Убей-городок 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Увы, хорошие люди быстро уходят из жизни. Тяжелая болезнь, смерть любимой жены, а потом и сам Борис Михайлович ушел от нас в мир иной.

Следователь Боря меня тоже пока не знает. Ничего страшного, еще познакомимся. Не знает, что количество звездочек на его погонах будет расти сообразно занимаемым должностям, потом осыпаться, сменяясь уже большими звездами. И что он проработает в следствии двадцать пять лет, соберется на пенсию, а мы будем устраивать вокруг него пляски с бубнами — Борис Михайлович, Боря! Родной! Да на кого же ты нас покидаешь? Так загнется же следствие без тебя, а заодно и отдел территориальный! Кто будет уголовные дела проверять, следователей носом в огрехи тыкать? Начальником следственного отдела быть не хочешь? Ну, останься хотя бы начальником отделения! Будешь сидеть в кабинете, чай пить и смотреть дела. И на службу станешь являться тогда, когда хочешь и, мундир надевай, когда хочешь. И на совещания можешь не приходить, чтобы свое драгоценное время не тратить! И отпуск тебе будет два раза в год. Знаем, что ты по весне берешь — картошку сажать, и по осени, чтобы выкопать.

Уговорим общими усилиями задержаться еще на пять лет.

Показатель работы следственных подразделений — дела, направляемые в суд. Но чтобы отправить в суд, нужно миновать такую инстанцию, как прокуратура. Миновать — это, конечно, не в том смысле, что пройти мимо, а буквально продраться через тернии и придирки, расставленные для тебя и твоего дела. Это конечно, всё правильно, так и должно быть, хуже, когда какой-нибудь косяк в суде вылезет. А ведь прокурорскому работнику на основании твоего дела надо обвинение поддерживать. Так что опытный работник для вычитки дела — клад неимоверный, и его, работника этого беречь и холить надо, всячески заискивать и угощать чем–нибудь незапрещённым.

Будет Рябинин смотреть уголовные дела, которые следователи отправляют в прокуратуру, а те станут содрогаться — не нашел ли Борис Михайлович какой-нибудь ляп? А он обязательно находил! И мог написать старшему следователю: «Ворона! Ты почему вменил 145 УК? Здесь 206 и 144 УК! Тебе кто диплом выдал? Чем грабеж отличается от кражи?»[16]. Писал он, конечно, подобные послания не на страницах дела, а на отдельных, специально приготовленных листочках. Замечание-то устранить можно, а вот запись неаккуратную уже никуда деть не получится.

Одна следовательщица (как вам такое выраженьице?) как-то сказала, что «ни один оргазм не сравнится с тем, чтобы получить дело от Рябинина без замечаний».

А вот если следователь сам видел «косяк», то опрометью бежал к Рябинину, истошно начиная вопить: «Борис Михайлович, не погуби! Накосячил, выговор светит, а то и статья». Рябинин листал дело, прищуривал левый глаз и изрекал: «Вот, сделаешь то-то и то-то, и все будет нормалек!»

Сейчас Рябинин пока еще не начальник, а простой следователь, но мнение его учитывают и руководители. Причём бывает так: вроде бы разные люди приводят одни и те же аргументы, но от одних отмахиваются, а других почему-то слушают. Боря — из последних.

Семёнов, найдя по пресловутым зелёным человечкам соломоново решение, заканчивает оперативку, а Краснюк уже толкает меня в бок:

— Давай, ты тут в дежурке пока вроде как лишний, так что дуй в горбольницу и получи с этого «зелёного человечка» нормальное объяснение. Какое, он мне не объясняет, но я и сам знаю.

Больницы не люблю, а после недавних событий я их не люблю особенно сильно. Но любить или не любить — это эмоции. Моя задача получить приемлемое объяснение, согласно которого будет подготовлен отказной материал. Показываю вахтеру удостоверение, получаю белый халат и прохожу в хирургию.

