Абиссинец - Подшивалов Анатолий Анатольевич
– Да, эччеленца, все! Деньги предназначались на выплату жалованья экспедиционному корпусу.
– Хорошо, я вам поверю, но, если это не так, вы будете повешены.
После этого нашлись еще британские фунты и мешочек с золотом, прикопанные неподалеку. Как уверял кассир, это – частные вклады, которые не подлежат конфискации как военный трофей, поэтому он их и спрятал, намереваясь потом вернуться и раздать частным вкладчикам банка. Как он рассказал, в бега он пустился, как только ему сказали, что вооруженный отряд занимает Асмэру, а туземная рота разбежалась. Он намеревался отсидеться в лесу и дождаться, пока итальянцы не отвоюют город, но вода и припасы кончились, а итальянские войска не появлялись. Изорвав одежду о колючие кусты, страдая от голода и жажды, он вышел к дороге и решил сдаться.
Дальше все было без приключений и остановок, не успели соскучиться – вот и море вдали блеснуло – порт Массауа. База и склад имущества у нас в форте – остановились у ворот и начали выгружать ящики с имуществом отряда, я же с Мэконныном на лошадках, что были здесь раньше, поехали на берег. Основной наш табун в вагоны не поместился, десяток казаков погнал лошадей и мулов без груза, взяв только бурдюки с водой, вдоль дороги, завтра они прибудут. После выгрузки поехали в порт. Дежурный младший урядник отрапортовал, что утром пришла французская канонерка, но в порт не входила, а встала далеко, на внешнем рейде. С канонерки спустили баркас с офицером, который прошел к молу и был встречен вооруженными казаками, да еще и пулемет выкатили. Дежурный по порту по-французски не понимал и разрешений никаких не давал, переговоров не вел, понял только, что они из Джибути, и французский офицер жестами показал, что они хотят высадиться на берег. Казак также жестами дал понять, что высаживаться нельзя. Неизвестно, что понял француз, но они развернулись и пошли обратно, к канонерке. На борту баркаса был фотограф, который сделал несколько снимков кораблей и порта. Кроме того, фейерверкер Новиков и два артиллериста навели на канонерку пушку на оставшемся на плаву крейсере. По мнению казака, французы именно этого и испугались, и скоро, приняв баркас, канонерка ушла в море.
Потом я и Мэконнын на портовом баркасе с восемью гребцами объехали корабли и поднялись на крейсер. Артиллерист Новиков доложил, что с орудиями они разобрались, но на канонерках испорчена часть механизмов (где побита осколками, а где – специально сломана перед сдачей в плен), на одной канонерке повреждения больше, на другой – меньше, но, по его мнению, самостоятельного хода они дать не могут. Орудия повреждены меньше, практически все из них могут стрелять, оно и понятно; на палубе испортить что-то было сложно, а в трюме били стекла манометров, крушили вентили, в общем, пока время немного было (дальше из-за дыма просто стало нечем дышать), кто-то их механиков порезвился. На крейсере механизмы не ломали, правда, попытались взорвать корабль, но попытка была пресечена. Новиков сказал, что орудие заряжено, и он может показать, как оно стреляет. Попросил, чтобы мы отошли подальше и орудие наведено приблизительно туда, где была канонерка. Артиллерист дернул за шнур, раздался оглушительный выстрел и в море в восьми кабельтовых встал столб воды и донного песка. Мы с Мэконныном стояли в 20 метрах за рубкой с наветренной стороны, поэтому хорошо видели взрыв.
– Александр, я не ожидал, что это такая чудовищная пушка, но я вижу, что стреляет она не очень далеко, – непривычно громко сказал рас.
– Отец, извини, что я забыл тебе сказать, что при выстрелах таких пушек надо открывать рот, у тебя явно заложило уши, но это скоро пройдет. А что касается дальности выстрела, я думаю, километров на десять, то есть в пять-шесть раз дальше, чем мы видели, она может швырнуть снаряд со взрывчаткой, но это, конечно, не будет прицельной стрельбой.
– Да, если бы там, куда сейчас попал снаряд, был корабль, он был бы утоплен.
