Рысюхин, давайте – за жизнь! - Котус
Сами похороны прошли обыденно. Не было ни каких-то «знаков» или особых проявлений природы, погода — обычная по сезону, начинавшаяся с утра лёгкая морось прекратилась, но солнце так и не выглянуло. Прощальное слово от рода Морковкиных, от меня, как старшего члена семьи. Благодаря деду, помогавшему справиться со спазмом, дважды перехватывавшим горло, удалось не сбиться. Потом жена наследника завершила обряжание бабушки: закрыла лицо маской, которую ловко прибинтовала оставшейся частью савана. И завершение, не совсем обычное. Она же высыпала на могильный холмик горсть морковных семян со словами: «Жизнь продолжается». Её муж откликнулся той же фразой.
Я уже знал от него, что эти семена не пропадут, даже если бы их в самый суровый мороз или в лютую августовскую жару посеяли — взошли бы в начале ближайшей весны. Потом урожай соберут, по его количеству и качеству будут судить о том, насколько покойный был угоден богине, и используют в каких-то ритуальных целях. Надеюсь, не съедят, а то это как-то каннибализмом попахивает. А могильный холмик после сбора урожая положено разравнять. Морковкины считают, что с этого момента душа ушла к богам, а тело вернулось в Великий круговорот Природы, и полностью теряют интерес к месту захоронения. Странные обычаи, чтобы не сказать больше, но эта фраза, «жизнь продолжается», неплохо помогала мне держаться.
Затем был прощальный обед, совмещённый со вскрытием завещания (ничего особенного или шокирующего, за вычетом небольших подарков слугам и ближайшим подругам всё остальное отошло мне, как «единственному наследнику»), после которого я, вернувшись домой, впервые остался один в этом доме. Совсем один…
«Во-первых, у тебя есть я. Совсем один ты вряд ли когда останешься, разве что вдвоём с Рысюхой хорошо постараетесь».
«Это да. Но ты — это особое дело, а вот ни одной живой души рядом…»
«И ещё у тебя есть твоя Мурка. Пусть сейчас она физически в другом городе — неужели ты не чувствуешь её рядом?»
«Машенька!» — Помимо воли у меня возникла улыбка. — «Моя Мурмусечка!»
«Кстати, у тебя, как я понимаю, опять траур? Свадьба не сорвётся?»
«Нет, конечно. По отцу был так называемый „большой траур“, как по главе рода. По бабушке будет „малый“, на полгода и не такой строгий. Например, заранее оговорённая свадьба могла бы хоть завтра состояться, разве что без шумных игрищ и музыки. А летом, да ещё в Могилёве…»
«Слушай, позвони ты Маше своей. И тебе легче станет, и ей».
«Думаешь, уместно будет?»
«Уверен, что она там за тебя переживает и ждёт звонка».
Глава 2
Утром и Ядвига Карловна, и Семён Семёныч, и тем более Лёнька Патрикеев пришли на работу, как обычно. И то правда — договор у них был не с бабулей, а с родом. Тем не менее, я собрал их всех на кухне, чтобы обсудить, как жить дальше. Начал я с младшего по возрасту, чтобы побыстрее отпустить его.
— Лёня, тебе, если согласишься, придётся взять на себя ту часть работы, что была на бабушке. Я понимаю, что в последнее время ты и так тянул как минимум часть её, после того, как бабуля начала чудить больше обычного, но это будет официально. И, соответственно, числиться будешь не приказчиком в лавке, а управляющим, под началом Егора Фомича. С правом найма помощника, или помощницы — но только с его или моего одобрения. И с соответствующим изменением суммы жалования.
— Согласен!
Ещё бы этот без пяти минут молодожён не был согласен! Это и повышение статуса, и рост доходов сразу.
— Тогда, во-первых, Леонид…
— Антонович! — не сразу правильно отреагировал на моё молчание парень.
— Леонид Антонович. А во-вторых, в ближайшие дни мы с тобой разберём оставшиеся после бабули бумаги, после чего та комнатка, что была её конторой в магазине, станет твоим кабинетом. Ну, и вместе с Беляковыми обсудим иные подробности. Пока — начинай возвращать магазин в обычный вид, мы с Семёнычем подойдём попозже.
После ухода воодушевлённого Патрикеева я вернулся к слугам. Первым делом успокоил, сообщив, что увольнять их ни в коей мере не собираюсь, равно как и ущемлять. Потом спросил, на каких именно условиях они сговорились с бабушкой. Ну, что сказать? Удивлён, что слуги ещё не разбежались, платила им моя излишне экономная где не надо родственница чуть ли не по нижней границе принятого. Вздохнув, назвал им новые суммы жалования, наоборот — выше среднего, чтобы компенсировать недополученное ранее.
— Обязанности у вас будут простые: не дать дому и участку прийти в запустение. Дежурить здесь по часам не нужно, мне главное, чтобы работа была сделана, а не чтобы вы изображали деятельность. Ну, и к моему приезду нужно будет готовить комнату и что-нибудь съесть с дороги.
— А как мы узнаем о приезде?
— Очень просто. Я оставлю бабушкин мобилет, будет в качестве служебного — разберётесь между собой и Лёнь… Леонидом Антоновичем, — на этой моей оговорке оба слегка улыбнулись, — у кого он будет храниться. Я перед приездом буду заранее предупреждать звонком. По нему же сможете при необходимости связываться с Беляковыми или со мной.
Слуги приняли артефакт с определённой опаской. Ой, наложит на него Лёнька свою лапу, и то, что он оформлен «по-женски» его не остановит! Ну и ладно, главное, чтобы не во вред делу.
— Чтобы дом не стоял пустым есть у меня одна идея, подождите немного.
Я вынул уже свой мобилет и вызвал Белякова-бухгалтера.
— Архип Сергеевич, доброго вам дня, Рысюхин беспокоит. Как, не нашли ещё себе жильё в Смолевичах? Ага. Тогда я хотел бы предложить вам временно пожить в моём доме. На первом этаже есть, фактически, отдельная квартира: спальня, кабинет и малая гостиная. При этом я не против, если в случае необходимости будете использовать большую гостиную наверху и одну из двух гостевых спален. Да, подъезжайте, как будете свободны, обсудим детали.
После ритуала прощания — как-то после вчерашнего это определение коробит, но все эти дежурные расшаркивания иначе и не назовёшь, причём мы с Беляковым оба не любим терять на этом время впустую, но оба следуем традиции, я обернулся
