Русский маятник - Андрей Владимирович Булычев
– Готовый. – Фурьер первым делом осмотрел лежавшего, потрогал его шею и приподнял веко. – Гляди-ка, прямо в сердце пуля угодила. Кто стрелял-то из вас?
– Дык и я с фузеи, и пистоля, и ребятки, – пожав плечами, пояснил Южаков. – Ну, я, конечно, первым стрельнул, на меня ведь эти вышли.
– Лука Назарович, там ещё следы от пяти человек к оврагу идут. – Лыков махнул рукой, показывая направление. – Один, видать с перепугу, копьё своё выронил. – Он указал на брошенную косу. – И вот ещё ружьишко от покойника. Как раз из него он в нас и стрелял.
– Нестор! – Унтер поманил к себе одного из стоявших рядом егерей. – Бери свою пятёрку, да пробегитесь по следам. Вдруг повезёт – и нагоните кого? Только ты уж это, без особого упорства, чтобы недалеко. Версты две пробежали, огляделись, и довольно. Коли нет никого, значит, обратно сюда возвращайтесь.
– Понял я, Лука Назарович. – Лошкарёв кивнул. – Всё, как вы и сказали, сделаем. Побежали, ребятки! – И звено егерей нырнуло в темноту.
– Да отпусти ты мальца, Елизарка, он и дышать уже боится, белый вон весь как снег, – сказал фурьер. – Видать, близкий человек ему покойник. Вон ведь как, не убежал вместе со всеми, не бросил.
– Янушем он его кликал, поднять всё хотел, – проговорил со вздохом Южаков. – Ну кто же знал, что вот прямо в сердце пуля? Темно ведь совсем было, ни зги не видать, одни только огненные всполохи от выстрелов, – словно бы оправдывался он перед товарищами. – Так ведь и он стрелял. Около меня прямо ветку пулей сбил.
– Ладно, чего там, караульная служба – она такая, – нахмурившись, заявил унтер-офицер. – Всё как положено. Вооружёнными на ваш пост ляхи вышли. Амнистия, прощение им от Суворова, была дадена. Шли бы они как положено днём, открыто и без оружия, никакого зла бы им не было. А тут вона как, сами виноваты. Наум, Кузьма! – Он поманил самых молодых егерей. – Бегом к их благородию! Доложитесь господину поручику, что у овражного поста Южакова малую партию мятежных перехватили, одного застрелили и в полон ещё одного взяли. Пусть он конных сюда пришлёт, чтобы их забрали.
– Слушаюсь, Лука Назарович! – выкрикнул тот егерь, что был повыше, и пара, перехватив удобнее фузеи, сорвалась с места.
Глава 2. Русский военно-полевой лагерь у Варшавы
За ночь хорошо нападал снег, и, откидывая полог шатра, Алексей еле увернулся от слетевшей сверху небольшой лавинки.
– Живан, Серёга, подъём! – крикнул он, обернувшись. – Пошли снежком оботрёмся? Ну хватит вам уже спать!
– Только сумасшедший или русский может в таком холоде ещё и снегом обтираться! – послышался недовольный голос Милорадовича. – Воскресенье же нынче, их высокопревосходительство милостиво обещал всем позднюю побудку. Не рассвело ещё как следует, а ты уже будишь.
– Их высокопревосходительство, может, и обещал, а вот я нет, – усмехнувшись, заметил Егоров. – Кто рано встаёт, Живан, тому Бог подаёт! Слыхал такое? Пошли, пошли, лентяи!
– Ваше высокородие, вы сатрап и диктатор! – выкрикнул со своей походной кровати Гусев. – Вы хоть знаете это?
– Догадываюсь. А что же поделать, кому-то ведь тоже надо о ближних заботиться, – хмыкнул Алексей и стянул с себя разом тёплую шерстяную и нательную рубахи. – В общем, кто последний выйдет, тому и на вечернее построение идти.
– А-а-а! – Буквально вылетевшие из своих постелей господа офицеры, натянув сапоги, выскочили из шатра вслед за командиром.
– Чего-то рановато? – Полковой вестовой кивнул на обтиравшихся снегом и гомонивших командиров. – У нас ещё каша не дошла.
– Ничего, – отмахнулся Никита. – Час времени ещё точно есть. Главное, кипяток наварен. Ты давай-ка, Федот, чёрного, кяхтинского, с полкулака брось уже в котёл и с огня на угли переставь, пусть там доходит. А я пока попытаю их высокородие, когда подавать.
– Ну давай, – согласился тот. – Ильюхе скажем, чтобы каравай чуток разогрел, и там у него ещё вроде с кулак масла оставалось.
