Пятнадцать ножевых (СИ) - Вязовский Алексей

Надо же, я таких анекдотов и не слышал никогда. Наверняка были единичные случаи, которые особо не афишировали.

Но меня интересовал Лев Аронович Лебензон. Я уже и получил всё, и аппаратуру проверил, и в машине пошарил — а его нет. Неужели что-то случилось и его не будет? А нет, вон он, приехал. Скромный «Москвич» четыреста двенадцатой модели. Сейчас все на скромных ездят, самый шикардос — двадцать четвертая «Волга». Заведующий вылез из машины — и сразу к лестнице на второй этаж. Я пошел за ним, слышу — остановился у диспетчерской, спрашивает, все ли вышли на смену. Эх, жаль, не вижу его разочарованное лицо.

И не увидел. Откуда-то из дальних краев послышался голос Галины Васильевны:

— О, Лев Аронович, здравствуйте. Очень хорошо, что вы приехали. Зайдите ко мне в кабинет. Полюбуйтесь на это чудо!

Я услышал удаляющиеся шаги с легким подшаркиванием одной ногой и разговор Лебензона с самим собой: «Пьяный кто-то пришел, что ли?».

Несмотря на закрытую дверь, вскоре из кабинета старшей фельдшерицы завопили в два голоса. Похоже, добрым следователем никто быть не соглашался. В числе прочих любопытствующих я подошел поближе и между воплями послышались редкие повизгивания Гаврикова, взывавшего к милосердию и прощению. Хотя нет, добрым был Лев Аронович. В ответ на вопли Гали про милицию и тюрьму он иногда вставлял «Сами разберемся».

Вдруг после одного особо животрепещущего пассажа, когда начальственные крики слились в дуэт, послышались звон разбитого стекла и стандартные истеричные обещания вскрыться. Несколько мужиков, стоящих поближе, ломанулись в кабинет Галины Васильевны и вскоре они выволокли оттуда Гаврикова, у которого из левой руки довольно мощно кровило. Видать, придурок смог вскрыть себе не только вену, но и какую-то мелкую артерию.

Вместе со спасателями пыталась побывать в бою и Лена, стоявшая всё это время в первых рядах слушателей, но я поймал ее буквально за полу халата и оттащил назад. Нечего ей там делать. Не хватало еще чтобы ей порезали, к примеру, лицо. Косметическая хирургия у нас на высоте сейчас, как же. Сошьют щеку в три стежка — и гуляй дальше.

В несколько пар рук пострадавшего щедро забинтовали и повезли в травмпункт. На месте остались только начальники и тяжело вздыхающая санитарка, которая принялась убирать следы побоища.

Я оттащил Томилину еще дальше от двери.

— Привет, а я думал, ты не пришла. Я уже и сумку получил, и проверил всё, а тебя нет.

— Да представляешь, там сапоги зимние принесли, Финляндия. Красоты неописуемой! И всего девяносто. Сам понимаешь, пока все не перемеряли, из ординаторской никто не вышел.

— Ладно, погоди, я сейчас, на минуту буквально, — сказал я и устремился за заведующим, который решил пересидеть волнение у себя в кабинете. — Лев Аронович, на минуточку, — притормозил я его.

— Некогда мне, Панов, — буркнул он.

А тут и суровая действительность вмешалась. Матюгальник на стене начал выкрикивать номера бригад, в том числе и наш. И уже просто так докричали, чтобы выезжали, вызов позже оформим.

Такое обычно случается когда происходит что-то массовое и публичное. Чтобы времени не терять,дают только адрес. Вот и нам дали — сорок первый километр МКАД, это почти сразу после развилки с Профсоюзной. Совсем рядом. Мы и домчались чуть не первыми, меньше чем за пять минут.

Сейчас кольцевая — совсем не то, что после. Никакого разградительного отбойника и умопомрачительных развязок, похожих на многоуровневый лабиринты. Повернули — и уже на МКАД. Да уж, не блистает дороженька.

Итить-колотить, а авария из самых говенных — КАМАЗ почти в лоб с пассажирским автобусом. Грузовику, как водится, практически ничего, бок ободран только. Водила целый, сидит на асфальте и баюкает голову. Нам не к нему. А вон туда, где шоферюги со встречных-поперечных пытаются прицепить буксировочный трос к развороченной бочине пазика. Удалось с первого раза и, ухнув и качнувшись, автобус встал на колеса, хоть сильно скособоченный.

