Капитали$т. Часть 1. 1987 - Деметрио Росси
— Ништяк! — бодро сказал Петрович, мельком оглядев присутствующих. — Лучшие люди на месте! Дружище (это уже мне), да не разглядывай ты людей так пристально! Не в зоопарке! Сейчас будем знакомиться!
Первым делом Петрович подвел нас к столику, где восседал с друзьями странный парень в тюбетейке.
— Фагот, — представился он.
— А пенсне у вас есть? — не выдержал я.
Парень внимательно посмотрел на меня, вытащил из кармана потертый футляр, а из футляра очки, и нацепил их на нос. Левое стекло было треснутым.
— Так лучше? — спросил он меня.
— Я в восхищении! — выпалил я. И добавил:
— Не шалю, никого не трогаю, починяю примус!
Компания захохотала громко, но по-доброму, я произнес правильные слова. Фагот кивнул тюбетейкой, как бы соглашаясь с правильностью сказанного, и протянул мне невесть откуда взявшийся апельсин:
— Кушай, дорогой!
— А мандарина не было? — спросил я.
— Не сезон, — вздохнул Фагот. — Да вы садитесь, парни, в ногах правды нет!
Мы расположились на внезапно появившихся откуда-то стульях. Кто-то сбегал и принес кофе, а Витя достал из сумки бутылку коньяка, который позаимствовал в отцовском баре.
— О-о-о! — оживилась неформальная публика. — Шикарно! Ну все, живем, братва!
Настроение у всех резко поднялось, коньяк полился в кофе, а на нас смотрели как на своих, как будто знакомы сто лет.
Больше всех разглагольствовал Фагот — он явно любил и умел это делать. Послушать его, так он побывал всюду и знает вообще всех мало-мальски известных и имеющих отношение к рок-музыке людей.
— Витя Цой? — снисходительно тянул Фагот, тяпнув чистого коньяка из кофейной чашки. — Талантливый паренек, ничего не скажу. Мы с ним в Питере, в восемьдесят пятом… Без меня бы он так бы и сидел у себя в кочегарке… Талантлив, чертяка! Но однообразен. Я ему говорил: «Витюша, тебе с твоими тремя аккордами блатняк в кабаках петь. Рок, говорю, Витюша, это серьезная штука. Это потрясение основ и выход за пределы музыкального».
Мы внимали.
— За пределы музыкального и человеческого. Погружение в иные сферы! — вещал Фагот.
— И как Цой? Не обижался? — вежливо спросил я.
— На правду? — Очки Фагота сверкнули. — Нет, Витюха нормальный парень, свой в доску, мы с ним в «Сайгоне» бухали, в «Рок-клубе» бухали, на флэтах бухали — нормальный парень! Я ему говорю: «Ты мрачен, Витя! Ты весь окутан негативом, а рок — это праздник, это свет, это жизнь. А после твоих песен, говорю, повеситься хочется! Ты, даже когда веселое поешь, то повеситься хочется! Негативная энергия прет!
— А мне нравится «Видели ночь», — блеснул я познаниями. Кто-то, кажется Витёк, пнул меня под столом.
Фагот снисходительно посмотрел на меня:
— Ты еще молодой, и в системе не варишься. Тебе простительно. Но музон Витя стырил у «Cure», все знают! Знают, но прощают, потому что стырил и сделал лучше, чем в оригинале! Вот она — сила таланта…
— А Башлачева вы знаете? — спросил я. Мне было на самом деле интересно.
Фагот грустно улыбнулся.
— Во-первых, старик, тебя же Алексей зовут? — отлично! Значит, Алексей, раз уж мы сидим за одним столом и распиваем прекрасный напиток, который вы с нами благородно разделили (за столом раздались аплодисменты), то обращайся ко всем на ты. Заметано?
— Заметано, — согласился я.
— А, во-вторых, продолжил философствовать Фагот, — ты, Алексей, задаешь неправильный вопрос. И поэтому я тебе ответить на него не могу.
— А как же правильно?
— А вот так: «Слышь, Фагот, а Башлачев тебя знает?» Вот это будет правильный вопрос, на который я смогу тебе ответить. И отвечу так — да, СашБаш меня знал, конечно. Классный чувак, разносторонний, реально талантливый. Таких гениев, Алексей, с нами на планете человек пять живет. — Фагот почему-то осмотрелся по сторонам. — Или шесть, — добавил он, — если мы считаем присутствующих.
— А Шевчук?
— Юра? — удивился Фагот. — Хороший парень… — он на несколько секунд задумался. — Нас с ним как-то раз менты повинтили на Невском! Шли бухие и пели Боба Марли. Талантливый, конечно, но горит не так ярко, как Витюша и СашБаш. Может и к лучшему… — Фагот вздохнул. — Ярче горишь — быстрее сгоришь, такие дела, Алексей!
У столика появился парень примерно моих лет, длинноволосый, в драных джинсах и потертой джинсовой курточке.
— Хлам, — представился он.
Мы вежливо раскланялись и налили ему пятьдесят грамм, за знакомство (Витя достал вторую бутылку). Под коньячок текла задушевная светская беседа о музыке и любви, о гениях и талантах, признанных и непризнанных, о философии (упоминались Ницше, Шопенгауэр и Гегель) и вообще — о прекрасном… Я изрядно захмелел и думал о том, что неформалы — очень даже приличные ребята, и что нужно почаще к ним заглядывать.
Хлам рассказал, что у него рок-группа, готовится к гастролям, осенью все утрясут и рванут в Питер, Москву, Алма-Ату и (почему — я не знаю!) в Кишинев. Осталась самая малость — найти музыкантов и инструменты. Гитара-то у него есть, но простая, а нужно бы электрическую.
— А песни? Спросил я наивно, и тут же пожалел о том, что спросил.
— Я пишу песни, — сказал Хлам, и глаза его сверкнули. — В смысле — стихи. Почитать?
Я не самый большой на свете любитель стихов, но как можно отказать поэту, а тем более — возможному будущему клиенту? Это было бы просто неприлично. Получив мое принципиальное согласие, Хлам начал читать стихи. Все сидящие притихли, все слушали с вниманием, может быть даже избыточным. Читал Хлам скверно — это я могу сказать совершенно точно. Да и стихи были, прямо скажем, странными. Хлам категорически отказывался признавать существующие правила стихотворения, он явно искал новые формы, рифмы и смыслы. Могу предположить, что он чего-то такое нашел, но вот лично я не понял из прочитанного почти ничего. Стихотворные упражнения его продолжались минут пять, после чего все сидящие за нашим столиком зааплодировали. Как мне показалось — с облегчением.
— Ну как? — сказал Хлам, гордо глядя на меня.
— Очень хорошо! — честно сказал я.
Хлам усмехнулся горделиво.
— Это психо… психо… — какая-то не очень трезвая девушка пыталась дать определение услышанному, но у нее не очень получалось.
— … неврологический диспансер, — подсказал ей ехидно Фагот.
— Психоделично! — наконец-то справилась со сложным словом не очень трезвая девушка.
Еще мы познакомились с режиссером. Его звали Саша и лет ему было примерно двадцать пять. Он был, как полагается, небрит и еще (мне почему-то это очень
