Сторан - Роман Галкин
Решившись, я бросил топорик во все еще цепляющийся за дерево хвост. Лезвие вонзилось в ствол, отрубив смертоносное жало.
Стах яростно зашипел и отбросил опутанную нитью жертву, словно неожиданно обжегшись об нее. Поджав под себя лишенный жало хвост, паук вытянул в мою сторону хобот и затрубил в него так жалостливо и обиженно, что я невольно почувствовал себя негодяем. Обманутый собственным чувством я так и не окликнул товарищей, и в наказание получил в грудь выстрел липкой нитью. Собственно, липким был только комочек на конце нити. Этим комочком приложило так, что вышибло из груди воздух и сбило с ног. Теперь я не мог не только кричать, но и вздохнуть.
И тут меня поволокло по траве. Ощутив себя поверженной пиявкой, я ухватился за ствол дерева. Дыхание понемногу восстановилось. Крепко держась за ствол и перебирая по нему всеми четырьмя руками, мне с трудом удалось подняться на ноги.
А стах продолжал натягивать нить. Воинская сбруя, к которой прилип сгусток, трещала, вдавливая меня в дерево.
Забыв о том, что нить стаха очень сложно перерезать, я потянулся за ножом.
В этот момент нить, вероятно, достигла нужного стаху напряжения, паукообразный монстр подпрыгнул и полетел на меня, растопырив страшные лапы.
Возможно, останься я за деревом, монстр сам себя прибил бы, шмякнувшись о твердый ствол. Но я в ужасе отпрянул в сторону, пытаясь уйти от столкновения, не сообразив, что всасываемая летуном задающая направление полета нить прикреплена к моей груди.
Последовавший удар вышиб воздух из легких и погасил свет в глазах. Оторвавшись от земли, я сделал сальто назад и упал грудью на что-то мягкое. Подо мной сдавленно пискнуло.
На какое-то время я потерял сознание. Придя в себя, ощутил под щекой нечто дрожащее. Открыв глаза, увидел перед собой куст с листвой, напоминавшую листву земной рябины.
Окончательно придя в себя, я осторожно приподнял голову и посмотрел на слегка подрагивающее тело стаха, распростертое подо мной. Все его конечности, включая хобот и лишенный жала хвост, были безвольно раскинуты в стороны. Под хоботом слегка шевелились две вертикально расположенные хитиновые пластины – вероятно рот. Ниже, уже на самом туловище, два небольших хоботка – верхний тонкий, длиной с человеческий палец, и нижний немного толще, совсем короткий. Из нижнего выходила нить.
Очень аккуратно, стараясь не делать резких движений, я достал верхней парой рук дротики из-за спины. Одновременно нижней парой рук отжался от земли и приподнялся на колени.
Освободившийся от тяжести моего тела монстр несколько раз вздрогнул, с сухим скрежетом сомкнул и снова раскрыл челюсти и издал короткий жалобный писк.
Вооружившись еще одной парой дротиков, я поднялся на ноги. Нить чувствительно натянулась, затем, будто слетел тормоз, резко ослабилась и дала мне отступить на шаг. На кончике тонкого хоботка появилась капля прозрачной жидкости. Стах коснулся хоботком нити, и та тут же оборвалась. Вероятно, капля являлась неким растворителем. Если этот растворитель так легко разъел нить, которую не берет нож, то страшно представить, что было бы, попади капля мне на лицо. А ведь я лежал носом почти впритык к этому хоботку…
Ладно, уймем воображение и попытаемся сообразить, что делать с пришибленным паучком? Добить, истыкав дротиками? Ценного в молодом стахе, как помню, очень мало. Мизерную каплю яда он наверняка израсходовал в схватке со змеем. Железа, вырабатывающая нить наверняка тоже пуста. Значит навару с этой дрожащей тушки никакого. А что если…
С мысли сбили крики товарищей. Вот они выскочили из-за зарослей и, потеряв дар речи, принялись крутить головами, осматривая поле битвы, переводя взгляд широко открытых глаз то на меня, то на стаха, то на спутанного змея. Их замешательство позволило мне вновь ухватить ускользнувшую было мысль.
В основном, чем опасен молодой стах? Если не совать ему в рот руки, то только ядовитым жалом. Жало я отрубил. Железа, вырабатывающая нить, тоже наверняка истощена и не восстановится быстро. Так почему бы не притащить в деревню живого монстрика? Если конечно он оправится, а то что-то дергается как паралитик, да попискивает, словно придушенный котенок.
Интересно, как отреагируют аборигены, когда я приволоку в деревню живого стаха? Пусть это всего лишь сташонок, но все же. Не попрут ли меня вместе с ним куда подальше? Чего? Меня? Избранного создателями? Да я, блин, из этой тыквы… как ее… из зуха сразу две косточки выковырял!
Накрутив себя до негодования на собственных односельчан и не обращая внимания на что-то говорящих товарищей, решительно подтянул конец приклеенной к груди нити, сделал петлю и, подойдя к пауку, накинул ему на основание головы. Тот лишь протяжно пискнул и свернул в рулетку хобот, подобно тому, как сворачивают свои хоботки земные бабочки.
Отрезав кусок кожи от сбруи, к которому приклеилась нить, я сунул его в руки Ваалу.
– Подержи, чтобы не убежал. Я пока соберу топорики.
Здоровяк с трудом сдержался, чтобы не отбросить нить, на другом конце которой сидел стах.
– А-а где шип? – пытаясь скрыть изумление, наконец-то подал голос Боат.
Я как раз выдернул из дерева топорик и указал им на валяющийся обрубок.
В этот момент услышал за спиной шорох и вскрики товарищей.
– Стойте! – закричал, увидев, что они занесли топоры и дротики над ожившим и уже вставшим на ноги пауком.
Парни застыли, но видно, что малейшее движение стаха обязательно спровоцирует их на немедленное действие.
Я подошел и поднял отброшенный Ваалом конец нити. Дернув, с удовлетворением увидел, что монстр послушно последовал за мной. Привязал его к стволу дерева, понимая, что стаху ничего не стоит пережечь поводок жидкостью, выделяемой из маленького хоботка.
– Что ты собираешься с ним делать? – Боат осмелился подойти ближе, но топорики продолжал держать наготове.
– Еще не знаю, – признался я честно. – Пока посажу на цепь и попробую откормить до взрослых размеров. А там можно и на запчасти пустить. Не знаешь, кстати, сколько метров нити в сутки выдает один стах при полноценном питании?
– Такого еще никогда не было, – вступил в разговор Ваал.
– Никогда в зухе не находили два семени, – парировал я заранее приготовленным доводом и с удовлетворением заметил, что товарищам нечем крыть. Однако настороженности и недоверия в их взглядах не убавилось.
Чтобы хоть как-то доказать им, а заодно и самому себе, безобидность лишенного ядовитого шипа зверя, затаив дыхание, подошел к нему и положил руку на загривок.
Пискнув, стах припал к земле, поджав под себя хвост и все восемь лап. Желтое свечение глаз слегка померкла.
