Евгений Ходаницкий - Альмарион. Первый шаг
— Вероятно это происходит потому что, энергетические потоки имеют естественное происхождение, а созданные плетения искусственное! Я прав?
— Верно! — Всплеснул руками Вереск. — Честно говоря, я сомневался, что ты догадаешься, но ты меня порадовал. И так, тут нам становится ясно, что мировые законы по-разному интерпретируют такие явления как естественное и искусственное течение магической энергии. Это непреложная истина, хотя и она имеет ряд исключений из правил. Так заклинания сферы воздушной стихии по большей части очень слабо различимы простым взглядом, если не сильно напитаны силой, а плетения сферы разума и вовсе не видны. Но есть и исключения из исключений. Когда рисунок плетения, скажем, той же сферы разума, напитан сверх меры, он вполне ожидаемо будет виден невооруженным взглядом.
С того разговора, многие наши занятия проходили в этой форме. Мной или Вереском поднимался какой-либо вопрос, и я находил ему разъяснение, ошибался, находил другое, снова ошибался, и так до тех пор, пока не приходил к истине.
Учиться магии, ко всему прочему, оказалось очень интересно. Сам процесс создания плетения ничем не отличался он мысленного трехмерного моделирования, в который параллельно добавлялся ручеек силы мага. Создавая плетение, маг задавал несколько каналов образующих форму плетения. Если требовалась сфера, то ее форму образовывало два перекрещивающихся кольца имеющих две точки соприкосновения на одну из которых крепился стихийный глиф. Если плетение не имело потребности в форме, то оно строилось линейно, площадные плетения выглядели как кольцо. Вариантов было не много, но на базе каждого можно было создать огромное количество плетений. А если учесть, что это были так называемые «простейшие плетения», а более сложные вариации могли комбинироваться уже из них, включая в себя множество уровней задействованных параллельно или последовательно, то можно было представить себе, чего маг способен достигнуть с помощью подобных заклинаний. Уровнями назывались параллельные слои плетения, работающие независимо друг от друга или взаимодополняющие друг друга. Ступенями именовались плетения, которые имели начинку из других плетений, свернутых внутри и активирующихся при определенных условиях.
Вереск обрадовал меня, что с опытом я смогу создавать свои наработанные заклинания почти мгновенно, и для начала он рекомендовал мне, как только я восстановлю свои способности, освоить вербализацию.
Плетение можно было строить множеством способов. Конечно, основным всегда являлся ментальный способ. Мысленное усилие и плетение построено. Что может быть проще? Но, как выяснилось, если плетение имеет, к примеру, восемь уровней или ступеней, создать их все мысленно и при этом безошибочно удержать только силой мысли, почти нереально, да и опасно. Кто знает, как себя поведет заклинание с ошибкой в построении. В таких случаях, даже опытные маги, применяют жесты и вербализацию, иногда отдельно друг от друга, иногда совмещая эти способы. Но они всегда являются лишь дополнением к ментальному. У разных магов схожие жесты могут означать совершенно разные функции, вкладываемые в плетения. Это своего рода программирование позволяющее привязать, например, к скрещиванию указательного и среднего пальцев, вкладывание в плетение целой цепи функций мысленно накрепко зафиксированной в подсознании мага на применении конкретно этого жеста в момент создания плетения. Имея подобный арсенал, маги значительно упрощают свое ремесло. Конечно, все имеет свои ограничения, и разные маги могут прикреплять на один жест различное количество функций. У одних оно было не более трех, у других могло доходить до десятка. Но Вереск уверял меня, что та же медитация и самые обычные тренировки памяти, если не лениться, значительно повышают этот предел. Вербализация была по сути той же самой жестовой методикой только воплощенной в словах, а чаще в звуках. Звуковое воплощение плетения не имело ничего общего с чтениями заклинаний магов в книжках. В зависимости от требующегося результата могло получиться или невнятное мычание или череда истеричных попискиваний, кто как «настроил» звуки к функциям плетения.
* * *Наши занятия, по первому времени, перемежались совместными походами в лес, где мы ставили примитивные силки на мелкую живность и собирали орехи и съедобные грибы, разбираться в которых дух меня учил с азартом заядлого грибника. Когда стало понятно, что мы едим наши запасы быстрее, чем заготавливаем, Вереск исчез на целый день, оставив меня на нашем скудном хозяйстве. Вернувшись, он притащил по очереди два мешка размерами в половину своего роста, полностью забитых солониной, сухарями, сушеными фруктами и прочей не скоропортящейся походной пищей, которую после подножного корма я воспринял как вкуснейший деликатес. Откуда он это добро взял я даже задумываться не стал.
