Самый лучший коммунист 2 (СИ) - Смолин Павел
— По телевизору пару раз видел, — честно признался я.
Один раз в жизни прошлой — передачку про предателей показывали — а второй раз уже в этой.
— Никакой Аркадий Николаевич не предатель, — поручился за друга семьи Громыко.
— Может и не предатель, — пожал я плечами. — Вы-то его с 56-го года знаете, жена его бриллиантами с вашей меняется. Как такой предать может, правильно?
— Юрий Владимирович, я не понял, — признался Громыко.
— Да черт с ними, с бриллиантами, — влез я. — Жена министра что, не может себе драгоценности позволить? Нафиг тогда такое государство нужно? Лишь бы польза стране была. От вас, Андрей Андреевич, она планетарного масштаба. Но у меня на подозрительные рожи нюх, поэтому я оставляю за собой право после отказа гражданина Шевченко от возвращения из командировки прийти к вам в кабинет и сказать: «зря вы мне тогда не поверили».
— Тьфу на тебя, — фыркнул на меня дед Юра. — Заигрался ты.
— Как угодно, — пожал я плечами. — Завтра митинг, и для нас всех будет лучше, если баланс между «добровольностью» и «принудительностью» в моем отношении отныне сместится в сторону первого. Давайте трезво на мир смотреть, товарищи. Я на него сильно влияю, и «красные линии» попрошу впредь соблюдать — во избежание.
— То же мне «актор», — приложил меня Громыко и пошел в коридор.
Подмигнув мне за его спиной, дед одними губами произнес «молодец» и пошел следом, оставив меня с горьким чувством поражения. Опять Андропову невольно подыграл!
— Верните мою родную охрану! — проводил я их наболевшим.
Глава 15
Организовывать митинги для проталкивания нужных инициатив — дело несложное, если механизм отлажен. В Союзе он отлажен еще как — несколько телефонных звонков с «указивками», и вуаля — комсомольские вожаки уже всех построили. В будущем, которое уже никогда не наступит, этот механизм использовали все, у кого были ресурсы и влияние — на дисциплине и любви к массовым выступлениям жителей позднего СССР было ловить одно удовольствие. Порожденное Хрущевым, поначалу почти незаметное явление под названием «кровавый режим» набирало силу, и с каждой оплошностью позднесоветской власти крепчало, в конечном итоге мутировав в «кровавый режим нам врет, а значит все, чего он достиг — плохое».
Так называемая «культура отмены» зародилась не вчера — во времена Революции оно цвело и пахло в полный рост. Основанные на жестком «кто не за нас, тот против нас» поведенческие паттерны прочно вросли в менталитет Советского человека, и, когда страна затрещала по швам, сыграла с Партией дурную шутку, вылившись в ненависть ко всему «совковому». Когда что-то в общественном сознании признается абсолютным злом, противоположное автоматически воспринимается как идеал, вот и шли интеллигенты, пролетарии и прочие товарищи ломать Союз, отказываясь понимать, что в святой рыночной экономике места им не найдется. Чубайс на эту тему как-то высказывался — мол, сами «реформаторы» удивлялись, что больше всего за либерализацию экономики топили те, по кому эта самая «либерализация» ударит больнее всего. Невиданный в истории прецедент — никому и никогда в голову не приходило ломать с таким трудом выстроенные высшие производительные силы. Прецедент невиданный, но гордиться им почему-то совсем не получается. Что ж, в этом есть какой-то грустный, но кажущийся логичным баланс: сначала под руководством Партии народ вершил великие дела, а потом случилось не менее великое падение.
