Александр Мазин - Викинг
Но абсолютной уверенности в голосе у него не было.
По его понятиям я был неправ. В такие поединки люди не вмешиваются. Это прерогатива бога. А боги здесь обидчивые. И злопамятные. Трувор, похоже, беспокоился. Обо мне. Немилость бога — это может быть неприятно. И очень вредно для жизни.
Я же не принял этого всерьез. Может быть, зря…
Через несколько минут мы, поднатужившись, столкнули снекку в море. Ветер тут же вздул парус, понес ее прочь от берега, и она потерялась бы во тьме, если бы не огонек костра на палубе. Ветер раздувал его, и наконец пламя добралось до щедро разлитого масла. В считаные мгновения заполыхал весь корабль. Это было очень красиво. И настолько величественно, что даже мне привиделись в отблесках пламени огненные души погибших, улетающие в небеса. А уж каждый из хирдманнов видел их совершенно ясно.
Глава двадцать седьмая,
где героя едва не находит преждевременая кончина
К утру один из раненых умер, зато об остальных Ольбард сказал: будут жить.
После завтрака старшие распределяли новые трофеи.
Мне назначили аж три доли. Так же, как кормчему. Причем не за убитого голопузого, а за «спасение корабля». Кстати, доли эти были больше, чем обычно, потому что на этот раз «порция» ярла была не по числу румов, а всего лишь пять долей. Купленная снекка была не его собственностью, а частью общей добычи.
Еще мне дали право первому выбирать из кучи оружия и ценностей, снятых с убитых норегов.
Я от выбора отказался: мол, пусть будет как у всех, и тогда Хрёрек (весьма удивленный моими словами) выбрал мою долю сам: пару золотых браслетов, снятых с кормчего трофейного корабля.
Каждый браслет весил под сто граммов, а учитывая, что стоимость золота была раз в десять больше, чем серебра, то цена приближалась к десяти серебряным маркам. Огромные деньги.
— Достаточно, чтобы купить землю в Датской Марке, — сообщил мне с улыбкой Хрёрек. — Но думается мне, ты не станешь этого делать.
— Не стану, — ответил я. И добавил поэтично, как принято у викингов: — Мне любо море пахать, а не землю!
Хирдманны ответили одобрительным рыком. Им понравилось.
Зато мои навыки по судоремонту — после дележки команда занялась осмотром и починкой драккара — понравились народу значительно меньше. То есть этих навыков у меня не было вовсе. Вся польза от меня была на уровне «подай-помешай-принеси».
Увидев это, наш ярл отозвал меня в сторону.
— Ты очень необычный человек, Ульф Черноголовый, — сказал он мне, когда мы присели на выброшенное морем бревно. — Ты ничего не смыслишь в кораблях и держишься в строю хуже, чем тринадцатилетний мальчишка. Да и гребешь немногим лучше. Но бьешься так, что приходит в голову мысль: а не колдуешь ли ты во время поединка, как делают это йотуны[23]? Я бы даже подумал: а не потомок ли ты йотуна, не будь ты таким мелким. И это хорошо, потому что я не хотел бы иметь в своем хирде потомка йотунов.
Хрёрек ненадолго задумался. Ветер трепал его длинную белую гриву, прихваченную простым кожаным ремешком. Профиль у ярла был очень величественный.
Я ждал продолжения.
— Ты не потомок великанов, — произнес наконец Хрёрек. — Ты не очень-то силен, но тщишься не показать этого и ни в чем не уступать тем, кто сильнее. Это в тебе говорит кровь истинного дренга. И я не жалею, что принял тебя в хирд. Вчера, когда ты схватился с берсерком Эвара, я хотел послать тебе на помощь Стюрмира, ведь то был истинный берсерк. Не из тех, кто, обожравшись дурманного гриба, полагает себя подобным Одину. Истинного перевертыша можно убить только деревом или камнем, потому что железо его не берет. Но Трувор крикнул мне, что ты сам справишься, и Стюрмир остался там, где был нужнее. И ты убил перевертыша. Убил ножом. А перед этим дважды достал его железом. Я увидел это, когда осмотрел мертвеца. Как такое может случиться без колдовства?
Этот вопрос требовал ответа, и я сказал, подумавши:
— Это было трудно, ярл. Но у меня получилось. Может, потому что я не знал, что таких, как он, нельзя убить железом?
Хрёрек обдумал эту мысль и нашел ее разумной. Кивнул.
— Но признаюсь тебе, ярл, был миг, когда я испугался.
Хрёрек молча смотрел на меня. Ждал.
— Я немного испугался, когда понял, какой он быстрый. Но это было просто беспокойство. Настоящий страх я испытал, когда понял, что мой меч оставляет на нем лишь жалкие царапины.
