Деньги пахнут кровью - Алекс Шу
Под прицелом десятков глаз уголовников, парень чувствовал себя неуютно и нервно топтался на входе.
— Ну, чего стал как не родной, проходи, — татуированный лысый детина махнул рукой, приглашая заходить. — Обзовись для начала.
— Обозвать? — не понял паренек, — кого и зачем?
— Ха-ха-ха, — заржал лысый. Парочка «расписных» шестерок похлипче угодливо захихикала, поддерживая вожака.
— Первоход что ли? Ты обществу за себя поясни. Погоняло какое?
— Погоняло? — Смуглый паренек задумался. — Это имя что ли? Ашот — я.
— По статье какой залетел? — деловито поинтересовался сидевший рядом с лысым невысокий коренастый мужик в серой футболке.
— 206-ая, ещё и 119-ую, часть первую предъявляют, — вздохнул Ашот.
— О, так ты у нас баклан, — развеселился лысый, — хулиганишь, ещё и особо опасный. Мусорам сопротивление оказываешь?
— Случайно всё получилось, — понурился парень, — в ресторане гулял с родственниками. День рождения Карена праздновали. Дядя Баграм, когда выпивает, дурной становится. Начал к официанту претензии предъявлять. Потом с какими-то ребятами зацепился. Тарелки разбил, бутылкой посетителя ударил. А когда менты появилась, сопротивлялся. Мы просто оттаскивали милиционеров от него, и одного я случайно ударил в возне. Не хотел, просто отмахнулся в горячке, когда он меня за плечо сзади схватил. Даже не видел, что это сержант был. Вот всех нас в участок и повезли. Могли вопрос на месте решить, но дядя Баграм пьяным много чего наговорил и наделал. Менты пошли на принцип, его, меня и ещё пару человек по статьям оформили. А я просто сержанту тем ударом губу разбил, поэтому, дополнительно, к 206 статье 199-ую часть первую прилепили.
— Складно базаришь, — ухмыльнулся лысый. — А кто ты по жизни?
— У нас несколько мест на разных рынках, фруктами торгуем, овощами, — ответил парень.
— Барыга, значит, — недобро оскалился уголовник, — а ты знаешь, что барыг здесь у нас не очень любят. Или, наоборот, очень. Кидают вялого на клык или долбят в очко всем хором. Будешь Маруськой, сладкий? Соглашайся, тема для тебя хорошая. Петухи в шоколаде живут, хоть и отдельно от правильных арестантов. Подарочки получают, хавкой снабжаются.
— Не буду, — сверкнул глазами парень. — Умру лучше.
«Молоток», — я почувствовал симпатию к смуглому. — «Все правильно сказал».
— Да ладно тебе, Гвоздь, — с дальнего угла поднялся худой чернявый мужичок. Суетливые дерганные движения, хитрые масляные глазки, наколотая точка в уголке рта — опытный арестант сразу бы всё понял об этом персонаже — местный петух, ещё и плотно сидящий на тяжёлой наркоте.
— Зря на парнягу наезжаешь. Я зырю, он нормальный пацан, честный фраер, — продолжил чернявый. — Дай краба, братан.
Неожиданный защитник вихлястой походкой пошёл к парню, протягивая руку.
Лысый, ухмыляясь, наблюдал за разворачивающимся «цирком».
— Анка, стоять сука, — рычу я, спрыгивая со шконки. — Урою.
Петух испуганно замер с протянутой рукой.
— Ты чего лезешь? — злобно оскаливается лысый. — Рамсы попутал?
— За базаром следи, Гвоздь, — огрызаюсь я. — По беспределу зашкварить парня хотите? Так вас за этот косяк спросят по-серьезному.
— Кто? — потише, и уже не так борзо спрашивает лысый.
— То, что вчера Потапыча от нас забрали, и ты, с понтом, сразу смотрящим стал, пока кто-то из авторитетных арестантов в камере не появился, ничего не значит, — объясняю ему расклад. — Ты своим беспределом на мусоров работаешь, недовольных и обиженных плодишь, пацанов от воровского отталкиваешь, куму стучать вынуждаешь. А за это спросят обязательно.
— По ушам ездишь, — бурчит татуированный. — Ничего такого я не делаю.
— Да? — усмехаюсь я. — За базар отвечаешь?
Лысый молчит.
— Я тебе, Гвоздь, напомню, на всякий случай, — продолжаю я, — недавно по хатам маляву от воров кинули. Японец подписал, Дато Ташкентский, Авоська, Паша Цируль и ещё ряд не менее авторитетных людей. Забыл, что в ней было сказано?
Лицо Гвоздя смурнеет. По виску ползет, оставляя прозрачную дорожку, капля пота. Но уголовник продолжает хранить молчание.
— Так я тебе напомню, ещё раз, — насмешливо смотрю на стушевавшегося лысого. — «Привет всем бродягам и путевым пацанам. В первый раз попавшим объясните уклад и правильный образ жизни Дома нашего. Не допускайте беспредела. За него придется держать ответ. Каждый опущенный или зашкваренный по беспределу, это пятно на деле воровском и работа на оперчасть». Всё понял?
— Я не беспредельничал, — бормочет лысый, — и…
— Ты именно беспредельничал, — обрываю его. — Пацан на хате в первый раз. Ничего не знает. А вы, вместо того, чтобы уклад ему объяснить, как жить нужно в доме, сразу зашкварить и опустить попытались. Ты прямо с порога начал его в петухи определять и Анку не остановил, когда она грабли свои дырявые к нему тянула. Но если хочешь, можем спросить у людей, что маляву подписали. Изложим ситуацию, и попросим рассудить по понятиям.
— Не надо, — выдавливает Гвоздь. — Я всё понял. Косяк упорол.
— Вот и ладушки, — покладисто соглашаюсь я, — Эй, парень, как тебя кличут, Ашот? Чего у входа встал? Сюда иди. Здесь недалеко место свободное есть.
* * *В зал успеваю попасть только вечером в четверг. Василий Петрович, держащий на лапах здоровенного мужика, останавливается. Делает движение рукой «отдохни, мол». И подходит ко мне.
— Чего так поздно? — ворчит он.
— Так работаю же, в шесть только освобождаюсь, — виновато развожу руками. — По-другому не получается.
— Ладно, сегодня я с Олегом занимаюсь, время у тебя до половины десятого есть. Перчатки купил?
— Не получилось пока. На выходных думаю за ними съездить в спорттовары.
— А справку получил?
— Тоже не успел. Но к следующему посещению, обещаю, будет.
— Смотри у меня, — тренер грозит пальцем. — Перчатки сегодня дам, а без справки в следующий раз не пущу. Понял?
— Понял, — вздохнул я. — Принесу, обязательно.
— Ладно, иди, переодевайся, — тренер теряет ко мне интерес, и отходит к здоровенному мужику.
В раздевалке было пусто. Крепкий
