Ассистент - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Ближе к обеду мы с Сидом всё-таки поговорили у него в каюте, и он чуть не разревелся.
— Она меня соблазнила! Я не знаю, что на меня дошло, я просто шёл в туалет мимо её кабинки, потом остановился, дверь открылась — а она… голая там стоит, ну я и шагнул, а дальше как в тумане… Я не хотел тебе говорить, барь, если Софушка узнает… Я ей изменил! Изменил, а я не хотел! Ты мне веришь? Я правда не хотел!
Получается, околдовала. Интересно, стандартными женскими чарами, или же вполне определённым навыком? Я похлопал моего большого друга по плечу.
— Не грузись. Верю, что не хотел.
— И чего теперь делать… Ты как в таких случаях делал? У тебя же, типа, многовековой опыт, наверняка и измены были. Дай мне совет, столетний дед.
Последнее было фразой то ли из какой-то песни, то ли из фильма.
— Были, — вздохнул я. — По правде сказать, я плохо их помню, и очень этому рад. Лучше, чтобы такого бы не было вообще — вот, например, с Самирой и Аллой тоже предстоит много интересного разгребать. Не вздумай говорить Софье. Я мало знаю её, но вполне вероятно, что она не поймёт, что ты не специально. И подумай, что сделать, чтобы уменьшить чувство вины — оно тут самое страшное и разрушительное.
— Я не смогу! Точно проболтаюсь.
— Ну, в таком случае — всё, капец, — я развёл руками. — Будешь искать новую барышню по прилёте. А пока отдыхай и наслаждайся жизнью.
— А если она снова?… — он махнул головой куда-то в сторону кают Амелии. — Это так стрёмно, что и хочется, и не хочется одновременно.
— Всё, сейчас не отвяжешься. После случившегося первого раза твой внутренний конфликт между плотским и духовным почти гарантированное выиграет плотское, таков закон природы. Если тебя это успокоит — восприми это как моё задание по поддержанию хорошего психологического климата на корабле.
— Климата, говоришь?…
На самом деле, я за него немного переживал, потому что знал, что угрызения совести при его характере могут быть весьма болезненны. Однако после обеда прибавилась проблема посложнее.
Мы только-только проплыли в паре миль от необитаемого острова Ито, крайней оконечности японских владений, имевших нейтральный статус — и оказалось, что он вовсе не необитаем. На берегу виднелись огни, прямо к нам на всех парах устремился катер, а радио прорезалось громкой отрывистой речью.
На японском. Климов всё перевёл и передал:
— Готовьтесь к абордажу и досмотру. Или к бою. Оружие спрятать….
Дальше последовали распоряжения по тому, где и как находиться — весьма толковые, мне не пришлось ничего поправлять.
Катер оказался чуть меньше нашей яхты по размеру, но весь ощетинился пушками, а форма на солдатах заставила неуютно поёжиться, вспомнив бункер «Династии».
На борт запрыгнули трое, зыркнули автоматами. Пробежали по палубам, заглянули вниз. Клетка была хорошо укрыта и спрятана за иллюзией, но у меня не было никаких сомнений, что они её найдут.
Я начал бормотать пирокинетический наговор, готовясь сжечь их посудину.
— Нашли, — спустя секунду тихо сказала Амелия. — У них амулеты.
Японские солдаты заорали, затыкали автоматом, выдернули меня вниз, к клетке.
— Открывай! — сказал я.
Я не знал, как их открывать — о замке знала только Амелия. Прутья клетки горели огнём. Снегурочка сидела на матрасе, съёжившись, со страхом и злобой смотрела на них, а те, не менее испугавшись, махали автоматом сквозь прутья.
Только бы не выстрелили, подумал я и поймал её взгляд. Тихо и уверенно попросил: «Помоги. Только не надо убивать».
Клетка щёлкнула, словно разрядив статическое электричество. Солдаты молча и совершенно неожиданно для меня развернулись, погрузились на борт и отплыли, ни сказав ни слова.
— Спасибо, — сказал я Снегурочке, закрывая брезент клетки.
Она мне кивнула в ответ — вполне человеческим кивком.
— Ходу, ходу! — рявкнул Климов, и мы попёрли дальше.
Погони, что удивительно, не было. Но я знал, что это ещё не конец.
21 мая, четверг.
Плыли — теперь уже на север, по широкой дуге, огибая японские воды.
22 мая, пятница.
