Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов
— Нет, вовсе нет, — замотал маг головой. — «Божественность» вообще слово бессмысленное. Мы все смертны, и конец наш трагичен, в этом мы ничем не отличаемся от вас. Просто мы способны проследить силовые линии, из которых состоит мир, и таким образом понимать условное прошлое и условное будущее.
— Пусть так, — кивнул Кромлех. — И что же вы понимаете в отношении меня?
Кастанеда пристально посмотрел на него.
— Немногое, но важное, — ответил он без своей обычной легкости, медленно выговаривая слова. — Вы найдете щель между мирами. Вы пройдете сквозь нее. Это случится очень скоро. И вы измените мир таким образом, что все прожитые нами жизни станут не важны. К примеру, линия учения дона Хуана не прервется на мне. И еще: вернутся древние видящие...
— Что за щель? — тихо спросил Кромлех.
Он вдруг почувствовал, что очень устал и снова боится. Воодушевление, которое вело его все прожитые годы, вдруг разом исчезло.
— Между мирами, — повторил Карлос. — Между вашим миром и миром дьяблеро... видящих. Некоторые маги проходят сквозь нее и остаются в том мире, а на наш больше не оказывают никакого влияния. Так произошло с доном Хуаном, так когда-нибудь будет со мной. Но с вами все не так...
Он замолк и словно застыл в раздумье.
— А как? — спросил Кромлех.
— Я уже сказал, — ответил Кастанеда. — Вы измените этот мир. Как — не знаю, но так будет. Мы называем это между собой «эффектом Прохожих».
Оба замолчали. Похоже, маг давал Кромлеху возможность осознать услышанное. А сам Евгений продолжал пребывать в навалившейся на него странной апатии. Он даже не заметил, что Кастанеда вдруг приблизился к нему, хотя, вроде бы, стоял неподвижно.
Внезапно вместо тоскливой тревоги, охватившей Евгения, его окатил ледяной ужас. В фигуре Карлоса проявилось что-то нечеловеческое. Казалось, вместо него вдруг встал хищный, очень опасный зверь, чьи глаза светились желтым огнем.
— Не пугайтесь, дон Эухенио, — голос мага стал резок, словно кто-то с силой водил ножом по листу жести. — Мы все так же таинственны и страшны, как этот непостижимый мир.
Теперь его смех напоминал захлебывающийся хохоток гиены.
Страшные светящиеся глаза вдруг оказались прямо напротив лица Кромлеха, по-прежнему пребывавшего в ступоре.
— Только еще одно, — шипел маг. — Перед тем, как уйти, вы снимите — это!
Евгений почувствовал сильную руку на своей шее, там, где был шнурок его креста, надетого матерью. Он до сих пор оставался равнодушен к религии, даже часто обличал ее в спорах с верующими. Например, со Львом, который ходил в церковь. Но ставший совсем черным серебряный крест не покидал его шеи. Он уже и не замечал его, будто тот стал частью тела. И снимать его Евгений не собирался.
— Нет, — четко произнес он, глядя в жуткое звериное лицо.
К своему изумлению он понял, что сказал это на языке киче. Более того — слово вышло из его рта в виде облачка, на котором красным горела соответствующая майяская надпись.
— Тогда, друг мой, я вас убью и съем, — весело провыл Карлос.
Его рука с силой потянула шнурок, и маг неожиданно выпал из поля зрения Евгения, оказавшись у него за спиной.
Горло Кромлеха опоясала невыразимая боль — противник пытался удавить его шнурком от креста. При этом Евгений оставался столь же вялым и почти безразличным к тому, что, по всей видимости, означало его смерть.
А Карлос продолжал выкручивать шнурок, второй рукой удерживая Кромлеха на земле.
И еще Евгений почувствовал его зубы на своем плече, безжалостно вгрызающиеся в плоть.
Невыразимо заломило в голове, где была вмятина на черепе. Перед глазами Евгения вспыхивали яркие паттерны, словно в калейдоскопе. Он постепенно отдавался небытию, ощущая, как жизненная сила истекает из него в его убийцу, который с яростной радостью впитывал ее всем своим нечеловеческим существом.
Вдруг в основании шеи Евгения, прямо позади трахеи, раздался зловещий щелчок. Он скорее ощутил его, чем услышал.
«Все. Сломал шею», — подумал он и приготовился соскользнуть в небытие.
Но не соскользнул.
В его ушах зашумело, потом зазвенело, потом на небе появилось ощущение жара. Все звуки стали невероятно отчетливыми, силой и сухостью они напоминали звон большого треснувшего колокола. Евгений словно бы завибрировал и — внезапно сделался свободным от смертельной хватки врага.
Он как будто сверху смотрел на мага, яростно душащего и с урчанием грызущего безвольное тело.
Пассивная блеклая истома Евгения мигом сменилась боевой яростью. Он — вернее, некто, вышедший из его тела — поднял сцепленные в замок руки и со страшной силой опустил их на шею Карлоса. Тот пронзительно закричал и, как подкошенный, рухнул на убиваемого им человека.
В буквальном смысле вышедший из себя Евгений вновь поднял руки для удара, но маг неправдоподобно быстро откатился в сторону, вскочил на ноги, и, сделав несколько причудливых движений руками, ногами и всем телом, отпрыгнул в чащу. Оттуда на Евгения сверкнули его желтые глаза, захрустели ветки, и настала тишина.
А Евгений опять ощутил, что лежит на земле. Шея невероятно болела, плечо горело, словно в него до сих пор вгрызались хищные зубы.
Кромлех с трудом повернул голову и увидел, что так оно и было — плечо терзал наглый тощий койот. Очевидно, он принял лежащего в прострации Евгения за мертвеца.
— Здравствуй, маленький койот. Как поживаешь? — неожиданно для себя хрипло спросил Кромлех.
Зверь мгновенно отскочил, сверкнув на человека безумными желтыми глазами, и исчез в чаще.
С трудом Евгений поднялся на ноги. Шею и снаружи, и изнутри продолжала терзать боль. Кровь из разодранного плеча стекала по руке и капала на землю.
Не обращая внимания на все эти мелкие проблемы, Кромлех навьючил на себя акваланг и продолжил путь по погрузившейся на несколько минут в предрассветное безмолвие сельве, вскоре подойдя к сеноту.
Здесь было пустынно и тихо — словно на другой планете, или как будто люди покинули эти места давным-давно и с тех пор сюда не возвращались. Что удивительно — даже ночью на территории археологического комплекса должен был кто-нибудь находиться. Но все работники, очевидно, справляли где-то День мертвых. Лишь чудовищная луна, подобно гигантском белому черепу, ухмылялась над квадратной вершиной пирамиды Кукулькана, силуэт которой темнел в полукилометре от сенота. А с другой стороны небес тревожно и пронзительно мерцала красная звездочка — Марс.
Но Евгений знал, что он здесь не
