Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер
Он смотрел и смотрел, выражение лица не изменилось, но в глазах мелькнуло нечто, смутно напоминающее тоску по старым добрым временам, когда был у финикийцев верховным богом.
– Хорошо живешь, – сказал я. – И слуги у тебя вышколенные. За сколько уступишь своего дворецкого?
– Только за душу, – проворчал он могучим и глухим голосом, напоминающим грохот каменной лавины. – Хотя твоя и так, считай, уже наша.
– Что у тебя с лицом? – спросил я с сочувствием. – И рога кто-то сбил. Какие у вас тут грубые все!
Он отмахнулся могучей лапой, я подумал, что, если заденет такой, снесет хоть столетний дуб, хоть скалу.
– Да так…
– Инсургенты?
– Диспут, – буркнул он нехотя, – с инициативной группой, требовали пересмотра системы наказаний. А рога у меня только на выход. Так принято.
– Понимаю, – сказал я с сочувствием. – У нас тоже есть не шибко умные. Представляешь, вообще жаждут отказаться от смертной казни!.. И других призывают.
– Шутишь? – спросил он с недоверием. – Да как можно?
– И я им то же самое говорю, – сказал я с жаром. – Придурки.
– Придурки, – согласился он с презрением. – Ну так что, сам явился сдаваться?.. Котел со смолой можешь выбрать сам, разрешаю! Я добрый, хотя обо мне говорят всякое.
Я сказал поспешно:
– Нет-нет, я вовсе не за ответной услугой.
– Серьезно?
– Просто мимо шел, – сообщил я, – думаю, дай загляну. Тем более есть выгодное для тебя предложение.
– Тогда сядем, – сказал он, – послушаем твои хитрости.
– Почему хитрости? – спросил я. – Как раз не хитрости!
– Все равно хитрости, – сказал он угрюмо. – Порода у вас такая. Самого Сатану обманете! Думаю, и Творца как-то обмануть сумели, так бы просто он всю землю не отдал…
У левой стены шикарный трон на помосте, к которому ведут две ступеньки и роскошный красный ковер, толстый и пушистый. Вельзевул грузно поднялся к трону, развернулся и сел, возложив руки на широкие подлокотники.
– Красивый трон, – похвалил я.
Он посмотрел с подозрением.
– Ну-ну, продолжай. Ты изменился. Где украл корону?
– Ты будешь смеяться, – ответил я, – но в самом деле украл.
Он скептически хмыкнул, я впервые подумал, что хотя корону я в самом деле украл, даже спер, но система идентификации древних вещей: признают только своего владельца. На других либо не реагируют, либо не позволяют себя взять. Одни отбиваются, другие просто каким-то образом увеличивают гравитационную составляющую, так что их не поднять, даже не сдвинуть. Есть и такие, которые незримы для всех, кроме владельца. Так что если эта корона позволила себя взять, то ее прошлый хозяин точно заложил такой странный доступ… Как-нибудь на досуге подумаю, зачем он так сделал.
Я поискал взглядом на что бы сесть, придвинул ногой неприлично роскошную софу, сел в свободной позе, закинув обе руки за спинку, а Вельзевул продолжал всматриваться в меня пытливо и настороженно.
– Не хочешь сказать, – проговорил он, – и не надо. Это твои тайны. Но изменился ты очень сильно.
– Уйма времени прошла, – согласился я.
– Да? – переспросил он. – А мне казалось, вчера был одним, сегодня уже другой.
Я спросил с удовольствием, всем нам нравится, когда говорят о нас:
– Какой?
– Уверенный, – определил он мрачно. – В прошлый раз тебя всего трясло, когда меня увидел, хоть ты и старался не показать. А сейчас вон даже сел без спроса. Если и страшно, то уже умеешь не показывать вида. А вообще-то тебе уже и не так страшно.
Я прямо встретил его испытующий взгляд.
– Ты мудр, Вельзевул.
– Ну, спасибо… Это ты себе котел попросторнее выговариваешь?
– Ты много видел, – сказал я, – много понял. И даже меня в какой-то мере. Я сам только недавно заметил. И даже чуточку удивился.
– Да ну? – спросил он с сарказмом.
– Самую малость, – уточнил я. – Просто за последнее время столько всякого… что, если не повзрослеть рывком, так и сгинешь в песочнице. А взрослый может и спастись. Заодно и мир спасти, хотя кому он такой нужен?
Он спросил мощно:
– А что повзрослевший увидел?
– Что все не так, – ответил я, – как думалось в детстве.
– Ого!
– И даже, – сказал я, – ужасающий мир Светлых и Темных ангелов не совсем такой, каким представлялся. Как только начал это понимать… сразу перестал бояться.
Он сказал с неудовольствием:
– Ну-ну, продолжай.
– Что продолжать? – спросил я. – Я только сказал, что красивый трон. Могу уточнить, что очень красивый.
Он смотрел исподлобья зло и недоверчиво.