Но это все — дела далекого будущего, которому наступить уже не суждено: слишком велик груз перемен, слишком крепка народная и партийная — что гораздо важнее — вера в наше дело. Дело у нас, как ни странно, не построение коммунизма через N веков, а способность обеспечить социалистическим гражданам хорошую жизнь в рамках Советского общества потребления. Но такого, конечно, никто не скажет — у нас тут расчет на понимание! И нет, это совсем не то же самое, что «построение коммунизма к 80-му году» — народу же не так много надо: дефицита нет, зарплата хорошая, «зрелищ» хоть отбавляй, а коммунизм пусть будет красивой мечтой о будущем — кто против-то? Добавляют веры и внешнеполитические успехи — если к уютной семье социалистических народов присоединяются новые и новые, значит мы тут не хренью занимаемся, а чем-то реально классным. Полагаю, начни мы сейчас военные действия силами регулярной Красной армии, включая ребят-срочников, с должным уровнем объяснений народ это поймет. Он бы и в моей реальности Афганистан понял, если бы партийным дедам хватило ума просто и доходчиво объяснить стратегическую значимость для нас этого региона и стыдливо не прятал информацию о потерях — четырнадцать тысяч вроде бы за все годы «двухсотыми». Нет, каждая жизнь Советского человека бесценна, но нормальная информация гораздо лучше, чем тревожные шепотки о десятках тысяч гробов, которые тайком закапывают по ночам.
Ой, все! Настоящим настоящим и настоящим будущим надо жить, Сережа! Смотри какое небо над… Ладно, небо не очень — серенькое, с бледными, тонкими тучками, но хотя бы дождя нет. И ветер неприятный, зябкий и порывистый — осень в самом разгаре, чуть-чуть до Дня Революции осталось. Зато какая движуха вокруг! Красная площадь ходит ходуном, и единственным спокойным местом остается конечно же Мавзолей — в него даже очередь из интуристов стоит, и, судя по их нежеланию ответить согласием на предложение «влиться» в наш уютный митинг, они прибыли сюда из недружественной капстраны и несколько запуганы кураторами. Не с нашей стороны — с вражеской, наши только список разрешенных к осмотру интуристами объектов согласуют и немножко следят. За ночь успели возвести сцену — прямо у Боровицкой башни, справа от ворот. Проезд к ним свободен — выставлены живые и металлические заграждения, кремлёвским товарищам же нужно на рабочие места попадать. На сцене сейчас зажигает товарищ Варданян — при помощи микрофона задает тон хоровому скандированию:
— Долой негритянский нацизм!!!
Вот эту кричалку, надеюсь, мои заокеанские нигеры не услышат.
— Иностранным паразитам — кукиш!!!
А вот это нормально, мы сидение на двух стульях оплачивать не намерены.
— Социалистической Африке — пролетарский привет!!!
Молодцы сограждане — не только пришли на экстренный митинг, но еще и плакаты нарисовать успели. Надо будет проконтролировать поощрения — всю ночь трудились, без внимания такой порыв оставлять нельзя.
Лично я для разнообразия решил на сцену не лезть — у нас тут не классический увеселительный митинг, а выражение Комсомолом недовольства работой МИДа. Ну и поюродствовать немного — раз уж дедушка решил погрузить меня в подковерную аппаратную возню, сделаю вид, что «демарш» организован Варданяном и другими товарищами. Никто не поверит, но мне-то что?
Подняв руку, Иван Арараторвич призвал к тишине и пригласил первого конструктивного спикера:
— Поприветствуем Владимира Васильевича Крылова, кандидата экономических наук, директора НИИ изучения Марксизма города Хрущевска, автора диссертации «Производительные силы развивающихся стран и формирование их социально-экономической структуры». Владимир Васильевич специализируется на изучении Африки, и именно благодаря его исследованию Центральноафриканской республики, опубликованном в журнале «Африка и Азия сегодня», мы узнали о нарастающих там националистических и монархических тенденциях, главным вдохновителем которых является диктатор Бокасса. Прошу вас, Владимир Васильевич.
Товарищу Крылову выступать на больших площадках привычно — в Китае и Корее его уважительно слушали целыми стадионами, поэтому на сцену он вышел уверенно. Вооружившись микрофоном, он поприветствовал народ и пересказал содержимое своей статьи. Чистая «заказуха», написанная по набросанным мной тезисам и опубликованная с попустительства старших товарищей — привыкли, что Владимир Васильевич нынче по категории «неприкасаемых» проходит. На Африку реально большим Кремлевским старцам в целом плевать, поэтому, даже если кто-то из профильных специалистов заметил идущую вразрез с Генеральной линией статью «с душком» и отреагировал звонками и докладами наверх, никто не решился начать трубить в набат, позволив мне создать идеологическую подводку к сегодняшнему митингу. Через двадцать минут народ на площади слегка устал от обилия научной терминологии, и товарищ Крылов ко всеобщей радости покинул сцену.
