Столичный доктор. Том III (СИ) - Вязовский Алексей
— Сюрпризов быть не должно, — согласился я. — Хорошо бы провести тренировку заранее. Отправить ответственного сотрудника, определить группу августейшей крови, подобрать с представителем посещающей стороны подходящего пациента, и так далее. Чем доскональнее подготовка, тем красивее исполняется экспромт.
— Вы тут не самый искушенный, — быстро опустил меня на землю Склифосовский. — Его Императорское величество отказался.
— Значит, придется подготовить восемь возможных реципиентов, — вздохнул я. — На всякий случай.
— Готовы, Лейб-гвардии Казачий полк предоставит. Хоть по десять человек на каждую группу.
Все меньше и меньше мне хотелось делать переливание в ситуации подобной беготни. Мещанин Темников не даст соврать.
— Николай Васильевич, а зачем меня позвали? Если всё, что я сподобился придумать, уже сделали?
— Мало ли, а вдруг что-то еще изобретете, — улыбнулся Склифосовский.
— Ивана Михайловича надо пригласить… Он — автор метода.
— Согласовано, завтра вечерним поездом прибудет, — кивнул Николай Васильевич. — Так что оба автора в наличии.
— Я только идею предложил, — проворчал я. — Всю работу Сеченов с сотрудниками сделал. Прошу меня в это не включать.
— Странный вы человек, другой бы постарался всю славу себе присвоить.
— Мне чужого не надо. Своих придумок хватает.
— Но Сеченов потребовал, чтобы и вы обязательно были. Друг друга стоите, конечно.
Когда совещание закончилось, и я остался один на один со Склифосовским, не удержался, и спросил:
— Что с первым пациентом?
— Умер Темников, — вздохнул Николай Васильевич. — К утру отмучился. Как вы и сказали — гемолиз. Почки, легкие — всё забито. Теперь первым пациентом назначен купец Тимофеев. Ему в тот же день переливали, чуть позже.
Ну вот, хотели как лучше, получилось как всегда. Что мешало еще на кроликах потренироваться? Обучающих лекций и семинаров провести побольше…
— Главное, и фамилия на ту же букву.
— Не понял? — посмотрел на меня хозяин кабинета.
— Ну в публикациях пишут первую букву фамилии пациента.
— Ах, это, — махнул он рукой. — И правда, хоть в этом ничего не меняется.
* * *Пора идти менять фамилию, а заодно и имя с отчеством. На Корчагина Павла Андреевича из книжки «Как закалялась сталь». Он тоже фигачил днем и ночью за идею. Вот и я — самые горячие деньки в нашей больнице, когда всё под моим контролем, мельчайшие детали, и заодно дурдом в институте у Склифосовского. Сил хватало только помыться и упасть спать. Но ведь всё кончается, даже плохое. И в «Российском медике» устаканиваться начало, в колею входить. И в институте Великой княжны наступил день икс. Или Ха. Тут уж как посмотреть.
Ясное дело, с утра я был там. Хоть и не армия, а ефрейторский зазор и здесь имеется. Прибудет гость в полдень? Извольте быть на месте в восемь утра, желательно никуда не садиться, чтобы брюки не помялись.
А костюмчик-то мой того, великоват оказался. Ведь совсем недавно, в Царском селе, чутка свободен был. И вот на тебе — за какие-то несколько дней уже на грани, отделяющей «сильно свободный» от «висит как на вешалке». И времени не оставалось! В большом беспокойстве я отправил Кузьму вниз, к портье, дабы узнать, где тут обретаются ближайшие мастера наперстка и иголки с ниткой. Это же не москвошвеевская поделка, в которой достаточно пуговицы переставить. Аккуратненько надо, чтобы не перекосился, и я не выглядел пред царственными очами как мальчик из Мерефы. Почему мне вспомнился этот городок, в котором я ни разу в жизни не был — стреляйте, не знаю.
Портной нашелся, и хоть не еврей, но попытался моментально разбогатеть за мой счет. Сволочина, по-другому и не скажешь. Только одно его и спасло — сделал он свою работу быстро и качественно. Теперь никто не подумает, что я одевался в пункте проката.
А в институте у Склифосовского кипели страсти. Прямо мексиканский сериал натуральный.
