Никогда не было, но вот опять. Попал 3 (СИ) - Богачёв Константин
Сара слушала этот бородатый анекдот, снисходительно улыбаясь, но дослушав до конца, секунд пять молчала, осмысливая и звонко, по девичьи, рассмеялась. Михель криво усмехнулся, но неподдельное веселье сестрицы заразило и его. Вот что значит жить без телевизора и интернета. Всякий трёп хорошо заходит.
— И что потом? Помер старик? — смеясь, спросила мадам.
— Нет, конечно. — сочинил я счастливый конец. — Не мог же он на таких безалаберных людей лавку оставить.
— Почти про тебя история. — смеясь обратилась Сара к брату.
Тот отмахнулся и налил себе из графинчика полную рюмку. Выразительно глянул на меня, но увидев отрицательный жест, произнес:
— Ну как хотите! А я выпью.
— Михаил Исаакович, вы бы замену племяннику нашли. Скучно ему цацками торговать. Кабы в какой-нибудь Бунд не вступил.
— Куда — куда? — удивлённо спросил Гуревич.
— В Бунд. Это вроде такая еврейская организация революционная.
Блин, что за чушь я несу. Рано еще Бунду. Когда это его организовали? Не помню. А ведь учил историю КПСС. Да ладно, черт с ним. Всё равно Михелю наплевать на всякий Бунд. Вон как коньячок резво потребляет.
— Какой из Илюши еврей. Гой он, натуральный, — махнул рукой Михель и схватился снова за графинчик. — Да и мы никакие не евреи. Православные мы. Вот! — он полез себе за воротник и вытащил крестик-ключик от сейфа и показал мне. Похоже набрался Мишаня. Видимо начал, когда я с ушлепками разбирался.
— Хватит пить. Иди проспись, — отобрала у него графин Сара. И, обращаясь ко мне, пояснила. — Мать у Ильи — русская. Умерла четыре года назад. Отец в Москву уехал. Новая семья там у него.
— Понятно, — сказал я.
Посмотрел на пьяненького Михеля, который поднявшись из-за стола поплёлся на выход. Стало ясно, что сегодня с ним о делах говорить бесполезно. Глянул на стол. Камня на столе не было. Пьяный-то он пьяный, а камешек спрятал. Молодец Мишаня. Профессионал! Своего не упустит. Однако, пора заняться шоу-бизнесом.
— Серафима Исааковна, — обратился я к мадам, которая выжидательно смотрела на меня. — Мне господин Бендер сказал, что у вас почти все готово. Это так?
— Не всё, но кое-что получается. Мне нравится, а Моня с Арнольдом недовольны.
— Моня это Эммануель — музыкант? Это о нём Остап Сулейманович мне рассказывал?
— Так его господин Бендер назвал.
— Тогда Арнольд кто?
— Арнольд Адамович Грабовский. Девок танцевать учит.
— Учитель танцев что ли? Откуда этот Раздватрис взялся?
— Почему Раздватрис? — улыбнулась мадам. — Девки его Арнольдиком зовут. Его один бийский купец из Петербурга выписал, чтоб дочерей танцам научить. Но что-то у них там случилось и купец его выгнал, а я его наняла и не жалею.
— Ну, вам, Серафима Исааковна, виднее. А с помещением как?
— Есть и помещение. Договорились с Поляковым. Склад у него пустующий в аренду взяли, немного подремонтировали печи поставили, окна прорубили, но пока ещё до конца не доделали.
Я немного подумал, потер ладонью подбородок, взглянул на женщину и предложил:
— Тогда может быть завтра проведем нечто вроде репетиции? Оценим насколько мы готовы к первому выступлению перед публикой.
Мадам как-то странно на меня посмотрела и легонько встряхнула головой, словно освобождаясь от какого-то наваждения, ответила:
— Хорошо! Я согласна.
— Тогда до завтра.
Я взял со стула свою шубу и оделся. Мадам наблюдала за мной чуть прищурясь и слегка покусывая свою нижнюю губу, словно что-то хотела у меня спросить и не решалась. Нахлобучил шапку и повернулся к ней, чтобы сказать до свидания, но она опередила меня, огорошив вопросом.
— Алексей! Господин Бендер вам родственник?
— Почему вы об этом спрашиваете? — насторожился я.
— Уж очень вы похожи на него? — откровенно сказала мадам.
— Похож? — деланно удивился я. — И чем же это я на него похож?
