Время для жизни - 2 - taramans
«Как мне кажется — дома в два, или в три этажа, срубленные из бревен — примета только Сибири! Ну вот… Вот и оно — училище, имени Михаила Васильевича Фрунзе. Посидим, покурим, пока время есть и не ввязался в процедуру прибытия, сдачи документов, заселения и прочего!».
Косов сидел, поглядывал по сторонам, косился на будущую «альма матер».
«И опять — не то! А что не то? Ага… парадное крыльцо выходит ступенями прямо к проезжей части! А позже будет — на две стороны, вдоль стен. Видно, улицу будут расширять и переделают. И еще — примета времени — статуи Сталина и Ворошилова по сторонам ступеней! Ладно, кури — не кури, а надо идти, сдаваться!».
В большом и светлом фойе главного корпуса, его встретил курсант с красной повязкой на рукаве. Нормальный такой «курок» — сапоги юфтевые начищены до синевы; нынешняя гимнастерка с отложным воротничком отглажена на «ять!», и желтоватые металлические буквы на петлицах — «ОМПУ», фуранька на голове. Невысокого роста, но крепышек, не отнять. Бравый такой «курок», «дневалит», значит! Осмотрел Косова, хмыкнул:
— Ну… чего тебе?
— Да вот… на поступление приехал. Кому и как доложиться?
— На поступление, говоришь? Ну-у-у… пошли, доложишься!
За курсантом Косов прошел налево от входа и зашел в небольшую, но такую — всю продуманную дежурку. За стеклянным окном в полстены — большой письменный стол с телефонами. Под стеклом на столе — таблицы, списки, схемы…
«Аж умилило! Пятьдесят лет вперед у нас в дежурке примерно так же было. Сколько ночей я провел вот так, опустив голову на сложенные на столе руки, или — в зимний период, подложив шапку под голову — для пущей мягкости, и «кимаря» в полглаза, чтобы дежурный не «спалил»!».
На стене — навесные полки, в ячейках которых — журналы и амбарные книги, с наклеенными на переплетах бирками. Возле большущего окна, выходящего на улицу Республики — еще один стол, уже маленький. Тоже журналы, чернильница. Телефон, похоже — внутренняя связь.
«Для «помдежа» место!».
«А вот на нижней полке стола — виднеется стакан с недопитым… вроде бы — чаем. Судя по ложечке. Ха! Это — «косяк»! Ой, «косяк»! У нас так было, по крайней мере. Есть комната отдыха наряда, именно там отдыхают подсменные в ночное время, там осуществляется и прием пищи. А пить чай в дежурке? Как там говаривал у нас капитан второго ранга Паламарчук: «Это «залет», курсант! Это — невъебенный «залет»!». Вот сколько лет прошло, а как — пахнуло, а?! Прямо вот — родным повеяло! Армия, мать ее так! Родная! А я и не понимал, как я все эти годы… ну… не скучал, но — помнил об этом! И пусть я тогда учился в военно-морском, а здесь — пехотное, но — один хрен — погоны! Хотя сейчас — да, петлицы!».
Одна сторона «дежурки» была завешана брезентовым занавесом.
«А там — к бабке не ходи! «шконка» для дежурного. Ну и быть может — тумбочка еще. А — точно! Еще — вешалка для верхнего обмундирования!».
Возле окна стоял еще один курсант, уже с синей повязкой — «помдеж».
— Чего там? — повернулся второй.
— Ну чего, чего… а то сам не знаешь? Еще один явился — не запылился! — ответил дневальный.
— Ага… и чё Вас так рано сюда несет? — не очень понятно для Косова пробормотал «помдеж», — Ну ладно, что делать-то?! Бум докладывать!
И он, накрутив ручку ТА-шки на столе, пробормотал:
— Тащ ктан! Помощник дежурного Семенов! Еще один поступающий явился! Да… понял, тащ ктан! — повернулся к Ивану, — Ну чего ж… Жди!
— Понял, жду…, - ответил Косов, — только… стакан.
— Чего? Чего стакан? — удивился «помдеж».
— Стакан, говорю, убери! — и показал глазами на стакан в столе.
Семенов с недоумением повернулся, посмотрел и:
— Сеня! Мудень! Ты чего стакан за собой не прибрал?! Вот же…
Услышав за спиной четкие шаги, Косов повернулся, в то же время стараясь перекрыть собой вход в дежурку, дать парням время устранить «косяк». По широкому коридору к нему подходил командир со «шпалой» в петлицах, и тоже — с повязкой на рукаве.
«Вот и дежурный!».
— Товарищ капитан! Разрешите обратиться! Иван Косов! Прибыл для сдачи экзаменов на поступление в Омское пехотное училище!
Но руку в кепку все же вскидывать не стал — «перебор»! Просто — встал по стойке «смирно».
— Как? Косов? Ну что, Косов… Понятно, что прибыл. Хотя… Ладно! Так! Где дневальный?! Семенов! Где твой дружок?
За спиной послышался бряк ложечки о стекло стакана, раздраженное шипение и шорох брезента.
— Здесь я, тащ ктан! — протиснулся мимо Косова бравый Сеня-мудень, — Вот — прибывшего привел!
— Привел он прибывшего! Ты где должен быть? Привел и на пост… шаго-о-м арш! Семенов! Что за бардак?! Где подсменный? Где рассыльный?
— Тащ ктан! Рассыльный в ружпарк убежал. Вы ж сами приказали майору Злобину Журнал унести, чтобы он расписался. А подсменный — так он, опять же по Вашему приказанию, готовиться произвести влажную уборку дежурного помещения. За водой пошел!
— То есть Вы, товарищ курсант Семенов, хотите сказать, что во всем этом бардаке, который царит на вверенном Вам посту, виноват я?!
«Пиздец! Как это все знакомо — прямо слезы наворачиваются!».
— Никак нет, тащ ктан! Вы не виноваты! — браво гаркнул Семенов.
— Ну спасибо, тебе, Семенов — вот прямо камень с души снял! Ай, молодец! — покачал головой капитан.
— Тащ ктан! Разрешите доложить — майор Злобин в Журнале расписался! Рассыльный по училищу курсант Камылин!
И Косов, и капитан повернулись ко вновь прибывшему персонажу. В отличие от Семенова и Сени, рассыльный курсант выглядел менее браво — и сапоги чуть запыленные, и гимнастерка немного сбилась под ремнем.
Дежурный поморщился, пожевал губами, как будто произнес про себя то, что вслух