Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья. - Алексей Хренов
— Понял, командир. А не еб@нёт? На своих бомбах то не рванём, в смысле! — в голосе Кузьмича слышалось изрядная толика сомнения.
— Не должны, — отозвался Лёха, сосредоточенно следя за приближающимся крейсером. — Англичанам тогда так же сбросили, и отлично. Лупи всё сразу, и камеру сразу готовь, — распорядился Лёха.
Моторы ревели, самолёт мчался над водой, едва не касаясь сверкающей под солнечными лучами глади. Высота в тридцать метров была минимальной, воздух внутри кабины вибрировал от напряжения, словно сама машина чувствовала, насколько близок момент атаки.
Глухой рык моторов дополнял звенящую тишину ожидания. Бомболюки раскрылись с тихим скрипом, и самолёт, как хищник, замер на секунду, готовясь выпустить в полёт свой смертоносный груз.
Цель стремительно приближалась, серый борт огромного корабля вырастал на глазах, закрывая собой весь горизонт.
— Лево три... ещё лево один... так держать! — чётко командовал штурман, всматриваясь в цель через прицел своей сосновой линейки. — На боевом. Три, два, один... Сброс! — заорал в шлемофон Кузьмич, почти перекрывая шум мотора, — Бомбы пошли!.
— Получайте, суки! — крикнул Лёха, не удержавшись от эмоций.
Сразу после сброса он резко потянул штурвал на себя, одновременно нажимая правую педаль. Самолёт с напряжённым стоном рванул вверх, буквально перескакивая над передней башней крейсера. На какой-то миг Лёхе показалось, что он видит удивлённые лица офицеров на мостике. Тут сзади оглушительно загрохотал крупнокалиберный пулемёт стрелка, добавляя свой небольшой вклад в хаос войны, словно огненной метлой, сбрасывая вражеских моряков с мостика корабля.
Самолёт резко заложил правый вираж, проходя в опасной близости от воды, и также резко пошёл в набор высоты.
— Горит! Командир, горит! Есть! Два взрыва! — радостно кричал радист, не скрывая своего восторга. — Их самолёт горит, и в одну маленькая пушка попали!
Лёха выровнял машину, снова положил её в пологий вираж вокруг крейсера и дал команду:
— Штурман, снимай кино. А потом давай, рисуй курс на базу.
И тут он не удержался, спросил по внутренней связи у Кузьмича:
— Кузьмич, какого хрена ты в ста пятидесяти метрах от корабля бомбы запустил? Чуть не влепились в это корыто! Перепрыгнули почти над головами фашистов! А если бы бомбы через крейсер перескочили?
— Так чтоб фашисты наверняка обосрались! У меня не перескочат! — с весёлой наглостью и без тени сомнения ответил штурман, щёлкая фотоаппаратом и попутно вытирая пот со лба.
Самолёт, освободившись от четырёхсот килограммов смертельного груза, с заметной лёгкостью набирал высоту. Ощущение тяжёлой тревоги постепенно сменялось облегчением. Машина уверенно уходила из зоны опасности, а под крыльями осталась вспененная вода, горящий крейсер и чёрный столб дыма, медленно поднимающийся в ясное небо.
Выведя самолёт на высоту около двух километров, Лёха внимательно оглядывал горизонт. И тут его взгляд зацепился за атакованный дымящийся корабль, оставляющий за собой длинный чёрный след на воде. Он прищурился, пытаясь рассмотреть детали.
— А ведь ни разу не «Канарис» ... Ой бл...! Самки ишака! — пробормотал он, закладывая левый вираж, чтобы подойти поближе. Водя глазами по силуэту судна, он начал узнавать характерные черты. — Две башни... по три здоровенных орудия, — медленно выговорил он, и ему вдруг всё стало ясно. Лёха вспомнил этот силуэт!
— Похоже, мы вслед за Остряковым влепили фрицам в их недоношенный линкор, — заключил Лёха с нотками огромного удивления в голосе.
— Кузьмич! Сделал фото? — поинтересовался Лёха. — Парашютом чувствую, нам сейчас такой СинхроФазоТрахатель заправят... Вот теперь твои фотографии очень, очень понадобятся отписываться!
Глава 2. Он первый начал!
Самое начало июня 1937 года. Кабинет Кузнецова в порту Картахены.
Главный военно-морской советник медленно шагал вдоль короткого строя летчиков, буравя взглядом каждого, как будто старался вытянуть правду силой мысли.
— Какая же су.. какой нехороший человек чуть не утопил эту их «Германию»? Нет, я спрашиваю, кто влепил немцам в этот их сраный «Дойчланд» аж четыре бомбы?! — его голос был наполнен плохо скрываемым удовлетворением, но выражение лица оставалось суровым.
Лётчики переминались с ноги на ногу, пытаясь выглядеть спокойными. Остряков переглянулся с Хованским и Хреновым, сделал короткий вдох и чётко доложил:
— Товарищ капитан первого ранга. Находясь над захваченным мятежниками портом Ибица и в ответ на обстрел зенитной артиллерией противника сбросил шесть стокилограммовых бомб на находящийся на якоре крейсер мятежников. Наблюдал взрывы. Насчёт попаданий не уверен.
Советник прищурился, сверля взглядом Острякова, и, зацепившись за его слова, резко бросил:
— Это то я знаю. Ты бомбил с высоты двух километров на стоящий в гавани мятежной Ибицы корабль. Тут мы в своём праве, хотя теперь колбасники конечно исходят на дерьмо. Вроде была пара попаданий, после чего этот их «Дойчланд» рванул на всех парах своих дизелей в Гибралтар! А вот дальше что?!
Наступила тяжёлая пауза, которую никто не решался нарушить. Лёха, глянув налево и направо, встретился глазами с товарищами. С чувством обречённости он всё-таки сделал шаг вперёд:
— Это был я, товарищ капитан первого ранга, — тихо выдавил он. — Получил радиограмму от командира, — тут Лёха мельком глянул на Острякова, — что они подверглись нападению мятежников, и пошёл на выручку!
— Ну кто бы сомневался, что хоть один геморрой пройдёт мимо или без участия товарища Хренова! — делано удивился Кузнецов.
— Но они первыми начали! Мы только пытались определить, что за корабль, прошли мимо больше чем в километре, а они из всех своих зениток стали долбить! У меня шесть пробоин в крыльях! — закончил он почти по-детски оправдываясь.
«Правда, пять из них — это мы неудачно над фронтом пролетели до этого и просто залатать не успели», — добавил он мысленно, не решаясь озвучить эту несущественную деталь.
Его приятели, выстроенные по левую и правую сторону, еле сдерживали смех. У Острякова дрогнули плечи, а Хованский прикрыл рот рукой, будто задумчиво почесал подбородок.
Николай Герасимович Кузнецов был одновременно и возмущён, и горд. С одной стороны он только что получил зверскую дыню из Москвы, за то что чуть не спровоцировал конфликт между Германией и республиканской Испанией, хотя немцы и так почти в открытую помогали
