Анатолий Дроздов - Беспризорный князь
– Тихо! Спокойно, малыш!
Ласковые слова хозяина привели Йорха в чувство. Он совсем забылся! Вместе с силой к Йорху пришла ярость. Хотелось лететь, искать врагов, рвать их и жечь. Хозяин врагом, однако, не был, и змей подчинился ему. Подбежавшие люди закрепили на Йорхе защитный нагрудник с набрюшником. То же самое проделали с остальными змеями. Не сразу. Под влиянием неизведанных ранее чувств те рычали и норовили плюнуть огнем. Хозяевам пришлось их успокаивать, змеи нехотя подчинились. Скоро все йорхи, неся на спинах Хозяев, спустились на воду и, разогнавшись по реке, взмыли в небо.
Хозяин вел стаю к холму, где притаились дурно пахнущие люди. Йорх уже летал сюда, и у него остались плохие воспоминания. Вонючки бросали в змеев острые палки. Одна из них оцарапала йорху шею. По возвращении Хозяин помазал ранку густой мазью, боль утихла, но змей запомнил обиду. Теперь он точно знал: внизу – враги! Их следовало убить, и это желание Йорха счастливо совпало с повелением Хозяина.
Стремительно снизившись, змей выплюнул слизь на крышу навеса, под которым таились вонючки. Подсохшее на жарком солнце дерево занялось мгновенно. Маневр повторили другие змеи. Следом пришла очередь второго навеса, затем третьего… Когда стая, развернувшись над лугом, устремилась обратно, деревянные сооружения пылали вовсю. Выскочившие вонючки метались, не зная, где прятаться. Йорх снизился и плюнул прямо в толпу. Вонючки, в которых угодила слизь, вспыхнули и завопили. Другие шарахнулись в стороны. Свободного места на холме, однако, имелось мало, скрыться было негде, потому еще десять живых факелов огласили окрестности истошными криками.
Стая сделала третий заход, после чего слизь кончилась. Ярость, однако, осталась. Никто не сдерживал ее. Йорх рванулся к толпе врагов. Один из вонючек попытался ткнуть в змея копьем, но острый наконечник лишь скользнул по нагруднику. Йорх, рассвирепев, схватил человека когтями, взмыл вверх и швырнул на горящий навес. Пламя мгновенно приняло жертву и стало ее пожирать. Змей развернулся и метнулся обратно. Рядом разбойничали другие йорхи. Хозяева не сдерживали их, да и змеи не склонны были их слушать. Они хватали истошно вопящих людей, бросали их в пламя, рвали на части, откусывали руки и ноги. У подножия холма, замерев, смотрели на расправу русские дружины. А змеи падали и взмывали, выдергивая очередную жертву из потерявшей разум толпы, пока та, наконец, не нашла путь к спасению. Не помня себя, половцы рванулись через засеки – туда, где их ждали русские. Ранее страшный враг теперь казался им добрым в сравнении с плюющими огнем чудовищами с их острыми зубами и длинными, как клинки ножей, когтями.
Не ожидавшая подобного дружина растерялась. Мало кто верил, что князю удастся согнать половцев. Теперь же со склона текла и текла в поле беспорядочная толпа. Всеволод сообразил первым и прорычал приказ. Дружинники пришли в себя, спешились и стали вязать подбегавших врагов. Их примеру последовали другие. Рубить беззащитных не стали – жажду мести утолили раньше. Половцы не сопротивлялись. Лишь с ужасом оглядывались на холм, где продолжали свирепствовать змеи. Дружинники тоже поглядывали – с нескрываемым опасением. Кто знает, что в головах у разъяренных смоков? На кого нападут, как половцы кончатся?
Тревога была напрасной. Выброс ярости, заставивший змеев терзать врагов, закончился; один за другим йорхи оставляли поле битвы и, тяжело махая крыльями, летели к реке. Там, обессиленные, истыканные стрелами и копьями, замирали на водной глади. Ивану с трудом удалось их выгнать на берег. Здесь змеев тщательно осмотрели. Раны оказались неопасными. Их промыли и смазали мазью. После чего подтащили возы с рыбой. Змеи приступили без охоты, но потом увлеклись и принялись хватать рыбу полной пастью. Огневые железы, висевшие тряпками, втянулись внутрь, смоки стали оживать. Битва удалась.
Это подтвердил прискакавший Всеволод.
– Всех повязали! – закричал, соскакивая с коня. – Даже ханов! Никто не ушел! Здоров ты, брате! – Он заключил в объятия усталого Ивана. – Не чаял тебя живым увидеть! Думал, сожрут змеи, как половцев!
– Я и сам так думал! – ответил Иван…
13
Колокола зазвонили, как только мы ступили на берег. Сначала ударили за частоколом Печерского монастыря, где с высоты углядели ладьи, монахов поддержали в Десятинной церкви, а уж затем подключилась София. Праздничный перезвон поплыл над Киевом, отражаясь от глади реки, он звучал густо и зазывно, как будто говоря: «Радуйтесь, братия! Веселись!»
