Княжич Соколов. Том 3 - Роман Саваровский
— Здравствуй княжич, — раздался тяжелый голос.
В двух простых словах было столько нечеловеческой Силы, что на говорившего просто невозможно было не обратить внимание. Я повернул голову и увидел в дальнем конце широкой светлой комнаты красно-золотой трон. Не такой мощный как в основной резиденции, но тоже весьма внушительный.
Однако государь приветствовал меня стоя на ногах. Волевой подбородок, идеальная осанка, по-аристократически белая кожа и полные внутренней мощи глубокие глаза.
Не знай я наверняка что Михаил Елецкий человек, я бы принял его за Дикого Эфириала с ментальными способностями.
Могучая Воля самодержца наковальней обрушилась на голову и мне стоило немалых усилий устоять на ногах. Инстинкты Ловца требовали приготовиться к бою насмерть, восприняв обычный взгляд Михаила Елецкого как нападение.
Покойный Эфириал Подчинения мог гордиться что смог нейтрализовать одаренного такой колоссальной силы.
— Для меня честь познакомиться лично, ваше величество, — уважительно поклонился я.
От внимания Михаила Елецкого не ушел тот факт, что я сделал поклон по своей воле, а не подчинился его ауре Императора.
Присмотревшись повнимательнее, я понял, что она действует помимо Воли самого государя лишь отображая его текущее настроение. И в окружившей меня ауре я не чувствовал агрессии или угрозы.
Там было уважение.
— Силен, — улыбнулся государь и сел на трон, — весьма немногие люди, помимо моих гвардейцев, способны так держаться в этой комнате. В отличие от других приемных залов, тут нет артефактов, сдерживающих мою ауру.
— Мне лестна ваша оценка, ваше величество, — улыбнулся я в ответ, — так зачем вы меня позвали?
— Вижу ты не особо доволен, — слегка удивленно усмехнулся государь, — неужели тебе настолько не по нраву моя компания?
Мой чуткий слух отчетливо уловил скрежет зубов Прохора. Ну да, при том, что использую я исключительно вежливые формулировки, в моем голосе сквозит недовольство и отсутствуют благоговейные нотки.
— Вовсе нет, ваше величество, — вежливо ответил я, — просто дело в том, что в приглашении на аудиенцию не была обозначена тема разговора. Сам же я, увы, не понимаю, чем обязан такой чести.
— Полагаешь у меня нет причин лично поблагодарить того, кто обезглавил изменника, едва не погубившего всю Империю? — с легким вызовом поинтересовался государь.
— Полагаю, что выражение личной благодарности дело не первостепенной срочности, учитывая текущую обстановку в мире. К тому же, совсем недавно один Князь объяснял мне сколь безумно дорого стоит каждая секунда его времени. Осмелюсь предположить, что секунда времени Императора стоит куда дороже. Истинную цену аж двух дней ожидания моей скромной персоны мне даже страшно представить.
От последних моих слов у Прохора чуть сбилось дыхание, хоть внешнего виду он и не подал. Теряет хватку старик. А вот Михаил Елецкий скрывать свое удивление не стал осознанно.
— Так ты знаешь, что я отложил дела и ждал твоего пробуждения? — еще шире улыбнулся государь. Похоже, его этот факт не на шутку заинтересовал, — Откуда тебе это известно, позволь узнать?
— Разведка у меня в крови, я ведь Соколов, — отшутился я.
Чуть подавшийся вперед Михаил Елецкий засмеялся и абсолютно беззлобно погрозил мне пальцем.
Легкая перемена настроения государя довольно больно ударила по плечам, заставив Мина пустить часть Ж и вы на регенерацию. Как он только не поубивал всех местных своей аурой. И ведь он действительно делает это не нарочно.
— Скажи если моя аура вдруг начнет доставлять тебе дискомфорт, — заметив легкий всплеск моей энергии сказал государь, — Со смертью части моей гвардии, ее Сила возросла и контролировать ауру теперь довольно проблематично. На Рюриковичей и членов гвардии Сила Императора негативного влияния не оказывает, а с остальными я обычно ее сдерживаю. Однако с тобой, княжич, мне хочется быть максимально открытым. Да и ты отлично держишься.
— Не имею ничего против, ваше величество.
— Но отвечать мне тем же уровнем искренности не хочешь, — задумчиво почесал бороду Михаил Елецкий, — что ж, твое право.
