Маневры 4 (СИ) - АЗК
— Дела… Но почему?
— Считается, где-то там на верху, что тактика действий конницы близка к действиям танков, потому так и сделали из нас танкистов. Командир эскадрона становился командиром танковой роты. Буза! Забастовка! Эскадронцы все отказываются. Я тоже шпоры не снимал и бурку красивую тоже. Она теплая. Хорошо закрывала коня и всадника, и лечь на нее можно было, не боясь ничего — ни скорпионов, ни каракуртов, ни змей. В Монголии этой гадости много, особенно весной. Кстати, кавалеристы — самые большие патриоты своего рода войск. Все они до единого влюблены были в лошадь, несмотря на трудности службы. Мне тоже было очень жаль расставаться с лошадью.
Тут он снова замолчал, видно вспоминая своего верного друга. Я оказался прав, он разлил немного в кружки и предложил:
— Давай за мою «Буссоль», отличная кобыла, верная и умная. — И после того как мы выдохнули от принятого, продолжил:
— У меня хорошо получалась рубка с подсечкой. Обычно рубка идет с упором на правую ногу, и рука с шашкой описывает круг по направлению движения всадника. А рубка с подсечкой — это когда пехотинец закрывается винтовкой. Что с ним делать, как рубить? Вот тогда и применяется эта рубка. Рука с шашкой движутся против движения всадника и как бы «подсекает» противника, огибая винтовку. Это у меня хорошо получалось. Вот, даже значок имею, — он показал на свою шашку, где тот был прикреплен.
— И что всех кавалеристов посадили на танки? — Не смог я до конца поверить в то, что мне сейчас рассказал Гаранин.
— Приказали… Я до самого конца очень не хотел в танкисты: «Переведите меня в кавалерийскую дивизию в конартдив». Их много было в районе нашей дислокации. А попал вот сюда, на западную границу. Ехал через всю страну. Зато пока добрался — отдохнул.
— А как у вас началось?
— Немецкие танки вышли на наши огневые позиции. Приказано было нам, командирам, с наблюдательных пунктов отходить на огневые позиции и там отражать атаку немецких танков. Мы начали этот приказ выполнять. Сначала шли, а потом по нам танки открыли огонь из пулеметов.
Представь слева — танк и справа — танк. Мы поползли между ними. Сзади, за мной, два артразведчика. Хорошо, что не отстали. Когда до танка совсем немного оставалось, надо было проползти открытое место, дальше — кустарник, потом — лес и огневые позиции. Вот там попал под пули. Меня, как молодого, подвела дурная лихость. Не носил каску. Фуражка, да еще и набок. Если бы был тогда в каске, не получил то, что получил. Полз буквально носом по траве, и пули прошли по касательной к голове, оставив две вмятины на затылке. Вобщем как полз, так и клюнул носо и потерял сознание. Только помню сильнейший удар. И какое-то небытие. Тепло, тепло… Хорошо что мои разведчики были в маскхалатах и касках. Один — слева, один — справа, дотащили меня до кустарника метров двадцать. Пришел в себя от того, что начали лить на лицо воду, потом дотащили меня до фельдшера, он мне сделал сильный укол, когда пришел в себя, говорит: «череп поврежден, но незначительно». А как ты начал войну?
Начал ему пересказать в общих чертах, что было со мной в первый день этой долгой войны, но неожиданно на юг от нас полнеба озарилось вспышкой, и я всем телом почувствовал грозный гул.
Понимая что происходит что то серьезное, немедленно залез внутрь БТРа и связался с дивизионом.
Майор Едрихин, явно занятый чем то очень важным, в двух словах успокоил меня, сказав что проводят небольшую контрподготовку. «Нихера небольшая!» — подумал я, смотря на зарево в полнеба.
— Да, вот еще что. Неизвестно какая обстановка будет утром, сейчас посылаю тебе то что обещал, понял? — Вместе с помехами пробулькал голос нашего начштаба.
— Да, все понял, буду встречать!
— Конец связи.
Значит уже сейчас надо предупредить наш пост, что бы не дай бог не обстреляли друг друга. Эх, чувствую спать сегодня не буду! Растолкав дрыхнувшего сержанта приказал ему на БТРе отправится на пост и встретить машины, посланные к нам из дивизиона. Проводив БТР за ворота склада, решил пройтись по территории. Спать больше не хотелось, и я опять вернулся к месту где стоял БТР, ждать возвращения сержанта.
Всю ночь к складу подходили люди, по одному, по двое, а то и целыми отделениями. Вскоре пост на поляне сообщил по радио, что два наших «Урала» направились к нам. Только, только небо начало светать, как вернулся мой сержант, привезя на броне еще человек пятнадцать, облепивших наш БТР как муравьи, за ним ехали посланные к нам из дивизиона грузовики.
Я доложился вылезшему из головной машины, уже переодетого в теперешнюю форму, замполиту дивизиона Домничу, прозванноо за глаза «Бревничем» и представил ему Коровина и Гаранина.
Поздоровавшись с нами, Домнич указал Гаранину на машины и приказал:
— Разгружайте снаряды, а мы пойдем осмотримся.
В сопровождении Коровина и меня он отправился к складу. Осмотрев вырытые ячейки, дал указание Коровину вырыть еще несколько, указав места и сектора обстрела из них. После этого мы уже вдвоем отправились к Гаранину.