– Здравие желаю, ваше высокородие! Разрешите обратиться?! – Старший вестовой, притопнув ногой, вскинул ладонь к каске.
– И тебе здравствовать, Никита, обращайся! – Бригадир передёрнул плечами и начал яростно растирать тело холщовым домотканым рушником. – Ах, хорошо! Прямо горит всё! Держи! – И кинул полотенце Гусеву.
– Ваше высокородие, я по завтраку хотел спросить, – подал голос егерь. – Когда изволите?
– Да ты не спеши, Никит, – отмахнулся бригадир. – Сейчас в порядок себя приведём, и можно чаю. А уж посерьёзнее через часок.
– Так точно, понял, вашвысокородие. Тогда чуток, и мы вам в шатре на троих к чаю накроем. Разрешите идти?
– Иди, Никит. Только за дежурным офицером пошли. И на него к чаю тоже чашку выстави.
– Слушаюсь. – Тот козырнул и, развернувшись, потопал к тем двум палаткам, где дымил костёр.
– Ваше высокородие, за истекшие сутки происшествий не случилось, – докладывал через четверть часа уже в командирском шатре секунд-майор Самойлов. – Порцион из полкового квартирмейстерства по всем артелям роздан, из армейских магазинов на пополнение новый завезён. Фураж вот только обещанный пока ещё не дали, говорят, что он завтра будет. У Александра Павловича узнавал, пятидневный запас овса имеется, ну и сена в избытке. Нарушений воинского порядка за истекшие сутки не выявлено, на полковой гауптвахте также трое штрафных. Отряжались для грязных работ под надзором комендантского плутонга.
– Что по караульной службе, Николай Александрович? – задал вопрос Егоров. – Вчера, говорят, на суточном разводе сам полковник Давыдов изволил быть. Не выкатит перед Суворовым ничего по нашему полку?
– Никак нет, ваше высокородие. Серьёзных нареканий к нашей дежурной полуроте не было. По внешнему виду если только пара замечаний, так ведь грязь сплошная кругом. Это вот сейчас за ночь снегом её припорошило, а вчера ведь всё черным-черно было. Я узнавал потихоньку у штабных, на утренний рапорт Александру Васильевичу про нас ничего худого не прописывали, напротив, только лишь похвала есть. Полевым скрытным караулом из роты капитана Бегова была обнаружена и пресечена попытка прохода около лагеря группы вооружённых мятежников. В завязавшейся перестрелке один из инсургентов был нашими егерями убит, а второй взят в плен и передан для разбирательства в армейское квартирмейстерство. Остальные были рассеяны и бежали в лес. Захвачена французская фузея и холодное оружие. У нашего караула – без потерь.
– Хорошо, молодцы егеря, – похвалил Егоров. – Не зря, значит, в поле мёрзли. Есть что-то ещё существенное?
– Никак нет. Всё остальное как обычно. Подмораживать только вот начинает. Егеря жалуются, что дрова сырые, если всю зиму тут придётся в полевом лагере стоять, нужно подумать об обогреве. Просят за сушняком партии отправить, пока другие полки его весь из леса не вывезли.
– Ваше высокородие, чай! – Откинув полог, в шатёр заглянул Никита. – Прикажете заносить?
– Заноси! – Алексей махнул, и на походный столик встал большой закопчённый котёл. В шатёр зашли два денщика, младший вестовой, и на столике через пару минут уже стояли дымившиеся паром кружки, а на холстине виднелась горка порезанного каравая, горшок с маслом и пласты тонко порезанного сала.
– Присаживайтесь на скамьи, господа офицеры. Разбирайте кружки и яства, какие Бог послал. – Егоров кивнул на выставленное. – Садись, садись, майор, не тушуйся! – подбодрил он Самойлова. – Спасибо, Никита, мы себе сами, если что, тут дольём или порежем, ступай, тоже позавтракайте. У нас сегодня никакой спешки нет.
– Слушаюсь. Ильюха, братцы, пошли!
Младший вестовой подсыпал из большого железного ведра углей в стоящую на треноге жаровню, перемешал их и выскочил вслед за всеми остальными.
– Налетай! – Алексей положил пласт солёного сала на краюху и с хрустом кусанул её. – Хорошо! А ведь получше венского печенья будет. Что скажешь, Николаевич?
– Лучше, гораздо лучше, – согласился Живан, запивая еду горячим. – А чай какой крепкий! И ароматный! Сюда бы к этому чаю ещё немного сливок и мёда, вообще бы загляденье было! А если бы ещё и в гостиной приличного дома чаёвничать, а не в походном шатре. – И он передёрнул плечами. – Ничего там не слышно, Алексей Петрович, не собираются нас на зимние квартиры по городам разводить? Неужто начальство так за мирных боится? Всё, войне