– При удачном попадании – да, но броня броненосца или броненосного крейсера могла бы выдержать. Канонерку или такой крейсер, где мы сейчас находимся, такое попадание пустило бы на дно.
Попросил пересчитать все орудия и торпедные аппараты на всех кораблях и отдал эфиопские флаги, велев поднять их на носовом флагштоке, как гюйс. А потом мы обошли на баркасе все трофейные корабли: нам достались крейсер «Giovanni Bausan»[69], канонерские лодки Curtation и Governolo[70], транспорт Genova, а также маленький номерной миноносец. Взрывом мины был утоплен крейсер «Dogali»[71], но лежал он неглубоко, на борту, пробоиной вниз и из воды торчали жерла шестидюймовых бортовых орудий.
После этого я поговорил с пленными, но служить негусу не захотел никто из моряков. Тогда я сказал, что они все (кроме экипажа транспорта) отправляются на строительство железной дороги. Кто-то крикнул, что офицеры не обязаны работать.
– Можете не работать, но тогда не обессудьте – кормить так, как здесь, там не будут, хорошо кормят только тех, кто работает, – я повторил то, что ранее говорил пленным в Асмэре. – Есть желающие специалисты для работы на кораблях?
На этот раз вышли восемь человек, но опять-таки ни одного офицера среди них не было.
Пообедав приготовленными казаками щами с молодой капустой и пловом с бараниной, Мэконнын засобирался в Асмэру. Плов расу понравился, я сказал, что морковь и капуста выросли из семян привезенных русскими и поселившимися на Аваше рядом с его землями, там где леса переходят в поля. Там русским понравилось, и я туда планирую переселять желающих остаться в моей провинции Аруси и заниматься сельским хозяйством. Сказал, что это – типичный русский летний суп из свежей капусты, моркови и лука – «щи», правда, картофеля в нем нет, не взяли с собой, а зимой готовят щи из кислой квашеной капусты, мои люди ее тоже попробуют сделать. Плов – блюдо родных мест казаков, правда не русское, а жителей тамошних завоеванных земель, присоединенных к Российской империи. Щи Мэконнын попробовал, но есть не стал, а вот плов ему понравился, и ему дали добавки, положив кусочки баранины получше.
Отправил раса обратно в Аруси отдельным поездом, дав ему эскорт казаков с подъесаулом Стрельцовым во главе. В оставшиеся вагоны загрузили остаток винтовок, хранившихся в пакгаузах. За день до прибытия от Ильга его интенданта по трофеям, в крепость уже перевезли пять тысяч новеньких винтовок и все патроны, надо же мне будет вооружать чем-то свою армию, хотя Мэконнын сказал, что те три тысячи «драгун», что были в моем распоряжении, так со мной и останутся до подписания мира, а то что, мне с горсткой русских все побережье удерживать? Вновь прибывшие устроились в бывшей кордегардии, артиллеристы – в порту на транспорте, поставив на его палубе пушки Барановского и пулемет: так они могли простреливать акваторию порта. На всех кораблях уже были подняты эфиопские флаги, такой же флаг теперь реял над кордегардией.
Ночью проснулся от стрельбы, причем били сразу два пулемета. Оказывается, военнопленные решили совершить побег, пытаясь захватить плавсредства и добраться до Джибути или просто дрейфовать к Баб-эль-Мандебскому проливу в надежде, что подберет какой-нибудь пароход. Заколов самодельными «заточками» трех «драгун»-часовых и завладев их оружием, они попытались скрытно захватить баркас и напасть на рыбацкую деревню, с целью захвата рыбачьих лодок, но выдали себя шумом.
По тревоге выскочили казаки и открыли огонь по толпе, бежавшей вдоль берега. Причем сначала дали из пулемета очередь поверх голов, а потом уже – по беглым. На пароходе ночью держали под малым паром один из котлов, чтобы действовала корабельная динамо-машина, вырабатывая ток для освещения, в том числе для прожекторов. Когда беглых осветили (и ослепили) лучом прожектора, они подняли руки. Тем не менее часть беглых достигла рыбацкой деревни, и итальянцы, убив двух пытавшихся оказать сопротивление рыбаков, захватили рыбацкую лодку и, пользуясь ночным бризом вышли на ней в море.