— Такого страха можно не стыдиться, — сказал Хрёрек. — Только дурень не испугался бы, впервые сразившись с берсерком. Но для дурня это был бы последний бой. Ты слишком часто удивляешь меня, Черноголовый, и мне это интересно. Я не расспрашиваю, что было с тобой прежде. Это твое право — молчать. Но думаю, что ты — изверг. Или — изгой[24]. Возможно, у себя на родине ты совершил страшное преступление, не знаю. Я не знаю ни одного словенского племени, состоящего из подобных тебе. Но с твоим племенем я не хотел бы ссориться.
— В моем племени очень немного подобных мне. И я не был изгнан, я ушел сам. Потому что все, что я умею, это драться. А в моем племени таких не очень жалуют. И, ярл… Если ты не против, я больше не хотел бы говорить о своем прошлом, — закончил я твердо.
«А то я такого могу наговорить…»
— Хорошо, — кивнул Хрёрек. — Довольно об этом. Но запомни: я буду за тобой присматривать! — Он встал.
— Это честь для меня! — Я тоже встал и поклонился.
По-моему, мы расстались, довольные друг другом.
Почти у всех наших, независимо от ранга, имелись прозвища.
Ярла, как и следовало ожидать, звали Соколом. Это потому, что здешние сокола называли рарогом. Похоже, правда? Но лишь в тех случаях, когда хотели отличить его от Хрёрека Ютландского[25], приходившегося ему родственником. Само же его имя Хрёрек переводилось то ли как «сильный славой», то ли как «славный силой». На мой взгляд, оба варианта попадали в масть.
Прозвище Трувора было Жнец. Надо ли говорить, что «жал» он отнюдь не колосья.
Прозвище Ольбарда было Синий Ус. Или Сивый Ус. Почему — непонятно. Но его так звали нечасто.
— А какое у тебя прозвище, Руад? — спросил я.
— Бычий Хвост, — не стал скрывать мой товарищ. — Только я бы никому не советовал звать меня так.
— Не буду, — пообещал я. Но мне сразу стало интересно, что подразумевается под «бычьим хвостом».
Под хвостом подразумевался именно хвост. Как-то, еще в сопливых годах, Руад поспорил с братьями, что удержит за хвост племенного быка.
Я видел здешних быков: они, мягко говоря, невелики. Примерно как бычки для испанской корриды. Но с силенками у них все хорошо. Удержать того быка Руаду удалось не сразу. Сначала бык довольно долго гарцевал по полю, а Руад висел у него на хвосте, считая организмом все встречные камни и кочки, но твердо зная, что рук разжимать нельзя.
К чести Руада, бык устал первым. И смирился. Тогда Руад, избитый так, будто оппоненты колотили его палками, кое-как встал на ноги и «удержал» быка.
Спор он выиграл, но малоавторитетная кличка приклеилась намертво.
Мы сидели под самым обрывом. Уже привыкли к тому, что аборигены просто глазеют на нас сверху. Хорошее место было, удобное. Длинный камень, очень похожий на скамью и приятно подогретый солнцем.
Когда Руад ушел, на его место опустился Стюрмир. Просто сел молча и принялся заново укреплять ремень щита. Дело ответственное, потому что в бою щит может развалиться напополам, но с руки сорваться не должен.
А я точил меч. Могу этак развлекаться часами. Наверное, потому что мне просто нравится ласкать свое оружие.
Так вот мы и сидели молча, пока наверху не раздался какой-то шум.
Я (наивный лох!) поднял голову, чтобы посмотреть…
Стюрмир (сын своего времени) сразу вскинул щит… И спас мне жизнь, потому что падающая каменюка непременно проломила бы мне голову. А так только одна доска у щита треснула.
Аборигенам надоело на нас глазеть. Или они решили, что будет неплохо поупражняться в камнеметании.
Следующие минут пять на нас рушился настоящий камнепад. К счастью, берег был достаточно широк, и палатки с ранеными стояли далеко от стены. Кроме того, аборигенам было намного интереснее целить в нас, чем в какие-то там палатки. Хорошо хоть среди них не было силачей, способных докинуть до нас или до драккара достаточно крупный булыжник.
Складывалась ситуация из разряда: друзья Маугли против бандерлогов. Можно было отреагировать по-багирьи: то есть рычать и плеваться. Или — как медведь Балу. То есть игнорировать. Вплоть до «наплевать и уплыть». Ремонт был почти закончен.
Оказывается, я еще недостаточно хорошо знал викингов. И не учел, что кое-кто из наших оказался камешками ранен. Пустяки. Я сам был из таких пострадавших: щеку осколком оцарапало.
Но никто не смеет пролить кровь человека из команды Хрёрека-ярла и остаться безнаказанным.
