Аватар Х. Часть 2 (СИ) - lanpirot
— Мамонт, с тобой все в порядке? — наконец проронил он, когда меня прошиб очередной острый приступ головной боли.
— Да, спасибо, в порядке! — Постаравшись ничем себя не выдать (не хотелось грузить своими проблемами старших товарищей — у них и так проблем выше крыши), вымученно улыбнулся я.
— Нет, я же чувствую, что с тобой что-то происходит! — Покачал головой Анастасий Гасанович, не купившись на мою тупую уловку.
— У меня голова разболелись… — нехотя признался я, прижав ладони к вискам. — Как тогда…
— Как когда? — Резко подался ко мне полковник Легион, и только спинка сиденья не позволила ему приблизиться ко мне вплотную.
— Сначала, как в госпитале у Лазаря Елизаровича… — постарался объяснить я свое состояние.
— Это, когда ты сырой Силой жахнул? — Донеслось с водительского сиденья.
— Так точно, товарищ оснаб! — стараясь не трясти головой, ответил я. — Потом, как во время схватки с бандитами, когда я целой пачкой неизвестных Талантов вдруг разродился…
— И бандитскую малину со всем гребаным отродьем к дьяволу в преисподнюю и отправил? — уточнил Головин.
— Да, — больше скрывать от товарищей мне было нечего, и я продолжил. — И потом, когда меня майор Потехин… — приступ особо острой боли, словно разрядом молнии стеганул меня по мозгам.
— Есть! — возбужденно воскликнул полковник Легион. — Есть, Петр Петрович! Четкая связь наблюдается при каждом болевом приступе!
— Какая еще связь? — морщась от боли, поинтересовался я.
Но объяснить, какая-такая четкая связь у меня обнаружилась, никто из спутников не успел — машина, взвизгнув тормозами, резко остановилась, а товарищ оснаб громко выругался:
— Вот, тля! Не думал, что все так хреново!
Глава 16
Из-за резко остановившейся машины меня по инерции бросило вперед, и я воткнулся в спинку пассажирского сиденья. А вот полковника швырнуло на торпедо, и он едва не расквасил себе нос, основательно приложившись о лобовое стекло. Однако, скорость «Победы», хоть и была высокой, но не настолько, чтобы вышибить крепкую стекляшку лбом.
Один лишь Головин сумел усидеть на своем месте, крепко вцепившись в баранку побелевшими от напряжения пальцами. Его изрядно ошеломленный вид говорил о том, что он оказался абсолютно не готов к тому зрелищу, что сейчас развернулось перед нами во всей красе.
Все мысли и «несуществующие» воспоминания мигом вылетели у меня из черепушки, словно их и не было, а голова тут же перестала болеть. Я вытянул шею, пытаясь рассмотреть с заднего сиденья, что же послужило причиной экстренной остановки и слегка неадекватной реакции вечно спокойного товарища оснаба. Да, и вообще, оба моих спутников отличались редким железобетонным хладнокровием. И вот — на тебе…
Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять, отчего так «перенервничал» Александр Дмитриевич — дорога перед автомобилем оказалась заблокирована каменными обломками частично разрушенного здания Арсенала.
Складывалось такое ощущение, что это историческое сооружение, заложенное еще императором Петром Первым в самом начале восемнадцатого века, пережило настоящую воздушную бомбардировку. Ну, либо в него угодило одновременно несколько крупнокалиберных артиллерийских снарядов, или кто-то умудрился его незаметно заминировать, а после еще и подорвать эту туевую кучу взрывчатки.
Если это спланированная врагами Советской власти диверсия, то уровень диверсантов — просто запредельный. Я сам, как бывший фронтовой диверсант, хоть и не помнил, но чуял какими-то неведомыми мне «фибрами души», что провернуть такую операцию на территории Кремля было просто нереально — потому как безопасность здесь поддерживалась на самом высоком уровне.
Как-никак, а все высшее руководство Союза, включая и самого товарища Сталина, если и не живет, то частенько обитает в Кремле. А кабинет Иосифа Виссарионовича, находится в Сенатском дворце, от которого до Арсенала рукой подать — на другой стороне узкой Троицкой улицы. Я даже отсюда видел, что стена Сената, обращенная к Арсеналу, тоже пострадала, пусть и незначительно.