— Простите, я разве в чем-то соврал? — поинтересовался я.
Лгать в лицо государю отважился бы только самоубийца. Одаренный его Силы почувствует это без всякого ментального Дара.
— «Не лгать» и «говорить искренне» это совершенно разные понятия, княжич, — благожелательно заметил государь, — я знаю, как работает Дар Соколовых и его стараний бы было недостаточно.
— С вашего позволения, ваше величество, я бы остановился на формулировке «секрет рода», — развел я руками.
Весьма удобно местные придумали фразу, которой можно закрыть любой неудобный вопрос.
— Как пожелаешь, княжич, я не давлю, — улыбнулся государь и деревянный пол скрипнул у меня под ногами.
Ага, не давит он. Буквально давит своей аурой, хоть и не специально. А действительно ли не специально? Вон как хитро щурится и вовсю наслаждается беседой, которая пошла не совсем по его сценарию.
Страшный человек. Смотрю на него и кажется, будто он готов абсолютно ко всему, так как уверен, что в любом раскладе выйдет победителем. Будь то беседа, игра или война.
— Хорошо, а то я бы мог подумать, что вы позвали меня сюда чтобы найти повод задержать.
— О! Нет, что ты, — с веселым лицом отмахнулся Михаил Елецкий, — задержания проводят в других местах. В этих же стенах, — многозначительно обвел рукой помещение, — говорят совсем о другом. Например, тут ты можешь задать любой вопрос и получить на него ответ.
С этими словами глаза государя хитро сверкнули. Он смотрел на меня неотрывно с таким вызовом, что мне тут же захотелось назло Елецкому задать максимально неудобный вопрос. Такой, чтобы он пожалел о своих словах.
Например, о том, почему на людях никогда не показывается его супруга? О том, что он принял чтобы быть таким веселым после смерти своих родичей? Или о том, за какие такие заслуги он выбрал именно Елизавету живым жертвенным щитом для остальных своих детей, которых он скрывает в страхе за их жизнь?
Однако я быстро подавил малодушный порыв и задал вопрос, который действительно меня волновал и ответить на который мне мог только государь.
— Будет ли наказана семья Соколовых за деяния отца?
Я не для того спасал их жизни чтобы завтра прочитать в сводках как их задерживает имперская армия.
— Не будет, — твердо заявил государь.
— Даже если отец не справится с эвакуацией Богатыря?
— Во-первых, мы оба знаем, что Серега справится, — нарочно выделил имя таким образом Михаил Елецкий, — во-вторых, его поездка в Корею — это не наказание, и даже не шанс «отработать» свои грехи. Я отправил его туда, потому что только в Корее мой дорогой друг и действующий глава Расправной Палаты способен начать путь к прощению самого себя.
— Вот как, — искренне удивился я, — говорите так будто вы его простили. Неужели могущественный Император так легко прощает смерть своих родичей? — спросил я, и в помещении тут же повеяло холодом.
Впившийся мне в бок гневный взгляд Прохора я проигнорировал, а вот государь вновь продемонстрировал чудеса выдержки. Ни единый мускул на его лице не дрогнул. И что было куда более явным доказательством хладнокровия, его аура тоже не изменилась.
Совсем.
— Дерзкий… — усмехнулся государь и укоризненно глянул на своего гвардейца, — Прохор, что с тобой случилось? Держи себя в руках. Третий раз уже меня компрометируешь. Мальчишка читает тебя как открытую книгу!
— Простите, ваше величество, — тут же отчеканил Прохор и унял свою жажду убийства, — больше не повторится.
Эх, а я думал мы со стариком поладили за эти пять лет совместных тренировок. Но, видимо этого недостаточно. Одно неуважительное слово в адрес драгоценнейшего государя, и я уже чуть ли не его враг. Такой пугающей преданности мог позавидовать даже Невский со своими марионетками.
— Что касаемого твоего вопроса… — продолжил говорить Михаил Елецкий, — я никому и никогда не прощу даже каплю пролитой крови своей семьи, — добавил государь и впервые за весь разговор я услышал в его голосе стальные нотки, — однако в их смерти Сергей Соколов не виноват никоим образом. Никто из тех, кто остался в живых не виноват. Кроме меня. Все жертвы того черного дня на моей совести, княжич. Я знал о том, что они умрут задолго до того, как это случились.
От столь внезапного откровения я на секунду потерял дар речи и это не осталось без внимания