– А почему промолчал, что мы, могучие ангелы, и это у вас сперли? Что у нас ничего не было, все у вас заимствуем?
Я заверил торопливо:
– И в мыслях говорить такое не было!.. Чего я стал бы такое говорить?.. И так всем все понятно, зачем еще в глаза булавкой тыкать? Мы люди открытые, насчет соблюдения авторских прав еще не додумались. Воруйте идеи, пользуйтесь на здоровье! Нам не жалко. Завтра еще круче придумаем.
Он хмыкнул, лицо злое и расстроенное, уж и не знаю, из-за неудачного диспута или потому, что только теперь начинает проясняться, хоть и очень смутно, великий замысел Творца.
– Ладно, – сказал он, – что у тебя там за предложение?
– Коммерческое, – ответил я. – Для тебя крайне выгодное.
Он скептически хмыкнул.
– Ну да, так бы ты и сказал, что невыгодное. А тут еще и коммерческое, надо же! Это наверняка отдать тебе здесь все, а самому повеситься?
– Да бросьте, – сказал я, – ваше адское величество! Вы как-то обмолвились, что не хотели бы гибели человечества, так как почти все, как невинно убиенные, прямиком отправятся в рай, а на самом деле заслуживают сидеть здесь на самой горячей сковородке.
– Примерно так, – согласился он.
– Наши желания совпадают, – сказал я. – Так что могли бы посодействовать его спасению. Это, конечно, пустяки, но приятные пустяки.
– Тебе тоже, – сказал он с иронией, – хотелось бы спасти это племя?
– Да, – подтвердил я. – Человечество должно жить, так как человечество – это я, а остальные двуногие все это… ну, приятная декорация. Все предпочитаем приятное, не так ли? Вот здесь в аду весьма приятно, хожу и радуюсь, прям курорт! Я бы здесь такое устроил…
Он покрутил головой.
– Спасибо, не надо. Люди слишком… изобретательны. Так что у тебя за предложение? Да еще выгодное?
Он откинулся на спинку трона, глаза стали выпуклее, чем у жабы, что не портит облика, есть существа, что чем уродливее, тем привлекательнее.
– Коммерческое, – повторил я значительно.
Он вскинул брови.
– Коммерческое? Точно?
– В некоторой степени, – сказал я деловито.
– И выгодное? Для меня?
– Точно! – заверил я.
– А для тебя?
– Самую малость, – сказал я скромно. – Для тебя важнее, твое царство побольше, чем у меня.
Он спросил с подозрением:
– А чего ты вдруг решил сделать мне еще одну услугу? Да еще задаром?
– Из человеколюбия, – заверил я. – Люди любят человеков, а также окружающую природу. Ты как раз из нее, само олицетворение, а это звучит и возвышает. Люди сейчас даже пингвинов спасают, а ты еще тот пингвин!.. У меня сердце кровью обливается, если и это культурное наследие исчезнет под неумолимым натиском демократии и научного прогресса.
Он поморщился.
– Не темни. Говори, зачем явился. И помни, войти сюда легче, чем выйти.
– Я о Багровой Звезде, – сказал я.
Он поморщился.
– Что-то о ней новое?
– Представь себе, – сказал я.
– Рассказывай, – велел он.
– Может, – предложил я, – сперва глотки промочим? А то у тебя тут почему-то жарко. Никогда бы не подумал, судя по тому, как все в ад стремятся.
Он отмахнулся.
– Чувствуй себя как дома.
Я торопливо сотворил глиняный кувшин с холодным виноградным соком, а Вельзевулу на подлокотник поставил огромный фужер с чистым спиртом.
Он осторожно взял тонкостенный фужер в огромную лапищу – я задержал дыхание, – но не раздавил, выпил с явным удовольствием, я тут же торопливо наполнил до краев жидким воздухом. Вообще-то трусил, никогда такое создавать не пытался и даже не думал о такой возможности, но, с другой стороны, жидкий воздух сотворить проще, чем кусок ветчины: всего лишь понизить температуру того, чем дышим, а так ничего сложного.
Вельзевул с интересом взглянул на прозрачный напиток бледно-синего цвета, вина с таким оттенком еще не видел, но я смотрю спокойно и жадно хлебаю виноградный сок. Он с той же осторожностью взял фужер, принюхался, брови приподнялись в озадаченном выражении.
Я ждал, он сделал глоток, задумался, глаза полезли на лоб, но хлебнул еще, потом еще, я в изумлении смотрел, как выхлебал до конца, с удовлетворением вытер губы толстой ладонью.
– Освежает, – сообщил он. – В самом деле просто дивно освежает!
– Р-рад, – сказал я с облегчением, – и вот еще попробуй…
На этот раз, сосредоточившись, вспомнил формулу жидкого гелия и наполнил фужер, ориентируясь по наитию: у гелия настолько крохотный коэффициент преломления, что его вообще не увидеть простым глазом.
