Нить судьбы - нить войны. - Дикий Электрик
— Зачем. — удивлённо спросил Вадим.
— Вагоны почти полностью деревянные, сгорят. Останется железо, его разрежут и увезут на переплавку. Плюс избавились от трупов. А может ему просто потренироваться надо было. Кто их бешеных разберёт. — говорю я безразлично.
— Но ведь среди них нормальные люди есть. Зачем ты из огульно охаивать. — говорит он с интонацией политрука.
— Пока они топчут мою землю, для меня хороший немец- мёртвый немец. Вот когда я на их рейхстаге напишу: “Тут была Ядвига”, тогда и сортировать начну. Я этой стране присягу давал. — говорю я.
— Давала, следи за речью. — тыкает он меня слегка кулаком в плечо.
Мы прошли рощу и спустились в овражек. Недалеко от спуска нашли родничок. Возле него и расположились. Выбираю газету “Советский спорт” расстилаю и достаю одну из куриц и отрезаю хлеба. Курицу с хлебом мы умяли почти моментально.
После этого учу Вадима обращатся с наганом. Когда у него стало более менее получаться заряжаю патроны и спускаемся в овраг. Нахожу наиболее удобное место и показываю и демонстрирую как стрелять. Всадив три пули в старый берёзовый ствол. Вадим, без проблем повторяет за мной.
— Меня отец учил стрелять. Мне нравится. — говорит он.
— Как ещё оружия достанем, чтобы я могла подстраховать тебя, на фрицах попробуешь. — говорю я дозаряжая револьвер.
— Ты знаешь, я подумал и понял, что ты сказала. Я когда в гимназии училась, нам препод рассказывал об оккупации. У нас в гимназии за либеральные взгляды учителей увольняли, там в попетическом совете люди вроде моего отца люди были, многие Афган прошли. Потом бандитами были, теперь коммерсанты. Так они считали либеральные взгляды формой слабоумия. Так что для меня Сталин великолепный политик и организатор. — говорит парень.
— Ты смотри с коммерсантами по аккуратней. Наш батька тут лесник, хоть и из бывших. — говорю я.
Мы слышим стрекотание мотора и выглядываем из оврага. Мимо проезжает мотоцикл с коляской. На люльке установлен ДП. Хорошо специфичный “блин” виден.
— Наши? — спрашивает Вадим.
— Может наши, может “Бранденбург”.- так сразу и не понять.
— Куда, дальше?
— Тут переночуем, вон под выворотнём лёжку сделаем. Он ниоткуда не просматривается и тихо не подойти. Сейчас газеты читаем и ищем отличия. — говорю я и вытаскиваю газеты.
Мы читали почти до вечера, попили чаю с хлебом и сахаром.
— Прикинь, тут Хрущёв утонул на рыбалке. — говорит Вадим.
— Ой бяда, кто же будет кукурузу за полярным кругом растить и целину для пыли распахивать. Да и некому туфлёй в ООН стучать и про матушку Кузьмы орать. — смеюсь я.
— Ядвига, ты очень красиво смеёшься. — смущается Влад.
— Опаньки, братик учится комплименты делать, это хорошо. Ты главное не забудь, что мы тут реальные брат и сестра. — говорю я серьёзно и подмигиваю ему.
В общем за разговорами, организовали лёжку и укрывшись плащом заснули.
— Прикинь, мы шмотки окровавленные забыли в вагоне, а они всё равно сгорели. — говорит Влад.
— Да я подумалА и решилА, найдут и хрен с ним, сейчас всем не до этого. — с трудом контролируя речь отвечаю я и засыпаю.
Проснулись мы от близкой пальбы. Открыв глаза, понимаю, что это разрывы тяжёлых снарядов. Запихиваемся поглубже под вывернутый корень.
— Это, кто ж так садит? — стуча зубами спрашивает Вадим.
— Меня больше интересует по кому. — говорю я.
— А есть разница от какого снаряда умереть?
— Не всем снарядам мы нужны.
Внезапно наступила тишина и мы услышали в далеке шум моторов и уже более тихие выстрелы. Взобравшись на склон смотрим и видим вдалеке ползущие танки и бронетранспортёры.
— Немцы. — говорит очевидную вещь Вадим.
— На ту станцию куда ты собирался. Сейчас бодание начнётся, самолёты прилетят. К ночи займут. Сил у них тут много и в кулаке. Наши всё организоваться не могут. — вздыхаю я.
В подтверждения моих слов среди наступающих танков стали появляются кусты взрывов. Вот один задымил, второй, третий. Танки стали пятиться. Вот они “спрятались” за холмом. Через полчаса мы услышали самолёты, что ушли к станции. За этим шумом случайно услышали стрекотание мотоцикла. Он остановился у удобного спуска. Худой немец вылез из коляски и побежал за куст. Второй с карабином на плече мнётся рядом с мотоциклом.
— На тебе вещи, а я пойду нам транспорт добывать, держи ремень. — протягиваю ему ремень с кобурой и взвожу курок на револьвере.
Стараясь не шуметь обхожу куст и вижу худого со спущенными штанами сидящего на корточках. Револьвер за спиной.
— Девушка. — по немецки говорит худой.
— Где? — выходит из за куста второй с карабином на плече.
— Так, тут у нас два не пуганых идиота. Вам мама не говорила, что русская земля смертельно опасна для захватчиков. — говорю я, внезапно для себя на немецком и вскинув револьвер стреляю в лоб тому, что с карабином.
Перевожу ствол на худого.
— Не стреляй. — просит он.
— Мы вас не звали. — говорю всё так же по немецке и стреляю ему в лоб.
Подхожу к телам и расстегнув стаскиваю с них мундиры и штаны. На коляске установлен пулемёт, прям как в фильмах про войну. Из кустов появляется Вадим.
— Ты такой мотоцикл водить можешь? — спрашиваю его.
— Так это почти отцов “Урал” у нас в загородном доме был. Я на нём с 13 лет гоняю. — говорит он косясь на тела.
— Надевай мундир, штаны и сапоги. Я в коляску за пулемёт. — командую я открыв багажник на люльке и складываю туда наши вещи.
Вадим натянул мундир того что умер первым, я худого, его штаны и сапоги кидаю на пол люльки.
— Ну ты, вылитый Ганс или Фриц. Давай из тебя блондина сделаем? Будешь белокурой бестией и истинным арийцем. — смеюсь водружая каску на его голову говорю я.
— Куда едем? — спрашивает он.
— На юго-восток. Вон в тот лесок и там по любой дорожке в лес. — говорю я влезая в люльку и загоняю патрон в ствол пулемёта.
Застёгиваю ремень с немецкой пряжкой и кобурой. Поле мы проскочили быстро и увидев грунтовку поехали по ней. Проехали мы ещё километров пять когда упёрлись в шлагбаум.
— Твою мать. Теперь часового с его “стой кто идёт” не хватало. — говорю я и сняв каску вылезаю из коляски мотоцикла.
— Стой, кто идёт? — раздался из кустов немного испуганный молодой голос.
— Уже давно никто никуда не идёт. Ты начальству доложил, что тут странные люди в немецкой форме, на
