Наследник (СИ) - Старый Денис

Нет, уверен, что ни Котэ меня не любит, ни я ее, но то, что мы перестали быть противными друг другу – это точно.

- Ты сегодня опять бегать и после такой ночи? А потом куда? – спросила обнаженная нимфетка.

Я скоро приучил жену не стесняться меня, не быть жеманной, и она уже с удовольствием демонстрировала свое молодое, красивое тело, нисколько не худое, а вполне себе атлетически сложенное. Екатерина не чуралась упражнений, особенно любила верховую езду, которая очень даже энергозатратная и требует определенных усилий.

- Согласен, что сложно будет бегать, не выспавшись, но нужно. А сегодня у меня запланирован выезд к воронежцам, они становятся на квартиры в нашем поместье, нужно проконтролировать, да и с Петром Александровичем поговорить, а то дошли до меня слухи, что Румянцев младший не в восторге от перевода его полка, - ответил я, натягивая широкие шаровары, которые использовал в качестве спортивных штанов.

- А я буду слушать скучную даму Чоглакову о том, какой именно должна быть супруга наследника Российской империи, а потом, в лучшем случае, читать. Только и развлечение, что платья выбирать для посещения поместья Голицыных, - сетовала молодая женщина.

- Я подготовил кое-что для тебя, посмотри. Там сказка о царе Солтане в виршах, - сказал я, поцеловал Катэ и отправился на тренировку, где меня ждал отличный боец-рукопашник Кондратий Пилов – хорунжий из Донских казаков.

Этот пластун славился удалью и силой у казаков, что находились на службе и были призваны для предстоящего, если он вообще будет, европейского похода. Когда его полк проходил через Москву, знающий о моих нуждах Петр Евреинов, поинтересовался у станичников о бойцах, что знают ухватки и лихие в бою и те, не сговариваясь, указали на Кондратия. Я проверил его сразу, как тот прибыл и… «меня хватил Кондратий». Валял меня, наследника престола российского, казачий хорунжий, не взирая ни на какое мое монаршество. Сам виноват, что потребовал в полную силу. Это был техничный боец, который делал упор не на «эх, размахнись, да ударь», а на подлые приемы, захваты, нырки и уходы. Такой партнер и даже наставник мне и нужен был, тем более, что простоватый человек не умел льстить и не стремился завуалировать слова и действия, а шел во всем напролом. Хочет Его Высочество по морде, нужно исполнить. Уже три недели, как я таскаю двадцати пяти летнего казачка с собой повсеместно и при первой же возможности спаррингуюсь.

Вот и сейчас Кондратий сопровождал меня в расположение прибывшего Воронежского пехотного полка.

Обустраивались казармы в пяти километрах от дворца в Ораниенбауме, на землях, выкупленных не так давно у Голицыных. Подобные казармы с различными зданиями еще не использовались. Это было пока в деревянном исполнении, некое новшество для этого времени, с проживанием в одном распоряжении с полком и офицеров. Там была и речка, чтобы тренировать переправы, лес, болотистая местность, есть холмы – можно многие тактики отрабатывать. Ну а мне не долгая прогулка на лошади от Ораниенбаума и уже в расположении.

- Стой! – скомандовали мне на подъезде.

- Стою! – усмехнулся я.

- Не сметь мужик! Сие Великий князе Пеотр Феодоровеч, - среагировал на слова солдата Бернхольц, сопровождавший меня в поездке. Он отказался отправляться с Брюммером в Голштинию и теперь преобразился и даже приобрел важности.

- Ваш бродь, не велено, офицера кликнуть треба, - виновато понурил голову солдат.

- Клич, братец, офицера, приказы исполнять нужно ревностно и неукоснительно, не глядучи на чины, - сказал я и солдат, уже не молодой, просиял.

- Так енто мы быстро, енто мы сразу, - запричитал он, давая распоряжение другому солдату.

Офицер пришел достаточно быстро, не прошло и десяти минут. И это не сарказм, я уже привык к тому, что в этом мире слово «быстро» не всегда имеет значение, которое должно быть.