Ясен пень, двери открыть получилось только старинным отечественным способом — монтировкой с матюками. Впрочем, на это внимания никто не обращал.Первый прибывший на место экипаж гайцов мудро стоял в сторонке, не мешая специалистам. Начали вытаскивать пострадавших и через окна. Да уж, тем, кто умудрился влезть внутрь не позавидуешь — там сплошное месиво.

Распоряжалась всем прибывшая первой спецбригада. Они к нашему приезду уже занимались мужчиной и женщиной, которых, видимо, достали в самом начале, когда автобус еще на боку лежал. Хорошо, хоть люди и помогали и не лезли под руку одновременно. Я представил себе сто уродов с телефонами наперевес, которые совали бы носы во все щели, случись такая беда в наше время.

Нам досталась женщина с открытым переломом голени и какая-то девчонка лет двенадцати, вроде без особых повреждений. Вяловатая какая-то только. Я отдал ее Елене, пусть смотрит, а сам занялся переломом. Уколол промедол, померил давление — терпимо, сто десять на шестьдесят пять, пульс частит, конечно, за сотку, но не страшно. Протер края раны перекисью, начал бинтовать, накладывать шину. Понятно, что грязи там килограмм остался, но это уже в больнице хирурги почистят. Подбежала какая-то дама с размазанной тушью на лице, в годах уже, начала помогать. Наверное, из остановившейся машины. А хорошо бинтует, и крови не боится. Может, на войне наловчилась. Ветераны сейчас в большинстве вот в таком возрасте, лет шестидесяти, меньше даже. а мне и спросить ее некогда — коротко поблагодарил только. Да и она не за поклонами сюда прибежала.

— Она не дышит! — закричала вдруг Томилина.

Я бросился в салон, куда мы занесли девчонку. Да уж, чем тут дышать... Пока мы видели ее в курточке, вроде всё в порядке было, а оказалось, что там грудина к позвоночнику прилипла и она на последнем дыхании к нам попала. И сейчас — чем там дышать осталось? А что поделать, начали реанимацию. Прибежали спецы, бросив кого-то поломанного на своих коллег. Понятное дело — ребенок, да еще и уличная реанимация. Быстро заинтубировали, начали дышать. Качать сердце фельдшеру чуть не двумя пальцами пришлось. Считай, его и не прикрывает ничего.

Я тем временем расчехлил кардиограф, прицепил кое-как электроды на ручки и ножки, заземление к носилкам примотал. Начал писать — а там уже единичные комплексы прут. Ничего не работает, умирает организм. Покачали еще, конечно, покололи что положено. Только чудес не бывает. Или случаются, но где-то не здесь. Так что свернули аппаратуру, поделили где чье, и разбежались, напоследок сунув девочке под одежду кусок пленки из кардиографа с изолинией, нацарапав время окончания реанимации. Смотрю, у Лены глаза на мокром месте. И меня проняло, к этому хрен привыкнешь, сколько ни выгорай на работе.

Я выглянул наружу. Уже всех живых достали и увезли. Даже нашу женщину с голенью кто-то погрузил и увез. На кого теперь промедол списывать? На реанимацию придется, дескать, обезболили в целях борьбы с болевым шоком.

Фыркнув, уехала машина со спецами. На месте остались одни менты, бегающие с рулеткой и пытающиеся привязать место аварии к ориентирам для протокола. И нам пора. Смерть в машине — теперь наша головная боль. Сначала в отделение милиции, заполнить бумаги и взять направление в судебку, потом тело сдавать. Тягомотины не на один час. К обеду управиться бы.

Пока я паковал наше барахло, разбросанное по салону, пришла откуда-то со стороны Томилина, села прямо на ступеньку.

— Ты куда села? Испачкаешься же, — сказал я.

Никакого ответа. Сидит, голову опустила. Присмотрелся — плечи дрожат.

— Как же так, Андрей? Мелкая же совсем девочка, — завелась Елена. — А мы... неужели?..

Ну вот, дождались. Поздравляю, Елена Александровна. С первой истерикой вас. Ничего не сказал, конечно. Говенная работа у нас тут. Мимо похорон не пройти. Всех жалко, а детей особенно. Оттого и бухают здесь некоторые как не в себя. И не утешишь никак. Вон она, лежит, собственной курткой накрыта, пальчики с неумело накрашенными ноготками торчат. Ладно, подождем, когда докторица успокоится немного. Нам спешить уже некуда, десять минут роли не играют. Тем более, что дядя Саша, наш сегодняшний водитель, успел диспетчерам ответить по рации, что труп в машине. Буркнули «Звоните как освободитесь» и отключились.