Естественно, команду, которая будет непосредственно соприкасаться с государем, отбирали тщательно. Чтобы и опыт чувствовался, и глаз радовался, и верноподданический взгляд излучал позитив на нужной волне без возможности разночтений. А где есть конкурс, имеются проигравшие, что примечательно, не всегда согласные с итогами. К разборкам косвенно оказался причастен и я. Потому что именно внедренная мной зеленка была излита в лицо более удачливой сопернице-медсестре прямо у меня на глазах. Капли гнева до меня не долетели, расстояние было метров семь, но лицезрел я всё. После излияния соперницы вцепились друг другу в прически и рухнули на пол, принявшись собирать на себя пролитый антисептик. Разнимали их как котов — с помощью ведра воды. Наверное, никому пачкаться не хотелось.
Зачинщица, естественно, была тотчас снаряжена ведром, тряпкой и щеткой — клозеты ей, а не помазанник. Перед изгнанием ей предстояло привести пол и стены в первоначальный вид. Хорошо хоть, что проход первого лица именно здесь не предусматривался.
А вот пострадавшая пыталась смыть бриллиантовую зелень слезами. Получалось плохо, и кто-то посоветовал смочить поверхность уксусом, дабы после экспозиции в сколько-то там минут убрать остатки содой. Дамское начало победило, и девушка порекомендовала советчику уродовать свое лицо. В принципе, да, если уксус достаточно крепкий, довести дело до химического ожога кожи довольно просто. А ведь именно эта поклонница принцессы Фионы должна была играть роль лаборантки, берущей пробу крови не абы у кого, а у государя-императора. На замену она не соглашалась, в крайнем случае готова была спрятать неприятный окрас паранджой. Зрела истерика, почти обязательная при таких обстоятельствах.
Принесли склянку со спиртом, начали оттирать лицо. Зеленоватый оттенок кожи и волос даже мне заметен был. Это я спрятался здесь, среди простого народа, чтобы не слушать в сто первый раз инструктаж дворцового зануды о допустимых расстояниях, направлении взглядов и чистоте помыслов. Гораздо приятнее смотреть как кто-нибудь работает.
— Хватит уже спиртом тереть, — посоветовал я, когда мне слегка надоело наблюдать зеленочную гомеопатию. — Мойте мылом, потом приложите ватный тампон с постным маслом — и готово.
От народной косметики меня оторвала какая-то медсестра. То есть, я ее видел и раньше, просто не запомнил, как зовут. Это не признак неуважения и пренебрежения низовыми сотрудниками, это у меня память такая гадкая. Так вот, эта крайне достойная дама буквально потащила меня за руку, рассказывая, как тут все поголовно с ног сбились, разыскивая меня. А я что? До назначенного времени еще час с лишним, и даже моё отсутствие ничего не изменит. Но покорно пошел. А зачем сопротивляться, особенно если смысла в этом нет никакого?
Все уже были в сборе. У Склифосовского кабинет большой, места всем хватит. Мирно пили чай, но без фанатизма. А то в самый неожиданный момент организм подаст сигнал, что пора избавляться от излишков, а ты не сможешь. Сплошное неудобство. Нет, я хирург, у меня емкость мочевого пузыря десять литров, и еще крантик есть, чтобы до конца операции не хотелось, но комфорт я всё равно ценю больше. Так что поздоровался со старшими товарищами, и пододвинул чашку поближе. Предварительно запихнул за ворот салфетку, а то запасных рубашек я с собой не брал.
Спокойные все сидели до безобразия, будто не император скоро сюда явится, а мелкий чин подписать пустяковые бумажки. Сеченов, тот читал какой-то медицинский журнал на немецком. Но все при параде, с орденами. У меня никаких наград кроме портсигара не имеется, так что я пас. Зато у Ивана Михайловича на шее Владимир третьей степени, и в петлице крестик того же ордена четвертой. У Склифосовского Анна перебралась на правую сторону груди, потому что первая степень, зато Владимир с мечами на шее. Плюс какой-то иностранный синий крест.
С Сеченовым мы накануне долго сидели. Он привез черновик доклада о группах крови для выступления на том самом конгрессе в Берлине, и я вносил туда правки по безопасности введения. Ну и расхожее в мое время мнение, что переливание крови есть не что иное, как пересадка органа, поставили в первые строки выступления. Наобщались по самое никуда. Но то для науки, там много подробностей и непонятных слов. На сегодня, если придется рассказывать понятно кому, имеется вариант сильно попроще, без умных выражений. Я когда это объяснение услышал, то встал и поклонился. Потому что талант. Мне такого не дано.
