Стоп. Снято! Фотограф СССР (СИ) - Токсик Саша

Трубка пятнадцать, прицел сто-двадцать, бац-бац! И мимо!

Стардартной "5,6" на ФЭД не обнаруживаю. Ставлю максимально близкую шестёрку. Фокусное расстояние около полуметра, так что в резкости будет содержимое стола и сама Лида. Комнатный полумрак сольётся в мягкий фон. Пробую.

— Лида, пиши!

— Что писать?!

— Диктую: "Мороз и солнце… день чудесный… ещё ты дремлешь..." Что у тебя за лицо? Ты что лимон съела?

— Ненавижу писать под диктовку!

— Ладно… Пиши… переехав в Белоколодецк я хочу себе… отдельную квартиру… норковую шубу… золотые часы… продолжай сама!

На лице у Лиды появляется мечтательная улыбка. Она старательно выводит ручкой свои хотелки. ЩЁЛК! Затвор ФЭДа даже щёлкает сыто и основательно. Лида замирает, задумывается. ЩЁЛК! Непослушная прядь падает на глаза… Лида дует на неё… потом, подняв руку, отводит в сторону…ЩЁЛК!

Чуть сместиться… замерить расстояние… открыть чуть шире диафрагму… замерить экспозицию... ЩЁЛК!

Вас бы сюда, мажоры из будущего. Поймали резкость "по глазам", фотик выдал пять дублей с разной экспозицией на автомате. Хотя о чём это я? Я и есть "мажор из будущего".

— "… хочу поехать в Ялту… хочу автомобиль Волга… хочу..."

Набираю дубли с разными экспо-парами и фокусным расстоянием. Завтра отпечатаю "контрольку" и посмотрю, что получается. Две кассеты решаю придержать на случай пересъёмок.

— Стоп, снято! Переодевайся в халат, повязывай косынку и пойдём к вам в огород!

— А стол?

— Стол на место поставим, когда солнце уйдёт.

— Алик, только не забудь! Меня мама убьёт!

Я фотографирую Лиду на грядке томатов, где она заботливо подвязывает помидорные плети. Солнце пробивается сквозь её пряди и золотит край косынки.

Лида плетёт венок из васильков и ромашек, а затем, надев его на голову сидит под раскидистым дубом и читает томик Островского.

Лида раскачивается на качелях, в её глазах счастье и чувство полёта.

— Как же я устала, — говорит мне она.

Воздух тёплый, словно парное молоко. Мы не заметили, как стемнело. Просто в один прекрасный момент снимать уже было нельзя. Мы идём к её дому с чувством людей, хорошо сделавших свою работу. У меня на плечах болтается рюкзак с оборудованием.

Девушку слегка покачивает, словно пьяную. Обнимаю её за талию, и она тут же охотно прижимается ко мне.

— Покажешь фото? —просит Лида. — Когда они будут готовы?

— Ты что, думаешь это всё?

— О нет! — она театрально заламывает руки, — чего ещё ты от меня хочешь, тиран и деспот?!

— А купальник? — спрашиваю, — ты про него забыла?

— Я думала, ты шутишь.

Мы уже возле сирени. Знакомый соловей голосит, словно радуется нашему приходу.

— Не шучу.

— А когда?

— Завтра. В пять утра.

— Ты ненормальный, — говорит Лида, —и как же я пропустила тот факт, что ты ненормальный? Зачем я с тобой связалась?

— Ты же меня любишь, — напоминаю.

— Ах да, точно, — она, кажется, готова соглашаться сейчас с чем угодно.

— Ты будешь готова завтра к пяти утра?

— Буду, — кивает Лида обречённо.

Чего не сделаешь, чтобы стать самой красивой комсомолкой в стране.

Глава 15

Что может быть хуже будильника в 6.30 утра? Только будильник на половину пятого! В прежней жизни я в это время спать не всегда ложился, а теперь вставать надо!

Чтобы не будить родительницу, я второй день подряд ночую в бывшей летней кухне, и постепенно вхожу во вкус. Помещение куда больше подходит для жизни молодого парня, чем крохотная комнатушка с мамой за стеной. Особенно если я к себе девушку приведу.

Оглядываю облупившиеся стены. Пока сюда можно привести кого-то только в полной темноте, или завязав глаза. Но лиха беда начала.

