Конунг Туманного острова (СИ) - Чайка Дмитрий
— Маме тоже несладко приходится, — ответил Самослав, прижимая себе плачущую дочь. Все, что накопила его девочка за это время, было выплеснуто в один миг.
— Да как его с тобой сравнить можно? — Умила подняла на него залитые слезами глаза. — Он же… Он же…
— Да отличный он муж, — перебил ее Самослав. — Просто сын своего времени.
Он сказал это и осекся. Надо же было такое ляпнуть! Да еще и при дочери, обладавшей наблюдательностью и острым умом.
— Что? — Умила даже плакать перестала. — Что ты сказал? Своего времени? А человек какого времени ты, отец? Я ни в одной книге про такого, как ты, не читала. Разве что Ромул… Так царство его было с эту комнату размером, а сам он власть с Титом Тацием разделил. У всех владык, создавших империи, знатные отцы имелись. И у Хлодвига, и у Александра, и у Кира Великого… Никто и никогда еще подобную державу на пустом месте не собирал. И ведь не у меня одной такие вопросы возникают.
— У кого же еще? — по спине Самослава пробежал холодок.
— У Берислава тоже, — ответила дочь. — И у владыки Григория. Он считает, что ты господом богом послан на грешную землю, чтобы спасти род людской от погибели. Он говорит, что не надо тех дурней слушать, которые тебя колдуном считают. От самого господа нашего тебе великое разумение дано. Владыка сказал мне, что ты истинный свет несешь, хоть и язычник еще.
— Глупо, правда? — широко улыбнулся Самослав. — Язычник, и свет несет! Смешно!
— Прости, отец, — снова прижалась к нему Умила. — Правда, глупость какую-то говорю. Не обращай внимания. Я просто устала. Гарибальд беспокойный такой! И у нянек на руках совсем спать не хочет. Ты привез то, что я просила?
— Да! — Самослав полез в карман, откуда достал небольшую коробочку.
— Я же просто рубль имела в виду! — воскликнула Умила, вынимая оттуда медальон на цепочке. Король Теодон, портрет которого в прошлый визит в Братиславу тайком нарисовал мастер Хейно, смотрел на нее, как живой. Гордый, упрямый взгляд воина и окладистая борода удались особенно хорошо. Хейно умел схватить главное в человеке и перенести это в мертвый металл, вдохнув в него душу.
— Надень и носи, — усмехнулся Самослав. — Это работает. Я по себе знаю. А что касается Теодона… Ну почему бы тебе самой не заняться его воспитанием. Чего в баню одна ходишь? Он тебе спинку с удовольствием потрет. И пахнуть от него после этого будут куда лучше.
— Батюшка! — вспыхнула Умила румянцем. — Да как не стыдно говорить такое! Хотя… И матушка сказала мне то же самое.
— А еще что сказала? — развеселился князь. — У мамы на этот случай хорошая присказка есть. Она ее всем бабам говорит, у кого с мужьями нелады.
— Хвали почаще, давай получше и корми посытнее, — прошептала пунцовая от стыда Умила, но плакать перестала. — Она ведь мне и раньше это говорила, а я не слушала.
Самослав снова прижал дочь к себе, чувствуя ее ровное дыхание. Она почти уже успокоилась.
— Мне так вас не хватает! — едва слышно сказала Умила. — Тебя, мамы, бабули, Берислава, и даже Кия. Какой он все-таки шалун растет. Ну, никакого сладу с ним нет. Все бы ему драться. Видна такая большая стала… Я так вас всех люблю! Я только здесь это поняла.
— Все будет хорошо, доченька, — Самослав гладил по спине королеву баварскую, а из глубин памяти вынырнула дурацкая фраза: еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу.