Сара-Серафима снова осмотрела меня с ног до головы:
— Сразу не объяснишь. Взгляд, жесты, походка. Если вам бороду нацепить, то и не отличишь, — произнесла она и вдруг удивленно округлила глаза:
— Вы…! Это вы? — Испуганно поднесла ладонь ко рту.
Вот черт! Узнала! Наблюдательная мадам. Видимо и правда имела некие виды на «плохиша» Бендера. И что теперь мне делать? А впрочем, я ведь тоже «плохиш» не из последних. Значит надо соответствовать.
Я твердым шагом подошел к ней и, преодолевая довольно слабое сопротивление, притянул к себе и впился поцелуем в её губы, благо мы оказались почти одного роста. Потом отодвинул её и, глядя в её предельно удивленные глаза, сказал:
— Мадам! Мы обсудим это несколько позже, в более подходящей обстановке. А пока запомните: Я Алексей Иванович Забродин! Бендер мой родственник, дальний. Запомнили? — дождавшись утвердительного кивка, добавил:
— Вот и чудненько! Разрешите откланяться.
Потом повинуясь какому то порыву, вновь шагнул к ней и поцеловал ещё раз, шепнув в розовое от смущения и неожиданности ушко:
— До завтра, Сара.
Повернулся и, не оглядываясь, вышел в коридор. Проходя по торговому залу на выход, машинально кивнул застывшему при виде меня Илюше и вышел на засыпанную свежим снежком улицу.
Снег бодро поскрипывал под подошвами, легкий ветерок и небольшой морозец пощипывал нос и щеки. Я шел, машинально переставляя ноги и пытался понять, что же со мной сегодня произошло. С какого перепуга я накинулся на мадам с поцелуями. Нет конечно, Сара-Серафима нравилась мне, но нравилась как-то абстрактно. С одной стороны я был не против потеснее познакомиться с ней, но с другой стороны понимал, что это в общем-то невозможно. Слишком много барьеров между нами и главный из них — возраст. Похоже, это старый пенёк, что засел в моей голове так взбрыкнул. Ведь для него мадам вполне симпатичная и довольно молодая женщина.
Подумав об этом, я усмехнулся: нет у меня в голове старика Алексея Щербакова, как нет и пацана Алексея Забродина. Сейчас я совершенно другой человек не похожий ни на того ни на другого, поскольку за то короткое время пребывания в этом мире я наполучал столько «синяков и шишек», что приобретённый опыт сделал меня не похожим ни на подростка, ни на старика. Налицо, как говорят марксисты, «переход количественных изменений в качественные». Да и ощущаю я себя по возрасту ровесником мадам. Так что, «вперед и с песней», хотя чувствую, что проблем на свою голову и на все остальные части тела с Сарой-Серафимой я наживу. Но в этой жизни я от проблем не бегаю, я их решаю, с божьей помощью разумеется.
Ладно! Проблему мадам Ивановой — Гуревич отнесем к проблемам, хоть и хлопотным, но приятным, а вот проблему некого Фомы Хорькова и мадам Щукиной приятной назвать никак нельзя. Я нисколько не обольщался лёгкой победой над мелкой шпаной. Я просто без всяких разговоров напал первым и потому сопротивления мне они не оказали. Хотя, скорее всего, в так называемом честном бою, я бы их тоже победил. Тренировки с пацанами мы ведь не прекращали, да двигаюсь я быстрее, так что наверняка бы победил, но и сам бы не хило огрёб. А оно мне надо?
А собственно, что мне надо? А надо мне, что бы всякие утырки оставили меня и всех моих близких в покое. Так не оставляют же. То одни, то другие цепляются. Правда, надо сознаться, что в случае с Голубцовым непосредственным инициатором был я. Но будь этот утырок совсем не причастен к попыткам попортить мою шкурку, разве обратил бы я на него внимание? На фиг бы он мне сдался. Пусть его вина и косвенная, но она есть.
Вспомнив про Голубцова, я даже остановился и оглянулся. Вот же чёрт! Я ведь, в суете последних двух дней, напрочь забыл про некого томского сыщика, что два месяца назад, по словам городового Горлова, проводил здесь расследование и интересовался мной и дедом. А это означает, что деду и мне в ближайшем будущем предстоит посетить местное управление полиции и скорее всего не по своей воле. Хорошо если просто пригласят для беседы, а если приволокут для допроса? Блин надо адвоката нанимать.