Выхожу к уличной колонке, брызгаю в лицо ледяной водой и только после этого просыпаюсь. Рано даже для Берёзова. Солнце ещё не встало, и край прямой и длинной Прогонной улицы скрывается в молочном тумане.

Прохладно. Надеваю поверх футболки серый "хемингуэевский свитер-лапшу и приобретаю творчески-богемный вид. Хоть каждый день так ходи. Жаль, что жарковато для начала июня. Надо озаботиться своим внешним видом. Встречают, как ни крути, "по одёжке". На все нужны деньги, а пока мой бюджет — минус пятьдесят рублей.

Лидка ждёт меня на улице у куста сирени. На ней модный зелёный свитер с высоким горлом и джинсы со странными опознавательными знаками в виде слонов. Индийские, наверное. Советский союз упорно не желает осваивать технологию производства джинсов, считая это, очевидно, идеологическим поражением. Но хотя бы для союзников по соцлагерю это право оставляют.

Многое в этом периоде для меня загадочно. Фанта, и даже пепси считаются напитками, достойным советского человека, а вот кока-кола, чуть ли не империалистической диверсией. Жаль, что не экономист я, ни разу, и постигнуть это своим гуманитарным мозгом неспособен. Вижу только, что Союз отчаянно проигрывает идеологическую войну загнивающему западу. Не с Горби это всё началось, ох не с Горби...

А буржуйские штаны хороши. Особенно когда обтягивают ладную попу комсомолки Лидки. Даже к клёшам мой взгляд уже привык.

Бывает так, войдёт в моду какая-нибудь непонятная хрень вроде штанов-бананов или мешковатых свитеров оверсайз, и ты думаешь "боже, как это развидеть?!". А проходит время, и ничего. Девушки даже в них не становятся уродинами. Просто такую нелепую штуку ещё сильнее хочется с них снять.

— Купальник взяла?

— Ветров, ты садист, — Лида смотрит на меня, как нахохлившийся воробей. — Неужели ты заставишь раздеваться меня в таком холоде?

— Вот ещё, — говорю, — сама разденешься.

Лидка смотрит на меня и вдруг краснеет. Неужели я умудрился засмущать эту оторву? Вряд ли. Скорее она не ожидает таких слов от скромника Альберта.

Никакого "разоблачения" я при этом не опасаюсь. Если, конечно, не начну писать письма Брежневу или требовать лавандовый раф на кокосовом молоке.

Мы обычно переоцениваем внимание других людей к собственной персоне. Людям друг на друга чаще всего абсолютно наплевать. Максимум, что они в этом случае скажут: "я от тебя такого не ожидала" или "ты изменился в худшую сторону". Простите, ребята. Привыкайте к новому Алику Ветрову.

— Нафига ты её привёл?!

— А он что здесь делает?!

Оба возгласа раздаются одновременно. Лидка и Женька — друг другу совершенно не рады. Я им устроил маленький сюрприз. Когда посвящал вчера обоих в свои планы, не упомянул друг про друга.

А чего они хотели? Лидка бы точно не согласилась. Она до этого момента чересчур интимно подходила к идее фотосъёмки в купальнике. Словно это такое свидание, только с фотоаппаратом.

Женька не одобрял Лидку в принципе, считая, что она "крутит мне мозг". Пришлось бы долго убеждать, а мне лень. Зато теперь на месте можно убедить двоих сразу.

— Лида, он что на речке тебя никогда не видел? — говорю, — или тебе есть, чего там стесняться?!

— Нечего мне стесняться! — тут же закусывается Лида, — просто не хочу, чтобы он на меня пялился.

— Нужна ты, на тебя пялиться, —не остаётся в долгу Женька, — лучше я на жаб с гадюками смотреть буду. От них вреда меньше. Лучше б ты, Алик редакторшу свою позвал! От неё и шума меньше, и толку больше.

— Свою редакторшу?! — от вопля Лиды затихают все окрестные лягушки.

Я готов убить Женьку, опасаясь, что девушка сейчас психанёт и уйдёт. Но я недооценил Лидку. Она рывком снимает с себя свитер, а потом расстёгивает джинсы и "шагает" из них.

— Да эта ваша редакторша, по сравнению со мной — корова жирная, — заявляет она.

И тут я склонен согласиться. Если Подосинкина — милая домашняя няша, то Лидка похожа на дикую кошку, прекрасную в своём бешенстве. Грива тёмных волос растрепалась, глаза сверкают…

Хлюп… Женька издаёт горлом звук, который красноречивее всяких слов.