А ведь у него, оказывается, есть одна большая проблема. В свете надвигающихся событий, репутация колдуна — это последнее, что ему сейчас нужно. Есть люди, которые расшатывают христиан, смущая умы. Надо умерить пыл и отложить кое-какие перспективные проекты, слишком сильно обгоняющие время. Отложить до поры. У него сейчас есть дела поважнее. Например, Италия…
Глава 15
Декабрь 640 года. Салона. Далмация. (В настоящее время — Сплит, Хорватия)
Валерий с любопытством крутил головой по сторонам. Он читал про Диоклетиана и его дворец, но и подумать не мог, что тот все еще стоит во всей своей красе. Правда, эта краса не была первозданной. Дворец сильно пострадал при набеге гуннов, и его восстановили при Юстиниане. Гигантская вилла, которую благоразумный император превратил в настоящую крепость, уцелела чудом и попечениями здешнего герцога, который казнил на месте любую сволочь, которая пробовала сломать что-нибудь здесь для того, чтобы построить очередной свинарник. Обычное дело в это время. Рядом с развалинами римского города строилось новое поселение, которое использовало величественные руины как каменоломни. Так исчезала Италия прямо на глазах ее жителей. Так исчезал Рим… А тут все осталось почти что в целости, потому что за это вешали.
Дворец правителя Далмации стал небольшим городком, в котором жили сотни людей. Тут поселились слуги герцогской четы и воины из ближней дружины. Германцы, которых Виттерих привел еще из Бургундии, взяли за себя местных женщин, римлянок по большей части, и понемногу сами перешли на далматинский диалект латыни. А как иначе общаться с окружающими и между собой? Ведь даже говоры готов и саксов отличаются настолько, что едва понятны собеседнику.
Валерий с жадным любопытством впитывал в себя новые впечатления. На удивление, жизнь в королевствах варваров оказалась организована проще, понятнее и справедливей, чем в землях василевса, да продлятся его годы. Ведь не случайно римляне толпами бежали под крыло к Аттиле, который покровительствовал торговле и ремеслу. А когда послы императора задавали своим бывшим согражданам обоснованные вопросы, те крутили фигу перед их носом и припоминали непомерные налоги, взятки чиновников и беспредел откупщиков, снимавших с людей последние портки.
Местной знати нужно было куда меньше, чем избалованным римским патрициям, сохранившим свои богатства на Востоке империи. Герцогиня ходила по улице одна, никого не опасаясь, а наследник Виттерих младший бегал в толпе чумазых мальчишек, с упоением бросавших камни в глиняный горшок. По нему и понять нельзя, что он сын повелителя земель на месяц пути. Да и к самому герцогу можно было зайти запросто. Стражник у входа только поинтересуется лениво, кто ты и зачем пришел.
Валерий прибыл в Салону потому, что именно отсюда начнется его путь. Отсюда весной двинутся корабли, которые выплеснут на многострадальную землю Италии новые орды варваров. А еще с Валерием прибыл купец Ицхак, который все больше молчал и думал о чем-то своем, одобрительно поглядывая со стены на все новые и новые отряды словен, подходивших к Салоне и разбивавших лагеря в ее окрестностях. Он поначалу с большим сомнением оценивал предстоящую авантюру, но теперь его сомнения рассеивались на глазах. Деньги иудейской диаспоры Тергестума вернутся с прибылью, ведь силы тут собирались очень внушительные. Посланники герцога дошли до окрестностей Коринфа, Спарты и Афин, густо заселенных словенским народом. Это были совсем не те люди, что пришли в Грецию два поколения назад. Те были дикарями, вооруженными дротиками с костяными наконечниками. А эти бились копьями в правильном строю, укрытые щитами. И они так лихо колотили войска ромеев, что опустошили Элладу дотла. По крайней мере, многострадальные Афины ограбили уже раза три. И манганы, камнеметные машины, тоже первыми стали делать именно славяне, научившись этому неведомо у кого. А может, и сами придумали, применив смекалку, присущую всем дикарям.
— Какое, однако, большое войско собирается для того, чтобы отвоевать твои имения, — хмыкнул Ицхак, поглядывая на Валерия со все большим интересом. — И для того, чтобы ты осуществил свою месть. Зачем ты ввязался в это?
— Я хочу спасти Рим, — пожал плечами парень. — Он гибнет, а его жители сами становятся варварами, пока варвары строят новый Рим в своих землях. Мне больно от этого.
— Cursus honorum. Родовое стремление, свойственное каждому патрицию, — понимающе кивнул Ицхак. — Такие как ты, творят страшные преступления и не испытывают раскаяния из-за этого. Ведь высокая цель искупает всё.
