Особист - Павел Барчук
Калинин указал на рукой в мою сторону. Женщина сразу заметно успокоилась. Видимо, в первую минуту она подумала, что я кто-то более опасный. Возможно, решила, будто мы пришли конкретно за ней, а внизу ждет “Черный воронок”. Не знаю. Звучит нелепо, но ее первая реакция выглядела именно так. Сейчас, вообще-то, 1972 год. Уже давно по ночам не увозят людей в неизвестном направлении. Уж тем более, днем. А вот, поди ж ты, поведение этой Анны Степановны напоминало условный рефлекс. То есть, не зависело от адекватной оценки ситуации. Она просто увидела двух крепких мужиков на пороге, один из которых, как ей точно известно, начальник особого отдела, и сразу предположила худшее. Конечно, я могу ошибаться, но обычно такая реакция имеется у людей, которые в подобной ситуации уже бывали. А вот, к примеру, у Льва Ивановича биография кристально чистая. В официальной истории его жизни нет ни одного случая близкого знакомства с сотрудниками НКВД. Откуда же у супруги такие странные рефлексы?
— Проходите. Я соберусь, пока что. — Она посторонилась, пропуская нас в квартиру.
Я, без малейшего стеснения, отодвинул Калинина с дороги и вошел первым.
Владимир Александрович вздохнул тяжело, но промолчал. Ему моя инициатива явно была, как ножом по сердцу.
— Возьмите с собой документы. Поедем сразу в милицию, нас уже ждут. — Начальник первого отдела направился к комнате, а я почему-то в кухню. Привлек запах, если честно. Уксус или что-то такое. Рядом с раковиной, на табуретке, стоял большой таз, в котором плавали огурцы. На тумбочке возле плиты — трехлитровые банки, укроп, еще какая-то зелень и свежий хрен.
— Хорошо, я поняла. — Ответила Анна Степановна Калинину, а потом полезла в сервант. Я так понимаю, за документами. Кухня находилась ровно напротив зала, поэтому я прекрасно видел, что делает Маслова.
Вообще, квартира была маленькая. Компактная. Комнат всего две. Зал — проходной. Следом шла спальня, но туда нос не стали совать ни я, ни Калинин. Коридор крошечный, с продолговатым окном. Там же, где окно, дверь. Туалет, так понимаю.
— Огурцы закрываете? — Громко спросил у хозяки, бегло осматривая кухню.
— Да. Лева любит… — Анна Степановна запнулась на полуслове, а потом продолжила, — Лева любил огурчики, которые я делаю по старому рецепту. Получаются, знаете, очень хрустящие. Все дело в хрене и эстрагоне.
— У вас дача или дом в деревне? — Я заглянул в таз. Огурцы явно бросили в воду недавно. Земля еще не везде смылась.
Больше в кухне ничего интересного не было, поэтому я вышел оттуда и переместился в зал. Калинин сидел в кресле, Анна Степановна перебирала документы, которые стопочкой лежали в коробке из-под конфет.
— Дача? Нет. Подруга предложила, а я вот взяла. Что добру пропадать? У нее урожай в этом году на удивление выдался. Все, я готова, необходимые документы собрала.
— Отлично. Идемте. Мы на машине.— Калинин поднялся на ноги и отправился к выходу. А я с интересом смотрел на круглый стол, накрытый скатертью, которая, как и воротник Анны Степановны, была связана вручную. Вообще, заинтересовал не сам стол. И даже не скатерть. Ваза. Большая ваза, в которой стояли темно-бордовые розы.
— Какие красивые цветы…
— А…Да. Это тоже я привезла от подруги. Красивые, действительно. — Анна Степановна сняла фартук и бросила его в кресло, где только что сидел начальник первого отдела.
— Ясно…
Маслова застыла в дверях комнаты, ожидая, когда я соизволю выйти. А меня прямо заклинило на этих розах. Было ощущение … наверное, дежавю. Словно вот точно так же я стоял и смотрел на похожий букет. На очень похожий букет.
— Извините, Максим Сергеевич, разве мы не торопимся? — Анна Степановна тактично просила меня свалить из квартиры. Намек я понял. Поэтому развернулся и вышел в подъезд.
Маслова закрыла входную дверь на ключ, сунула его под коврик и двинулась следом. Когда оказались на улице, Калинин уже устроился за рулем в заведенной машине, ожидая нас.
Я сел на переднее пассажирское сидение, Анна Степановна, что логично, сзади.
— Владимир Александрович вы ничего от меня не скрываете? — Спросила она вдруг, когда мы тронулись с места.
— А зачем мне это нужно? Вы знаете, я сам заинтересован в поисках Вашего мужа.
— И как это вообще могло произойти? Куда он мог деться? Какой-то страшный сон просто...
— Не переживайте найдем. — Я обернулся к ней лицом. — Скажите, может есть места, куда он мог отправиться? Мало ли. Вот Владимир Александрович утверждает, будто во время работы над каким-то проектом Лев Иванович становится сам не свой.
— Ну, не настолько же, — Маслова пожала плечами.— Лева бывал иногда странным, но так, чтоб молча уехать в неизвестном направлении… Нет. Да и к тому же некуда ему ехать. У нас никого нет из родных. Лев знает, у меня слабое сердце. Волноваться нельзя. Врачи рекомендовали покой и положительные эмоции. Нет, уехать он не мог. Тем более, молча. Исключено.
— Мммм…. Ясно. А скажите еще… В последнее время, ничего странного не замечали в поведении мужа?
— Странного? Нет. Как правильно сказал Владимир Александрович, Лева вообще становится странным, если занят какой-то интересной работой. Он забывает покушать, может уйти на завод в пижаме или домашних тапочках. Знаете, гении они такие. Как говорится, не от мира сего.
Я отвернулся и уставился в окно. Вопросов у меня больше не было. Анна Степановна тоже молчала. Да и Калинин не рвался поддержать беседу. В гробовой тишине мы добрались до местного отдела милиции.
— Все, приехали. Следуйте за мной.
На КПП нас пропустили без проблем. Стоило лишь Калинину назвать фамилию опера, который его ждал. Постовой записал данные и мы благополучно оказались на территории. Владимир Александрович уверено промаршировал сначала к трехэтажному зданию, потом на второй этаж. Сходу открыл дверь первого же кабинета.
— Здравствуй, Василий Андреевич. Вот, как и говорил, пришел к тебе за помощью. — Сообщил Калинин радостным голосом. Уж не знаю, что его так взбодрило.
— Проходи, не стесняйся, — раздался в ответ мужской голос.
Владимир Александрович переступил порог. Мы с Масловой двинулись следом. Нас, как бы, не