Поэтому оставалось только одно — это Магия. Кто-то без зазрения совести применил свой Талант… К тому же разрушения, что я видел из салона авто, были очень похожи на разрушения, причиненные мною зданию Силового отдела НКГБ Марьиной рощи. Только развалили Арсенал куда как серьезнее. Ну, ведь это же не я натворил, правда?
— Нет, Мамонт, — печально улыбнулся товарищ оснаб, — на этот раз точно не ты!
— А я что, вслух это произнес? — спросил я Головина. Могло статься, задумавшись, я и не заметил, как озвучил собственные опасения.
— Нет, не вслух, — успокоил меня Александр Дмитриевич. — Но вот в Ментальном пространстве от твоих мыслей такой шум идет, что не захочешь, а услышишь! — попенял мне Мозголом. — Для Одаренного с Даром Мозголома — очень недальновидное поведение.
— Забылся, товарищ оснаб. Прошу прощения, — я постарался взять себя в руки и выстроил небольшую Стену Отчуждения, которой обучил меня Вячеслав Вячеславович. — Так лучше?
— Для Одаренного средней руки — сгодится, а тебе, Мамонт, учиться надо закрывать свои мысли настоящим образом. А то у тебя в голове такое творится…
— Вы что-то увидели? — поспешил я поинтересоваться.
— И не только я, — утвердительно кивнул Мозголом, — но и Анастасий Гасанович тоже. Но мы с тобой позже об этом поговорим — в особо защищенном месте, — многозначительно намекнул Головин. — После того, что здесь произошло — лучше поостеречься.
— А что тут произошло? — наивно спросил я. — Диверсия? Такое ощущение, что это здание просто подорвали.
— Почти угадал, — ответил Головин. — Только никакого оружия в этом здании уже больше ста лет как не хранили, даром, что Арсенал. Музейные экспонаты устаревшего оружия и давно не работающие Артефакты — вот и весь скарб. Но у Арсенала было и второе предназначение — в его подземных казематах приимператоре Александре Втором была устроена темница — внутренняя тюрьма для особо опасных государственных преступников. Естественно, Одаренных. Подобной тюрьмой может похвастать, разве что, Замок Иф во Франции, да, еще, пожалуй, Тюрьма Его Величества Белмарш в Англии, — продолжал просвещать меня насчет мировых тюрем для Одаренных Александр Дмитриевич. — И только после того, как был заключен договор между Хамом Абакана и Российской Империей, значение Арсенала, как места содержания опасных преступников отошло на второй план. А в Абакане в свое время и мне довелось, как говорят матерые урки — чалиться… Даже неоднократно… — Воспоминания о мытарствах в самой страшной тюрьме для Силовиков превратило лицо товарища оснаба в застывшую каменную маску. Видимо нелегко ему там приходилось.
— А сейчас, как я слышал, Абакан разрушен?
— Да, — подтвердил Головин, — и ваш покорный слуга был тому свидетелем. От него не осталось и камня на камне — только огромный каньон…
— Генерал Абдурахманов? — уточнил я.
— Он, самый, юноша, — печально ответил Александр Дмитриевич. — Могучий был старик! А Абакан оказался для него лишь легкой разминкой…
— А что с ним случилось? — Не знаю, отчего и почему, но меня очень интересовал ответ на этот вопрос. — С самим Абдурахмановым?
— Не знает никто… — Мотнул головой товарищ оснаб. — Но с твоим появлением у нас появился шанс, разузнать об этом. Ведь тебя же посещают «нечаянные» видения, относящиеся к Хоттабычу?
— Да, — не стал я скрывать и без того известную Головину информацию — все, что можно, он уже узнал от Райнгольда. — И не сказать, чтобы это были приятные воспоминания… Да еще, временами, и весьма болезненные… И не только для меня — Вячеслав Вячеславович, когда пытался мою память восстановить, едва не умер… Вернее, умер… — немного бессвязно промямлил я, не зная, как бы поточнее рассказать об этом случае Александру Дмитриевичу.
— Я в курсе произошедшего, Мамонт, — остановил мой невразумительный лепет опытный Мозголом. — Просто не успел тебя поблагодарить за спасение моего старого друга и учителя. Спасибо тебе, лейтенант! От всей души!
