Боксер: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
— Тамара Ипполитовна, — старый тренер по боксу прихватил стакан с чаем у директора и протянул старшей пионервожатой. — Выпейте чайку, а Лева расскажет, почему так поступил. Расскажешь, Лев?
— Я правда так больше не буду, Георгий Семенович, Тамара Ипполитовна… честное пионерское, — закудахтал Лева, внешне совершенно точно готовый провалиться сквозь землю от стыда. — Папе только не надо говорить, а то он меня накажет!
— Это почему еще не надо, а бить других детей, выходит, надо? — Тома не отказалась от чая, взяла стакан, машинально отхлебнула, и металла в её голосе чуточку поубавилось.
Роман подлетел к Тамаре и зашептал ей на ухо:
— Милиция здесь явно лишняя, давайте решим вопрос собственными силами, в конце концов, все обошлось.
Старшая пионервожатая в этот момент пила чай — и от возмущения едва не подавилась.
— Роман Альбертович! Обошлось? Решить предлагаете?
— Ну а зачем нам милиция, зачем ломать жизнь пацану?
Все присутствующие, включая директора, закивали в унисон, поддерживая настрой Романа. Лев замер, втянул голову в плечи, ожидая решения. Насчет милиции я был согласен — лишнее. Но вполне может быть, что вся эта сценка разыгрывается лишь для того, чтобы Льва запугать. Тоже обычная практика — показать, что ещё раз и будет ата-та. Если парень не дурак, запомнит.
— Зачем, говорите, а я вот вам скажу сейчас, зачем… — недовольно зашептала Тома.
Я замер — у неё явно имелись ещё какие-то козыри.
— Так, молодые люди, закройте уши и зажмурьте глаза, мне кое-что надо сказать взрослым по-взрослому.
Тренеры переглянулись, а Роман Альбертович театрально закрыл уши ладонями.
— Вас это не касается! — зашипела Тамара.
— Простите, не понял, — хмыкнул Рома.
Сценка выходила занятной. Тому считали душнилой и, как я уже понял раньше, недолюбливали. Вся ее инициативность усложняла жизнь остальному педсоставу, но должностное положение старшей пионервожатой во многом развязывало ей руки. Единственный, кто мог сделать ей замечание по существу — Савелий Иннокентьевич, но тот предпочитал отмалчиваться в платочек (или в фляжечку). Боялся, видно, что Тома и до него доберется, и о его пагубной привычке станет известно начальству из области.
Так или иначе, мы с Левой по очереди закрыли уши ладонями и зажмурились. В отличие от Левы, который действительно старательно зажмурился и плотно прижал ладони к ушам, я, естественно, просто сделал вид, что выполнил просьбу.
— Не при детях будет сказано, товарищи, — продолжила Тома, понизив голос. — Но у нас с вами лагере имеются хулиганы, бандиты и будущие рецидивисты.
— Ба! — искренне изумился директор. — Поясните!
Старшая пионервожатая вытащила из второго кармана клочок газеты и положила перед Савелием. Делала она это настолько аккуратно, будто боялась оставить на газете отпечатки пальцев.
Или держала какую-то абсолютную гадость.
— Полюбуйтесь, товарищ Рябоконов. Чем у нас в лагере занимаются.
— Это еще что? — нахмурился Савелий, брезгливо приподнимая пальцами край газеты.
К счастью, тренеры стояли так, что мне было видно — оттуда высыпались крупинки какой-то высушенной растительности.
— А вот вы мне и скажите, — Тома оперлась о столешницу. — Очень уж похоже на кое-что, о чем вы наверняка тоже подумали!
Рома не стал гадать и развернул газету. Я чуть было не ахнул вслух. В ней оказался завернут… тот самый чай, из которого крутила самокрутки гопкомпания. Который Сеня скомуниздил у матушки.
— И о чем же таком вы подумали? — Рома взял щепотку, понюхал, удивленно приподнимая бровь.
— Гашиш это! — отрезала Тома уже совсем шепотом, прищуриваясь. — Представляете, в нашем лагере обнаружены наркотики.
— И где вы взяли эту гадость?
Рома скинул чаинки с пальцев обратно на газету, взял пустой стакан Савелия и плеснул в него горячую воду из банки с кипятильником.
Директор тоже зачерпнул «гашиша», понюхал, хмурясь и морщась.
