Русь. Строительство империи 4 - Виктор Гросов
Я выругался, отшвырнув очередного воина с лестницы. 87 %. Почти наверняка он. Проклятая должность, точно. Святослав пал от печенегов, Игорь — от Сфендослава, а я следующий, если не выкручусь. Но мысль о реформе мелькнула в голове — а что, если взять престол и переделать его? Не князь, а царь. Новый титул, новая власть. Я хмыкнул, зарубив еще одного врага. Царь Антон. Звучит неплохо. Но сначала надо выжить.
Бой кипел, кровь лилась. Западная часть города трещала под натиском войска Игоря, а восточная пока молчала. Я надеялся, что Степа держит все под контролем. Если варяги полезут через свой мост, он их встретит.
— Антон! — крик Веславы донесся с востока, резкий, как удар кнута. — Они шевелятся!
Я поднялся на крепостную башню и обернулся, вытирая пот с лица. Через реку было видно, как варяги Сфендослава начали двигаться вдоль своего моста из ладей. Не наступали, но выстраивались, готовясь.
Я застыл, чувствуя, как время сжимается. Два носителя. Две армии. И я один между ними, с городом, разделенным надвое.
Глава 2
Я отбросил топор в сторону, и он с глухим стуком упал на камни, покрытые пятнами крови и грязи. Рукоять была скользкой от пота и чужой крови. Я вытер лицо тыльной стороной ладони — кровь размазалась по коже, оставляя липкий след, и сплюнул на землю. Войско Великого князя — или то, что от него осталось после смерти Игоря, — наконец отхлынуло от западной стены Переяславца. Они наступали яростно, как волны в бурю, лезли по шатким деревянным лестницам, цеплялись за бревна, кричали и падали под нашими ударами. Их было много — черные тени внизу, блестящие наконечники копий, хриплые голоса, отдающие команды. Но мы с Добрыней и дружиной стояли крепко.
Битва длилась с рассвета, когда первые лучи солнца осветили реку и лагерь врага. Я тогда стоял на стене, щурясь от света, и смотрел, как они готовятся — тысячи воинов, выстроенных в неровные ряды, их шлемы блестели, как рыбья чешуя. Они ударили внезапно: рога протрубили, и лестницы с треском ударились о стены. Первые из нападавших полезли вверх, цепляясь за перекладины, их лица — перекошенные от ярости или страха — мелькали передо мной, пока я рубил. Топор в моих руках пел свою песню: тяжелый, уверенный, он рассекал плоть и кости, оставляя за собой красные брызги. Кровь текла ручьями. Я видел, как один из врагов, молодой парень с редкой бородкой, попытался замахнуться мечом, но мой удар пришелся ему в плечо — он закричал, хватаясь за воздух, и рухнул вниз, в ров под стенами. Так я потерял свой топор. Тела падали с глухим стуком, нанизывались на колья, что мы заранее врыли в землю, и крики их заглушались шумом боя.
Добрыня был рядом с мечом в руках. Он и передал мне свой топор, который висел на поясе. Добрыня двигался быстро, точно, будто не человек, а волк. Один из врагов попытался пробиться к нему с копьем, но Добрыня увернулся, схватил древко и дернул на себя. Воин потерял равновесие, и меч моего соратника вонзился ему в грудь. Кровь хлынула на камни, а Добрыня уже повернулся к следующему. Меч ему дал я. Это тот самый меч, который я обнаружил в тайнике у харчевни. Я так и не научился им пользоваться. А Добрыня все время на него поглядывал. Вот и передал своему тысяцкому.
Мы держали стену вместе, плечом к плечу, и я чувствовал, как его присутствие придает мне сил. Дружина тоже не отставала — топоры и мечи мелькали в воздухе, щиты трещали под ударами, а крики наших людей смешивались с воплями врагов. Мы рубили их безжалостно, как лесорубы рубят сухостой, и все же их было слишком много.
Но вот рога врага протрубили отступление — низкий, протяжный звук разнесся над полем, и напор ослаб. Я выдохнул, опершись на стену, и посмотрел вниз. Они отходили — медленно, неохотно, но отходили. Лестницы остались лежать у стены, некоторые сломанные, другие обагренные кровью. Внизу, у подножия, валялись тела — десятки, может, сотни, я не считал. Но что-то в их отступлении насторожило меня. Эти ублюдки не выглядели разбитыми. Они не бежали в панике, не бросали оружие, не кричали от ужаса. Они отходили спокойно, будто выполнили задуманное, будто просто размялись перед настоящим делом.
Это была не атака, а разведка боем.
Я проследил за ними взглядом. Внизу, у реки, они уже начали разбивать лагерь. Воины тащили бревна, вбивали колья, натягивали шатры из грубой ткани. Костры вспыхивали один за другим, дым поднимался к небу, а ряды копий выстраивались вдоль периметра. Их движения были слаженными — не похоже на разбитую армию, что зализывает раны. Это была сила, которая готовилась к новому удару.
Они не уйдут просто так, не после того, как потеряли столько людей. Кто-то там, внизу, среди шатров и костров, отдавал приказы, и я почти мог представить его — высокого, уверенного, с холодным взглядом. Возможно, это был тот, кто убил Игоря. Возможно, это был сам Сфендослав, хотя я пока не видел его лица.
— Добрыня, — прохрипел я, повернувшись к нему. Голос мой сел от криков и пыли, что забивала горло с самого утра. — Держи здесь. Я на восток.
Он кивнул, не теряя времени на лишние слова. Его меч был все еще в крови, и он вытер его о плащ одного из убитых врагов — грубая шерсть впитала алую влагу, оставив темные разводы. Потом он коротко бросил:
— Не задерживайся, княже. Они еще вернутся.
Я махнул рукой, показывая, что услышал, и побежал. Ноги сами несли меня вперед, не разбирая дороги. Камни под сапогами были скользкими от крови и грязи. Западная часть города осталась позади, шум боя стихал, и я слышал только свое тяжелое дыхание да стук сердца в ушах. Река блестела под утренним солнцем, ее воды текли спокойно, будто не замечая войны вокруг. Впереди маячил мост из ладей — хитрое сооружение, что варяги Сфендослава соорудили, соединяя две половины Переяславца. Варяги знали свое дело — мост был крепким, но узким, и я понимал, что он станет ключом в этой войне.
Когда я перебрался на восточную стену, то остановился, хватая ртом воздух. Грудь ходила ходуном, пот стекал по