С водой все обстояло просто, — у нас было кривое деревянное ведро, которое я наполнял водой из ручья, и, из-за множества дыр и щелей, успевал донести лишь половину содержимого до бочки, обмазанной глиной, что стояла в углу землянки. При сильной экономии, полной бочки хватало почти на три седмицы.
Чтобы не вонять светильником работающим на жиру, освещение Вереск взял на себя и регулярно подновлял на середине грубого стола довольно яркий шарик света. Когда нам требовалась темнота, мы просто накрывали его кружкой.
На уровне пола, в стене землянки, было выложено камнями жалкое подобие камина, размера достаточного, чтобы подвешивать над огнем котелок. Пока погода позволяла, мы готовили у входа в наше убежище, но когда наступила зима, похолодало. Хоть снега я так и не увидел, пребывание вне землянки было неприятно из-за сильной влажности. В целом, местная зима была больше похожа на земную позднюю осень. Время, которое я тратил на прогулки по лесу, я стал полностью посвящать дополнительным теоретическим занятиям.
Постепенно Вереск начал наращивать темп. Моя учеба превратилась в тяжкий труд, постоянный недосып, который я потихоньку учился устранять медитацией, и непрекращающуюся зубрежку по памяти. То, что мне рассказывал Вереск, я буквально вколачивал в свою голову со всей возможной скоростью, а после регулярно повторял этот материал. А что было делать? Учебников, которые я бы мог лениво почитывать, под рукой не было. Однако наши занятия все же что-то измели во мне. Через шесть седмиц я стал замечать, что почти ничего не забываю. Нет, конечно, об абсолютной памяти речи не шло, но теперь полученная информация заметно легче усваивалась и крепко держалась в моем мозгу. Когда я рассказал об этом моему учителю, тот только отмахнулся, сказав, что это нормально и в причинах я сам со временем разберусь.
* * *Зима пролетела незаметно, погребенная под ворохом плотного графика занятий и попытками погрузиться в свой внутренний мир. Вереск был доволен моими успехами, однако я заметил, что с ним начало что-то происходить. Я все чаще и чаще заставал его недвижимым, с помутневшим взглядом и безвольно опущенными руками.
Я привык, что мой учитель сам рассказывает мне то, что мне необходимо знать, но, когда моя тревога перешла определенный предел, я задал ему тревожащий меня вопрос. Ответ меня не сильно обрадовал. Прежде чем начать говорить, Вереск немного печально улыбнулся и подбросил несколько веток в очаг.
— Ты узнаешь все, когда по-настоящему будешь готов. Похоже, мы расстанемся немного раньше, чем я планировал, но, я уверен, ты теперь справишься и без моей помощи.
— Постой! — Попытался я собрать в кучу разбегающиеся мысли. — Уж не ты ли говорил мне, что-то о взаимовыгодном сотрудничестве, о том, что поможешь мне достичь знаний и сил, которые позволят мне вернуться домой и откроют тебе спасительную лазейку из этого мира… Почему ты отказываешься от возможности уйти из этого мира и жить как прежде?
— Ну, подумаешь, соврал немножко. — Спокойно улыбнулся Вереск. — Не забивай себе голову несущественными глупостями. Просто сосредоточься на практике. Через седмицу я расскажу тебе все, что следует. Остальное… узнаешь позже.
Я еще долго не мог уснуть после того разговора, ворочаясь на жестком топчане к которому привык за эти дни. И меня не покидала смутная тревога, которой я не мог найти объяснение. Самым логичным было предположить, что Вереск готовится умереть, но меня смущал тот факт, что он слишком спокойно относился к тому, что его ожидает. Наверное, даже ждал этого. Однако инерция мышления потребовала от меня дождаться обещанного разговора, в очередной раз, доверившись учителю. С этой мыслью я и уснул.
Глава 10
В Высоких Холмах наступила оттепель. Из-под редких клочьев грязного снега вот уже полторы седмицы вовсю пробивались первые изумрудно-зеленые ростки. Запах ранней весны проникал через распахнутые окна вместе с легкими порывами ветерка и слегка кружил голову. Благодаря соседству гор, проливные дожди, в это время года, обходят север Герцогства стороной. Но стоит воздуху прогреться, и дождливое лето будет, в прямом смысле слова, не за горами. Поэтому те немногие странники, которым в этих краях довелось оказаться в пути, как могли торопились оказаться на тракте, чтобы позже не застрять в густой жиже, в которую превратятся окраинные дороги.
