Мое призвание - Константин Геннадьевич Борисов-Назимов
— Очень за вас рада, — вежливо улыбнулась Островская, стараясь не поморщиться от резкого запаха одеколона, которым пользуется помощник градоначальника.
Через пару минут, она засомневалась в правильности своего решения, что согласилась отправиться с Веденеевым в ресторан. Ее спутник отпускает двусмысленные шуточки, и постоянно намекает на более тесное знакомство.
— Милая Екатерина, поверьте для вас готов расшибиться в лепешку! — сделав заказ официантке, продолжил атаку Вадим Владимирович. — Мы с вами составим идеальную пару. Перспективы откроются шикарны и для своей спутницы жизни ничего не пожалею.
— Господин Веденеев, господи, о чем вы толкуете? — Кати сделала непонимающее лицо.
— Госпожа Островская, вы же далеко не дурочка, — покачал головой заместитель градоначальника Петербурга. — Зачем пытаетесь ей казаться? Считаю, что сама судьба нас сегодня свела и упускать такой шанс грех.
— При этом, в этот момент на Дворцовой площади возможна атака террористов? — изумилась девушка.
— И что такого? — хладнокровно пожал плечами Веденеев. — Император в столице, ему ничего не угрожает. Я же толкую о том, что мы с вами способны создать идеальную пару. Не находите?
— А как же чувства?
— Деньги правят миром, а мы с вами обязательно друг к другу притремся, — он посмотрел в глаза Островской. — Испытываю к вам симпатию и желание обладать, этого уже достаточно.
Еще бы немного и пару пощечин ее собеседник точно заработал. Пока же страх за Сашу и воспитание ее сдержало. Как бы дальше продолжился их разговор неизвестно, к Веденееву подошел посыльный, а следом за ним отец Островской. Удивило Кати то, что Вадим и ее папа оказались знакомы и обменялись приветствиями, словно старые приятели и это несмотря на разницу в возрасте. Мало того, они еще отошли что-то обсудить. Кати же не выдержала и отыскала в сумочке мундштук и сигаретки. Да, обещала Саше курить как можно реже, но сейчас нервы ни к черту. Еще удивительно, как так долго держалась?
— Дочь, рад тебя видеть, — отец вернулся к столику в одиночестве. — К сожалению, Вадиму Владимировичу пришлось нас временно оставить. Я пообещал, что мы его дождемся. Ты же никуда не спешишь? Да и нам с тобой откровенно поговорить назрела необходимость.
У Кати неприятно засосало под ложечкой. Похоже, как выражается Воронов, настала черная полоса, которая обязательно сменится белой. Знать бы еще когда это наступит.
— Дочь, ты же понимаешь, что вечно так продолжаться не может, — продолжил Матвей Андреевич, когда они устроились в одной из ниш для посетителей ресторана.
— Папан, о чем ты? — напряженно уточнила девушка.
— Ты не замужем, а открыто живешь с любовником, — насупился Островский. — Мне, как отцу, такое видеть обидно и больно. Тебе уже давно пора замуж, и не спорь! — чуть повысил голос, заметив, как Кати хотела возразить. — Пойми, слухи и сплетни в обществе, что тот пожар. Уже до верха дошли и там мне поставили на вид. Не приведи господи какой-нибудь журналист начнет твое имя полоскать, так век не отмыться. Ну что ты в этом своем врачевателе нашла? Парень беден, лишился титула, ни кола, ни двора…
— Папан, ты забыл, что он для меня сделал? — не выдержала девушка.
— Катя, а разве ты с ним сполна не рассчиталась? Или я не предлагал его отблагодарить? — проворчал Матвей Андреевич, не любивший вспоминать из-за чего дочь так долго страдала.
— А что, если мне с ним хорошо и спокойно⁈
— Это все временно, — отмахнулся Островский. — Или собралась вечно скитаться без собственного гнезда? А что насчет продолжения рода? Не задумывалась? А заря! Но дело еще в том, что мне мягко намекнули, что долго на должности не задержусь, если потеряю репутацию.
Кати зябко передернула плечиками, по спине пробежал холодок. Понимает, что вседозволенности приходит конец. Она не желает отцу неприятностей, а на его место метят многие и ждут удобного момента, дабы нанести удар в спину. Конечно, будут и защитники, но, он прав, репутация от скандала пострадает. И что же делать⁈
— А господин Веденеев даже ко мне в Балашиху приезжал. Все делает как должно, очень неплохой молодой человек, — медленно продолжил Матвей Андреевич. — Из хорошей семьи, с родителями его знаком, состоятельные люди. Вадиму Владимировичу пророчат занять место главы Петербурга. Практически все решено, но дело уперлось в то, что он не женат. А это перспектива! Катенька, не упусти шанс! Я пока, — он выделил голосом последнее слово, — не приказываю и не требую, но если не останется выбора, — он насупился и мрачно на дочь взглянул.
Островская еще сильнее занервничала, закурила очередную сигаретку, стараясь скрыть лицо в дыму. Девушка ощущает, что находится на грани истерики. Теперь-то она понимает, почему ее господин Веденеев так радостно встретил, когда она сама, как птичка в клетку, вошла в его кабинет.
— Дорогая Екатерина Матвеевна, — широко улыбаясь, показался на пороге ниши тот, о ком она размышляет, — это вам, — протянул Вадим Владимирович букет роз, — примете в честь наших таких интересных отношений. Да, хочу доложить, что покушение на Их Сиятельства и японскую принцессу не удалось. Террористов застрелила охрана великого княжича и все обошлось.
— Вот как? — закусила губу Островская. — Я рада, — выдавила из себя и вынуждено взяла букет.
— А еще я позволил себе и принес вам колечко, чтобы, не откладывая объявить о помолвке, — продолжил господин Веденеев и вытащил из кармана коробочку, обитую бархатом. — Примите, не отказывайте. Мы же взрослые люди, а с вашим батюшкой уже все обговорили и он дал согласие.
Кати ошарашено уставилась на отца, а тот отвел взгляд. Похоже, он о чем-то еще важном умолчал, не все причины назвал. А вот приторная улыбка господина Веденеева раздражает и рожа у него противно-слащавая, так хочется пощечину залепить или ногтями располосовать.
— Папенька… — растерянно произнесла Островская.
— Да, у меня просил твоей руки господин Веденеев и ни одной причины отказать я не увидел, — посмотрел на дочь Матвей Андреевич. — Прими подарок! — неожиданно рыкнул он, вложив в слова магию подчинения.
Кати непроизвольно вытянула руку, в которую Вадим Владимирович проворно вложил коробочку и открыл крышку.
— Вот и молодец, — хмыкнул