А в палате, в которой положено тихонечко лежать, радуясь, что ты до сих пор не умер, нездоровый оживляж. Народ, в окровавленных бинтах, в простынях, наброшенных на голое тело, столпились у кровати и слушают, как приземлилась летающая тарелка. Ухохатываются, держась за поврежденные места. Такое было, вернее — еще случится лет через десять, когда некий гражданин попытался изнасиловать свою овчарку, а та, изобидевшись, откусила охальнику детородный орган… Вот в тот раз на насильника-неудачника пришли посмотреть даже те, кто уже умер. А главное, что на собаку, причинившей хозяину тяжкий вред здоровья, уголовное дело не заведешь. Во-первых, в ее действиях имела место законная самооборона, без использования каких-то предметов (зубы-то ей природа дала!), а во-вторых, собака не может являться субъектом преступления.

Разогнав страждущих по кроватям — вредно им пока подниматься, пусть выздоравливают, усаживаюсь рядом с героем дня.

— Здравствуйте, Евгений Петрович, — вежливо поздоровался я, устраивая на коленях папку. — Приношу вам свои извинения, но в вашем деле кое-что следует прояснить. Итак, что же у вас все-таки произошло?

Самоубивец, посмотрев на меня мутным взглядом, облизнул пересохшие губы и принялся за рассказ:

— Так я уже сто раз объяснял — возле моста, который строится, недалеко от церкви бывшей, летающая тарелка села.

Он махнул рукой в ту сторону, где, по его мнению, приземлилась тарелка. Размах получился большой, градусов на сто восемьдесят.

— А из нее люди вышли — зелененькие. И говорят они мне: «Евгений, отдай свой мозг! Отдавай свою душу!». А я им ни мозг, ни душу не захотел отдавать. Наши не сдаются! Тогда они захотели меня зарезать. Или зарезали? Или я сам? Вот тут у меня какая-то нескладуха получается. Облучили, видно, меня сильно. Но самое-то главное — я ведь их обманул, мозг-то им не отдал, понимаешь. А то вот как бы я сейчас без мозга-то?

— Ух ты, какой вы молодец! — похвалил я Еремеева. Сделав вид, что задумался, спросил: — А как вы считаете — не стоит ли об этом в передачу «Очевидное-невероятное» написать? Там же профессор Капица постоянно о чудесах и загадках рассказывает.

Вот тут и не помню, часто ли Капица рассказывал о чудесах и загадках? Одна передача точно была, про «снежного человека». Там еще Вячеслав Зайцев комментировал: «Дети себе выдумали сказки, а взрослые — моду». Йети, летающие тарелки, зеленые человечки, Бермудский треугольник, тайна гибели Атлантиды — тоже сказки, только для взрослых. Народ кинулся «снежных человеков» искать, мечтал о встрече с тарелками. Жаль, что отправиться на поиски Атлантиды или сплавать на Бермуды было советскому человеку не по карману. А так, глядишь, и руины древней цивилизации подняли бы со дня моря, и тайну «треугольника» раскрыли бы.

Но, скорее всего, передача шла позже, в восьмидесятые годы. Но, наверное, что-то было. Ведь написал же Владимир Семенович «Письмо в редакцию»…

Вот, понимаю, почему «попаданцы» так любят Высоцкого. Песни — на все случаи жизни.

Но Высоцкий покамест в Череповец не приезжал, а песня, скорее всего, не написана.

— Если мы в передачу письмо напишем, — продолжал я, — и не вы, лично, вас-то могут и не послушать, а отделение милиции, к нам корреспонденты из Москвы приедут. Они у вас интервью прямо в палате запишут. Вы как, не возражаете?

— Да вы что, товарищ милиционер! — чуть не подскочил со свой койки Еремеев. — Разве так можно? А если эти зеленые человечки сюда придут, и меня здесь убьют? У них же шпионы повсюду, сразу выследят.

Я изобразил работу мысли. Покачал головой:

— Даже не знаю, что с вами и делать. А вдруг и в нашем отделении шпион инопланетный сидит? Он же узнает, где вы и что с вами.