— Товарищ капитан, откуда снаряды?
— Из лесу вестимо! — пошутил он, — Скороходов отличился. Нашел на одной станции целый склад боеприпасов и организовал местных жителей на погрузку. Целую ночь вывозили. Семьдесят шесть милиметров сначала хотели оставить, но ты сообщил, что появились пушки, так что вывезли все.
— А сколько наших снарядов? — спросил я, переживая что дивизион останется без боекомплекта.
— Пятьсот ящиков.
В каждом ящике по два выстрела, итого тысяча, но поделив эту тысячу на восемнадцать орудий дивизиона, я получил всего по пятьдесят пять с хвостиком, снаряда на орудие, что с имевшимся у нас пол БК* не составляло даже двух боекомплектов!
* БК- боекомплект орудия, боеприпасы находящиеся непосредственно в боеукладке САУ, составляет для САУ «Гвоздика» сорок выстрелов.
— Да, вроде много, а поделишь на всех, получается кошкины слезы!
— Маловато, но из слов начальника станции следует, что такие склады создавались практически на всех станциях и полустанках железнодорожной ветки на Луцк. Так что сейчас наши группы проверяют эти полустанки, лишь бы немцы на них не наткнулись раньше нас.
— А как Динквич и Куренной?
— Они проверили переданные тобой сведения о складах и нашли их. Еще один склад тяжелого стрелкового оружия, склад с ГСМ и склад вещевого имущества. Так что приедешь в дивизион, переоденешься форму этого времени, а то на нашу форму смотрят с подозрением. Сейчас старшина отбирает там необходимое обмундирование.
— А кроме складов?
— Потеряв время на поиск складов, Динкевич успел дойти далеко за линию Владимир — Волынский — Луцк. На дороге были в основном беженцы из приграничных районов. Их периодически бомбили и обстреливали немецкие самолеты, хотя видели, что военных на дороге нет. Куренной вышел к дороге Горохов — Луцк, километрах в десяти от Луцка. Сам Луцк сильно бомбили немецкие самолеты, виден был дым от многих пожаров. Понаблюдав за дорогой, он вернулися к обнаруженному складу и ночевал там.
— А ночью что за концерт был на полнеба?
— Проводили контрподготовку по местам скопления немецких танков, под Стояновым. Ты доложил о нашем прибытии?
— Нет, сразу пошли склад и людей осматривать.
— Рация на БТРе?
— Да, товарищ капитан.
— Пойду доложусь. — Сказав это, он развернулся и пружинистым шагом направился к месту стоянки бронетранспортера.
Пока он связывался с дивизионом, я подошел к пополнению, которое приехало на БТРе. Внешний вид у них был далеко не парадный, но к счастью, почти у всех прибывших был с собой сухой паек, так что проблема их питания пока была решена.
Глядя сейчас на нашего замполита, я его не узнавал. Куда делся тот капитан Домнич, который имел «позывные» — «Брёвнич» или «Шпала». Иногда еще его называли «начальник паники». Сейчас это был совершенно другой человек и офицер. Как будто его подменили.
Вспомнилось как мы как-то выехали на полигон, для отработки какого-то упражнения. Возвращаясь к своей палатке, увидел прикрепленный к дереву «Боевой листок». Домнич не пожалел в этот раз целый лист ватмана. Меня тогда такая жаба задавила, тут же вспомнилось как искал несколько таких листов для своего дипломного проекта, с каким трудом моим родителям удалось его приобрести. «Боевой листок» был здорово оформлен, «Гвоздики» прорисованы во всех деталях, что же касается текста, то он, как всегда, был щедро пересыпан призывами и цитатами из материалов прошедшего весной 26 съезда КПСС. Саня Динкевич, что — то выписывал в свой блокнот, значит, будут очередные головоломные вопросы нашему замполиту. Динкевич замполитов не любил. Вообще то их мало кто любит. По — моему, так они все немного сдвинутые. Из всех политработников полка, единственным человеком, с которым можно нормально разговаривать, был недавно присланный секретарь парторганизации. И то, я думаю, потому, что до этого служил у «летунов», а там взаимоотношения другие. Во всяком случае, так мне рассказывал офицер — авиатор, любовник моей квартирной хозяйки. Нелюбовь Денисенко к политработникам, имела странную, я бы даже сказал, несколько извращенную форму. Он тщательно изучал и конспектировал все материалы съездов и пленумов, готовя по ним каверзные вопросы. Этими вопросами, как тяжелыми снарядами, он сбивал наших политработников с гладких и накатанных рельсов их докладов. Получив «в лоб» такой вопрос, любой политработник на какое то время терял дар речи, и в наступившей тишине слышно было как скрипят шестеренки у него в голове. Но придраться было не к чему. Как нерушимым щитом, Шурик прикрывался цитатами из первоисточников, тут же демонстрируя, где это написано в книгах. Это очень нервировало наших политработников, превращая любое их выступление в ходьбу по минному полю. Поговаривали, что «Бревнич» даже ходил жаловаться к Нечволодову, и тот ему ответил, что как к офицеру, у него к Динкевичу претензий нет. Что же касается политчасти, то у него самые полные конспекты и если уж командир взвода, у которого других дел не в проворот, может так тщательно готовиться, то политработникам это сам Бог велел и докладчикам нужно самим лучше изучать такие важные материалы.