Утром впервые после отплытия от Филиппин повстречали встречный транспорт, причём наш — небольшой контейнеровоз, который изменил курс, чтобы поболтать с Климовым. Их капитан поделился водой — на всякий случай — и порекомендовал, чтобы мы поворачивали и плыли в Луороветланскую область, то есть в Чукотку.
— Через Курилы — нечего даже думать! Особенно через Южные. Там сейчас такая заварушка будет! Мы давеча шлюп подобрали спасательный — двое геликоптерных пилотов, говорят, что подбили, а что происходит — молчат.
Яснее не стало. Недолго посовещавшись после разговора, мы всё же решили двигаться дальше и в ночь пошли на пересечение Курильских островов — между Средними и Северными, возле необитаемого острова Шиашкотан.
23 мая, суббота.
Море начало волноваться, волновались и мы. По правде сказать, до сих пор мы толком не знали, какой сейчас статус у Курил. По радио, когда нам удавалось его поймать, об этом ничего не говорили.
Поэтому когда в разгар ночи радиоэфир после долгого молчания прорезался десятком голосов, а мы обнаружили себя посреди морского сражения, точного плана, как действовать, у нас не было.
Мы просто пёрли вперёд, на горизонте слышалась канонада, а в небе пролетела тройка дисколётов, заставив моргнуть радиоаппаратуру. Дисколёты выпустили ракеты, которые улетели куда-то в сторону вулканического острова, озарив его тёмные склоны вспышкой.
— Гони, гони, родимый! — орал Климов, как будто от его рёва корабль станет гнать быстрее.
Всего в километре от нас словно из шляпы волшебника нарисовалась флотилия кораблей — один здоровый эсминец, несколько корветов и катеров. В темноте и на таком отдалении нельзя было разглядеть символики, но Дементий подтвердил опасения.
— А где наши⁈ Где, мать его, наши! Это же всё япошки, всё они!
Мимо нас, буквально в десятке метров над кормой, пролетели две ракеты. Следом — ударило волной что-то мощное и незнакомое мне, магическое, звенящее по ушам и выворачивающее желудок, почти как знаменитый крик Самиры.
А спустя пару секунд закричала и она, заставив нас вдавиться в пол — но это было цветочками по сравнению с тем, что мы испытали.
— Воротилово! Они воротуном ударили! — закряхтел, поднимаясь с палубы Амис.
Я сперва не понял, в кого они целятся. Я не понял, в кого кричала Самира.
А затем я увидел, как здоровенный кусок скалы отделяется от вулкана, раскрывает трёхсотметровые крылья и летит на нас.
Глава 20
Что испытывает человек, привыкший к суровой реальности умирающих технических миров, когда видит, что на него летит трёхсотметровый дракон?
Первой гипотезой будет страх, но нет. Это было зрелище, сравнимое по красоте, мощи и безумию с первым в жизни видом гигантского водопада Виктория, с первым извергающимся вулканом, когда стоишь на краю кратера, с первым видом земли при прыжке с парашюта.
Я давно не испытывал удивление, смешанное с восторгом. Сейчас было именно это. Даже не сразу понял, что со взлётом дракона на наши головы обрушился ливень — я смотрел на огромные когтистые лапы, на перламутровую чешую, на шерсть на вытянутой морде, больше похожей на волчью или лисью, чем на рептилоидную.
— Красавец! — пробормотал я.
Затем я понял, что глаза дракона смотрят на меня.
А затем я услышал голос. Когда драконы говорят в кино, обычно их голос похож на раскаты грома, на густой мощный баритон, отдающий эхом по сводам пещеры с золотом. Здесь всё было не так. Я услышал в голове короткое слово, сказанное тихим бесцветным голосом.
— Сын.
Электроника на нашем корабле моргнула, а затем выключилось всё — включая свет. Оглянулся — флотилия за кормой тоже погасла.
Что⁈ Сын? Чей я сын, дракона⁈ Нет, это звучало слишком безумно — даже для этого мира.
— О Акамант! О великий Акамант! Могучий, властный, пощади нас! Пощади земное чадо, подари мощь силознания своего! Как даришь… — надрывалась рядом Амелия, упав на колени в благоговейном экстазе.
— Держитесь! Держитесь, мать вашу, сейчас будет! — орал капитан.
Раз в этом мире есть драконы — должна быть и преклоняющиеся перед ними, промелькнула мысль.
Пока я думал, дракон неспешными взмахами крыльев преодолел километр, разделявший нас, затем оттолкнулся от воздуха, едва не опрокинув шквальным взяв немного выше, перевернулся в воздухе и резво пролетел на полкилометра влево. Схватил