Встреча с Петром Александровичем Румянцевым, возможно, в будущем, великим полководцем, началась с угрюмости полковника. Он механически, без интереса, поприветствовал меня на грани приличия, пригласил к себе в шатер, так как другого места для своего пребывания не нашел, несмотря на наличие десяти вполне добротных деревянных домов, что были построены на подобные случаи.

- Вы чем-то опечалены? – спросил я Румянцева, когда стало понятным, что никакого разговора не клеится.

- Простите, Ваше Высочество, день был тяжелый, - ушел от ответа тезка, а, может, мой дядя, сын Петра Великого.

Хотя последнее – вряд ли, несмотря на некоторые исследования, имеющие своей целью скорее откопать сенсацию, чем признать Румянцева сыном своего отца-сенатора и не порочить имя его матери. Тут, в этом времени, никто не сплетничает на эту тему. Да и какой сын? В то время, когда должен был быть зачат нынешний полковник, Петр Великий тяжело и очень болезненно хворал, в том состоянии даже любвеобильному императору было не до женщин. Кроме того, Румянцев-отец уехал с новым посольством в Константинополь через два месяца, после зачатия сына.

- Петр Александрович, оставьте Вы это, я жду откровенности, а не расшаркивания на паркете. Говорите, что Вас беспокоит, и перейдем к делу. Если то, что я предложу, покажется для Вас блажью недоросля Великого князя, уйдете на предыдущее место и продолжите заниматься тем же, что и ранее, - я замолчал и стал выжидать.

- Хорошо, Петр Федорович, я скажу, сошлюсь на свою юность и неразумность, - Румянцев сверкнул решительными глазами. – Меня срывают с места, там, под Москвой, где я уже расквартировал полк, нашел поставщиков провизии, расчистил поле для экзерциций, занес серебра командованию, все было хорошо, готово к ратным делам. А потом мой полк, ждущий поступления в состав корпуса Василия Аникитича Репнина, отправляют сюда, на потеху Вам, Ваше Высочество.

- А еще Ваш батюшка нашел невесту и она тут рядом – Голицына? – осведомился я, вдруг вспомнив, что Румянцев был насильно женат именно на какой-то девице из Голицыных, тех, кто соседствует с Ораниенбаумом.

- Это не совсем так, - Румянцев начал отходить от своего эмоционального всплеска и осознавать, что разговаривает с наследником престола.

Я предполагал, что тут еще кроются и личные мотивы, про меня, наследника, на периферии большой России ходили очень нелицеприятные разговоры. Это в Петербурге общество уже отходит от шока и не спеша, но уверенно, меняет отношение ко мне, но даже в Москве я все еще капризный немчик.

- Не тушуйтесь, полковник, продолжайте. Нам проще будет говорить, если камней за пазухой не окажется, - я добродушно расставил руки, призывая Румянцева продолжить.

- Извольте, - теперь Румянцев выглядел уже обреченным, но не стал отказываться от прежних слов, а начал сыпать новыми спичами. – Я стараюсь учить свой полк воевать, Вы же будете с ним играться, как играете восковыми солдатиками на столе. Казны полковой меня лишили, сказали, что на месте сформируется новая. А провизии в полку на четыре, ну может, на пять дней. Добрых коней у нас забрали, дали кляч перестарков. Какое у нас будущее, у меня вообще это будущее есть, или я стану арлекином в ваших потехах?

- Я Вас понял, - усмехнулся я. – Вот мои записи, посмотрите, я проведу тренировку на атлетической площадке, которую подготовил, между прочим, для Вашего полка, через два часа я приду и тогда поговорим.

Я пошел заниматься на перекладине и брусьях уже потому, чтобы интересанты, а я был уверен, что за мной будут пристально наблюдать, увидели, что вообще можно делать с этими перекладинами. Я не был воркаутером, но подтягивания, подъем с переворотом, выход на одну руку и две, делал. После отработали простые ухватки с Кондратием и, умывшись, я пошел к шатру Румянцева.

- Что скажите, сударь? – зашел я с вопросом.

- Ваше Высочество, чьи сии труды? – спросил полковник.

- Мои, сударь, мои, но я бы хотел, чтобы были наши, и даже не только мы с Вами были причастны к делу, - отвечал я.

- А валенки солдату это не слишком? Нас в Европе и так варварами прозывают.