– Слышь, как тебя встречают! – улыбнулся Всеволод.
– Почему меня? – удивился я, но в этот момент завопила сгрудившаяся у берега толпа.
– Слава! Слава князю Ивану!
Всеволод ухмыльнулся: дескать «Я же говорил!» – и полез в седло подведенного коня. Я вздохнул и последовал его примеру. Возмущаться было глупо: сам подписался. Вчера, когда мы вышли на левый берег, у переправы ждал посланец Великого. Он и оговорил предстоящий церемониал. Победители подплывают к пристани, садятся на коней и в сопровождении свиты из отличившихся дружинников следуют к Золотым Воротам. Следом под охраной, пешью и связанными, ведут пленных половецких ханов: Кончака, Гзу и других помельче. Благодарный киевский люд, столпившийся вдоль прохода, приветствует героев криками «Слава!» и маханием шапок. Женщины бросают вверх чепчики… До чепчиков здесь пока не додумались, убрус стаскивать с головы невместно, так что женщины ничего не бросают, а просто орут. На площади перед Софийским собором победителей встречает Великий князь с присными, и все отправляются на благодарственный молебен. После молебна – пир.
– А смоков под стенами Киева быть не должно! – заключил посланец после оглашения программы.
– Почему? – удивился я.
– Митрополит воспретил! Богомерзкие чудища…
«Крыса греческая! – возмутился я. – Когда требовалось половцев бить, богомерзкими не были!» Обижаться, впрочем, было глупо: с митрополитом мы не ладили. Я выставил из княжества прежнего епископа – вредный был гречин, попросив взамен рукоположить архимандрита Софрония. Как водится, подкрепил просьбу сотенкой гривен. Не тут-то было! Митрополит обиделся, а после и вовсе прилетел увещевать. Дескать, отчего ты, князь, поганым в княжестве волю даешь и латинян привечаешь? Грех! Как ни поили мы грека, как ни улещали – все попусту. Митрополит отбыл недовольным. Софроний остался на галичской кафедре местоблюстителем. А что сделаешь? Хиротония[15] князьям не подвластна.
С Софронием мы сдружились после того, как я сел в Галиче. Князь являлся ктитором местного монастыря, побывать в обители велел долг; я и посетил. Думал ограничиться коротким визитом, но задержался. С архимандритом мы проговорили до звезд и отлично поняли друг друга. По происхождению Софроний был из князей, но из рода, лишенного уделов. Не захотев воевать за земли, он принял постриг и прошел путь от послушника до архимандрита. Строгий, но справедливый, умный, образованный, с красивым, одухотворенным лицом, он был любимцем галичан в отличие от прежнего епископа. Софроний был не стар и горел стремлением служить церкви.
Приказ держать смоков в отдалении отвечал моим планам. Люди и змеи нуждались в отдыхе. Под стенами их одолели бы любопытные. Я велел расположиться в затоке и ждать моего возвращения. С братьями осталась и Млава – к великому моему облегчению. После случая в бане я не знал, как себя с ней держать. Млава, к счастью, не навязывалась, возможно, ждала моих действий. Меня жег стыд. Как предстану перед Оляной? Она-то не узнает, но от себя не спрячешься…
Киевляне орали «Слава Ивану!» не переставая. Мы проехали под аркой Золотых Ворот, вступили в город, а они все надрывались, махая шапками. На Всеволода не обращали внимания. Слава богу, что Игорь остался в Путивле, а Давыд ушел в Смоленск. Обиделись бы. Половцев громили вместе, Киев славил одного. Причина этого лежала на поверхности. Гонцы постарались. Рассказом о сече не удивишь. Ну, сшиблись, взяли врагов на копья, достали мечи… То ли дело змеи! Плюются огнем, хватают поганых, рвут тех на части. У тех, кто слушает, – глаза на лбу, челюсти – на столах, рассказчику внимают, затаив дыхание.
Не ясно было, зачем это Святославу? Отметить победу – дело святое. Великий на месте, ворогов одолел. Но зачем устраивать триумф врагу? Ведь теперь Святослав не то что воевать, дышать в мою сторону побоится. Киев – город своеобразный. Чуть не по нему, скажет князю: «Иди отсюда! Не надобен более!», и князь пойдет, никуда не денется.
Впереди показались купола Софии. Встреченные криком толпы, мы подъехали к храму. На паперти ждали Святослав в парадном облачении, митрополит с причтом. Мы с Всеволодом спешились и поклонились. Великий шагнул навстречу и заключил меня в объятия. Толпа, заполнившая площадь, заревела.
– Здрав будь, князь Иван! – велеречиво, чтоб все слышали, произнес Великий, и я осознал: здоровье мне сегодня понадобится…