— Теперь понимаете зачем нам нужна милиция⁈ — Тамара всех этих манипуляций не замечала. — И где бы вы думали, я нашла эту отраву? В тумбочке у Льва. И вы хотите решить это без милиции?
— Ну… Шерлок Холмс из тебя так себе.
С этим словами Рома взял газетку и высыпал растительную крошку в горячий стакан.
— Вы что делаете, Роман Альбертович! — опешила старшая пионервожатая. — Как же теперь… Это улики!
— Чаю хочу, — тренер пожал плечами.
Тамара Ипполитовна буквально поперхнулась собственным гневом.
— Какого чаю?..
— На газетке отборный индийский чай, — заверил Савелий.
Тома захлопала ресницами, понимая, что опростоволосилась.
— А вы запах разве не чувствуете? Я вот сразу запах почувствовал, — изумился директор и тут же поправился: — Запах чая, в смысле, я понятия не имею, как пахнет гашиш!
Ага, и водку я пью только по праздникам, подумал я.
— Я… С рождения не чувствую запахов… — призналась Тамара, опустив глаза.
Потупилась так, будто открыла про себя страшную тайну. Как Фиона из мультика про Шрека.
— Чай-то будете? — Рома, мило улыбаясь, чтобы сгладить момент, протянул стакан старшей пионервожатой и повысил голос: — Дети, взрослые поговорили!
Я раскрыл глаза и убрал ладони с ушей, Лев сделал то же самое. Судя по тому, что он сразу откликнулся, получалось, что всё-таки подслушивал разговор. По крайней мере, побледнел он как застиранная простыня.
Тома не собиралась сдаваться, подбоченилась и снова поперла буром на пацана.
— Так, Лев, расскажи-ка, где ты взял чай!
Я думал, пацану хватит мозгов сказать, что тот же чай ему дала с собой мама, но нет.
— Это не мое…
— Если не твое, почему тогда чай в твоей тумбочке? — уцепилась старшая пионервожатая, пытаясь загладить промах с «гашишем».
На этот раз на помощь воспитаннику пришел тренер.
— Мы сейчас не об этом, — возразил Воробьев.
— Как же не об этом, а если он чай со столовой стянул! Это, между прочим, государственное имущество! Вот завтра приедут его родители… и вообще, Георгий Семенович, почему дети на ночь глядя разгуливают по лагерю со спортивным инвентарем? Откуда ты взял перчатки, Лев?
Лев надулся, промолчал. Я понимал, что ещё чуть-чуть и он дрогнет. Все-таки четырнадцать — еще юный возраст, и даже если ты невероятно крут (как он считал), то противостоять со взрослым на равных практически невозможно.
Не то чтобы я испытывал к нему жалость, но не стоило забывать, что Лев прежде всего — обыкновенный ребёнок. И стоит старшей пионервожатой чуточку на него надавить, как он расколется. Того же Сеню сдаст… А он точно не партизан, расколется сразу. Я поспешил поднять руку.
— Перчатки я взял.
Все уставились на меня, большинство с удивлением, а Воробьев внимательно, будто что-то прочитал на моем лице. Вряд ли он беспокоился, что я его заложу. Не-а, во взгляде было что-то другое.
— Как — ты?
— А зачем, Мишенька?
— Ты же шахматист.
Вопросы посыпались со всех сторон разом. Я не стал ничего придумывать.
— Чтобы научиться боксу. Попросил Леву показать мне пару движений, да, Лева?
Пацаненок явно удивился, но, надо отдать должное, держал себя в руках и никак не выдал удивление.
— Угу…
— В смысле, пару движений, ты что, сам попросил его себя избить, Мишенька? — недоумевала вожатая.
— Это называется «спарринг», Тамара Ипполитовна, — поправил я.
— То есть, тебя никто не избивал? — выдохнул, не сумев скрыть облегчения, директор.
За столом начали переглядываться.
— Нет, конечно, просто мне надоели шахматы, и я решил попробовать новый вид спорта. Так что спасибо, Лева, что согласился помочь.
Я подошел к врагу, протянул руку для рукопожатия. Тот изумленно ее пожал с отвисшей челюстью.
Тома подвисла, переваривала новую информацию.
— Видите, как хорошо, никто ни в чем не виноват! — объявил директор, стукнув ладонями по столу. — Остальные вопросы предлагаю обсудить завтра на линейке, а сейчас надо расходиться, товарищи!