому, чтобы все же разойтись краями, как выразился Митрофан.
— Деньги давай, забирай своих подельников… еще часы, и ступай себе по дорожке своей кривой, — сказал я.
— Вот барин, хитрый же ты… Мне сказали, что раздеть тебя легче легкого. Вопросы будут к таким говорунам, — прошипел Митрофан, доставая деньги и отстегивая цепочку с серебряными часами.
Я принял свою компенсацию за моральный или какой-нибудь еще ущерб, понял, что меня несколько обманули, ибо с последними деньгами так относительно легко не прощаются. Но внимание свое быстро перенаправил в сторону налетчиков.
— Я говорить стану только наедине, — прорычал Тарас, когда у него вынули кляп изо рта.
— А мне зачем это? — спросил я.
— Если не ответишь на вопросы, то придут иные, которые все равно спросят, — сказал мужик.
Подумав, потом еще раз поразмыслив, я дал добро на разговор наедине.
— Так как же? — возмутился Петро.
— Все хорошо, — сказал я, уходя в другой номер.
Да, я решился поговорить с ним без свидетелей. Ну не чувствовал я опасности. Тем более, что руки у Тараса были связаны.
— О, Емельян Данилович! — усмехнулся я, как только вошел в соседнюю комнату и увидел управляющего. — И на помощь не пришел к своему барину, а?
— Да где же мне на кулачках-то? Я и по молодости на Пасху первый в кулачных боях ложился, ну, не боец, — оправдывался тот.
— Пиши своё признание, тать! — сказал я Емельяну и жестом показал ему на дверь.
«В этот раз переночую здесь», — подумал я, оглядывая помещение.
Оно мне показалось не хуже моей комнаты. Если тут еще и клопов нет, так и вовсе — спальня лакшери-люкс уровня в пять звезд.
— Как у тебя появилось кольцо? — спросил Тарас.
— Нет, ну что ты за человек? Разве же я обещал, что стану отвечать на твои вопросы? Впрочем, — я задумался. — Ладно. Согласен задавать вопросы по очереди. Первый задам я.
Мне нечего было скрывать, могу про кольцо рассказывать хоть полуправду, а пусть и правду. Она такая, правда эта, что меня не задевает. А маман? Так у меня к ней свои вопросы. И не мама она мне.
Тарас показал мне на руки, мол, развяжи, но я только покачал головой.
— Твоя госпожа — это Кулагина, и она влюблена в некоего Артамона, а ты должен был прижать меня и допросить, где тот может находиться. Так? — спросил я.
— Длинный вопрос, но это всё ты сам догадался, я такого не говорил, — уклончиво ответил Тарас. — И да, откуда у вас, барин, кольцо-то? От Артамона? Где искать его? И что из вещей этого татя, что были дарованы ему, у вас есть еще? Он… кое-что важное забрал, и даже не у госпожи, а… Так было что еще?
— Давай-ка все по порядку, — сказал я, присаживаясь на стул.
Вот оно как! У меня в комнате только табуреты разломанные, а тут целый стул!
* * *Мы с Емельяном шли в здание, где заседал Верхний земский суд. Именно под его юрисдикцией меня и должны были судить. Я был настроен на то, чтобы провести, так сказать, рекогносцировку на месте предполагаемого сражения. Может, удастся каким-то образом поговорить с судьей. Перекупить его вряд ли получится — денег не хватит, тут уж если предлагать, так, поди, не одну тысячу рублей.
Понятно же, что против меня играют. Собранная информация о положении дел в хозяйственном праве Российской империи к началу 1848 года, в котором, собственно, я проживаю, просто-таки кричала, что меня разводят. Ну не может банк, в котором заложено имение, требовать выплат в течение года после получения залога. Вернее, не годами тут всё меряется, а урожаями. И в договоре о залоге, который я смог найти, есть только одна позиция, которая меня смущала.
В ней написано, что банк вправе потребовать денег, если заемщик, то бишь я, заведомо не может оплатить. Прописывалось также, какие могут быть причины — например, долгов много или есть займы в других банках. Вот и хотелось бы узнать, что именно в моем деле значится, по какой такой норме отжимают поместье.
Здание земского суда оказалось на вид непрезентабельным. Деревянный, пусть и добротный дом, в один этаж, но длинный. Тут было немноголюдно, наверняка, судебных дел не так чтобы и много, или они разбираются, когда снизойдёт до работы председатель суда, он же земский исправник. Это уже второй раз, когда я прихожу к дому земского суда. В первый раз дверь была закрыта, а внутри не было никого, кто мог бы не то что впустить, а хотя бы прояснить вопрос, где находятся чиновники. О табличке с графиком работы молчу, я подобное видел только в лавке купцов Тяпкиных.
