Князь Голицын - Дмитрий Лифановский
— Но как же так, Ваше сиятельство? — заговорил вахмистр.
Поглядев на растерянного унтера я не выдержал и рассмеялся:
— Вахмистр, наверное на наших землях вы единственный кто не знает об этом. У нас уже каждая ворона, на каждой ветке устала рассказывать об этом секрете. Не расстраивайтесь, мы и сами только вчера узнали, что о нас знает вся округа. А ведь думали что тайна скрыта глубоко, и никто до нее не докопается. Или вас коробит слово ублюдок? Ну да, как же, благословленный ублюдок, страшно звучит, — я снова рассмеялся, — Законы они ведь не с неба упали и не для красного словца пишутся. Особенно законы о престолонаследии. И в этих законах ясно указано, что незаконнорожденных у правящей фамилии быть не может. Написан такой закон для того, чтобы исключить смуту и гражданскую войну. А наша Империя огромна по территориям, многонациональная и многоконфессиональная. Если рванет у нас, весь мир тряхнет, тем более с развитием технического прогресса. Так что здесь только два выбора. Либо ублюдок, но Романов. Либо князь, но Голицын со всеми вытекающими. Вахмистр, как думаете какой я выбор сделал?
— Князь Голицын, Ваше сиятельство, — не задумываясь ответил он, — Но вы ведь Романов по крови! Что с этим делать?
— А ничего не делать, — махнул рукой я, — Ну Романов и что? Это ведь жить не мешает. Ну вот и будем жить дальше.
— Но ведь царствующая фамилия может вас в свою семью захотеть принять! — запротестовал Вахмистр.
— Не может, — жестко пресек я всякие крамольные домыслы, — По государственным и церковным законам, я рожден вне брака. Никто эти законы переписывать не будет, что благо для меня. Да и если честно не хотелось бы этого. Я ведь сопротивляться буду такому делу. Как уже говорил вплоть до побега в Сибирь. Я Князь Голицын, а Романовы просто мои родственники по крови. Они царствующая фамилия, мы князья без княжества, пока что. Это ведь дело поправимое, княжество всегда себе найти можно. Было бы желание. Вот для будущего княжества мы и будем обучать людей. Для себя учить будем. А нам их много надо, очень много. Но за двадцать лет подготовим и для себя, и для Российской Империи. А коли не понадобятся они Российской Империи так к себе всех заберем. Нам ведь в нашем княжестве смута и революции не нужны. Нам развитие надобно. Пока княжество будет развиваться, ему не до смуты будет.
— А знаешь, Петр, — вдруг заговорил внимательно слушавший нас дядька, — ты ведь ошибаешься.
— И в чем?
— Высочайшей фамилией может быть принято решение о женитьбе, — ответил он, — И тогда ты автоматически станешь Романовым.
— Мезальянс! — отрубил я, — Во первых Алексей Александрович может и не захотеть. Во вторых матушка может и отказать, уж неволить то ее точно никто не будет, — я ненавязчиво показал руку одетую в перчатку с молниями. — В третьих, вернее, это надо ставить, во-первых, Александр Второй может отказать в браке. Как я уже сказал, брак-то не равный будет. И законы не просто так писаны. И в четвертых. Я то тоже сопротивляться буду. Так что самое малое, что возможно в этой ситуации это приставка Романов, но никак не полноценная фамилия. Да и не в фамилии дело. Мне очень не хочется получить звание Великий Князь. Уж очень много ограничений там для меня, а я погулять еще хочу. Вот этому я буду упорно сопротивляться. И никто меня не заставит. Понимаешь я всего хочу добиться сам. И поверь мне добьюсь. Внук я Петра Великого, или не внук?!
— Ох, Петенька, — горестно вздохнула матушка, — Как же рано ты повзрослел. Ты ведь детства лишен.
— Детство? Взрослый в двенадцатилетнем возрасте, не имеющий опыта и поддержки? — на лице сама собой образовалась саркастическая усмешка, — Матушка, меня ведь вообще быть не должно. Вспомните. Я ведь случайно на свет появился. Меня не было! Да я родился. Да меня окрестили и зарегистрировали как Князя Голицына. Но в то же время меня не было, никто не знал обо мне, хоть мы и не скрывались. Самое большее что меня ждало прожить короткую и незаметную жизнь. Хотя нет, теням на ярком солнце не место. Я взбрыкнул. И меня за это наказали, но и позволили жить на свету. Ярко жить. Я опять взбрыкнул. И что же? Пока что мне позволено жить так как я считаю нужным и правильным, без поводка. И поверьте я это ценю, и буду защищать свое право. И ваше право на счастливую жизнь. Так что в истории моей жизни детство не предусмотрено. Но кто сказал что отсутствуют радость, праздник и веселье? Этого никто не отменял. А значит они будут. Да и почему вы считаете что я не могу по хулиганить под настроение? Очень даже могу. Не расстраивайтесь, все у нас будет хорошо. Вот поверьте, и у ворот нашего имения перевернется телега с шампанским, — рассмеялся я. Меня поддержал дружный смех вахмистра и дядьки. Правда матушка сидела расстроенная и пунцовая. Здесь лучше не вмешиваться. Не каждая мать будет рада тому, что дитя малолетнее узнает такую правду о себе. Я лишь кинул матрицу на легкое спокойствие и философское отношение к произошедшему. Все легче ей будет.
На подъезде к Калуге нас встретил казачий разъезд в сопровождении полицейского, или жандармского чиновника. Тут не совсем понятно для меня было, но явного высокого чина.
— Здравствуйте, Елизавета Петровна, — поздоровался он, с любопытством косясь на меня, — Вас ждем. Я удивленно посмотрел на матушку и чиновника. Даже привстал с коляски. — Ох, простите, Ваше сиятельство, — продолжил он спокойно и как-то обыденно, — Позвольте представиться. Николай Эрнестович Мантейфель. С этого года состою на должности помощника Калужского уездного исправника. Мне вас сопровождать по Калуге сегодня надобно будет. Пока все дела не сделаете и обратно в имение не вернетесь.
А чин то достаточно высокий для Калуги, и вдруг в сопровождение приставлен. И я на всякий случай кинул на него матрицу доверительного
