Черные ножи (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович
Каждый вагон был забит людьми, некоторые стояли на подножках, едва удерживаясь за поручни. Мелькнуло воспоминание, что летом, когда было не так скользко, люди взбирались и на крыши вагонов, но сейчас там было пусто. Казалось, уже никто более не поместится внутри, но народ умудрился втиснуться в салон так плотно, затащив и нас с собой, что у меня перехватило дыхание. Я оказался зажат между двумя дородными мрачными женщинами, и в какой-то момент меня так сдавили с обеих сторон, что я чуть было не потерял сознание.
Меня спас Леха. Он умудрился пролезть ближе и возмущенно прикрикнул на женщин:
— Что же вы так давите, гражданки! Он же больной, у него сердце слабое!
Выражение лица у теток мгновенно изменилось. На меня посмотрели сочувственно и тут же чуть раздвинулись, давая мне в который уже раз возможность отдышаться. Нет, решительно, надо что-то делать с таким здоровьем. Начать обливаться холодной водой, что ли? Хотя, как бы при больших нагрузках не прикончить организм повторно. Решено, буду действовать постепенно.
Ехали мы с четверть часа или чуть дольше, когда, наконец, Леха дернул меня за рукав пальто и сообщил:
— Наша остановка. Танкоград.
Глава 2
К главной заводской проходной, находящейся в здании заводоуправления, тянулась длинная очередь. Здание было сильно вытянуто с запада на восток, и архитектурно представляло собой геометрические объемы разной этажности. На крыше были прикреплены крупные буквы: «ЧТЗ», и там же сбоку массивно: «Тракторный». Люди переступали с ноги на ногу, пытаясь немного согреться. Из наших с Лехой ртов валил пар, лица были красными от мороза. Пахло жженым углем, и снег вокруг был черным от сажи. Мы пристроились в хвост очереди, и я внезапно заволновался, не забыл ли пропуск дома. К счастью, он оказался в кармане пальто. Я облегченно выдохнул, выпустив очередное облачко пара.
— Если мы опоздаем, Михалыч с нас живых не слезет, — Леха недовольно поглядывал на медленно движущуюся очередь. — Мы еще за прошлое опоздание не отработали…
Память услужливо подсказала, что и в прошлый раз мы опоздали исключительно по моей вине. Точнее, по вине Димки, но раз уж мы стали единым целым, то приходится брать ответственность на себя. Все из-за слабого здоровья, конечно. Дима старался все делать медленно, постоянно опасаясь, что в груди вновь начнет колоть до боли, до слез. Приступы выводили его из строя на несколько дней, а сейчас отлынивать от работы было нельзя — бойцы на фронте ждут новые танки, снаряды и патроны, каждые руки на счету. Да и на завод их взяли исключительно под честное слово, если бригадиру что-то не понравится, выкинут без разговоров. А это даже не гарантированная пайка, это возможность хоть чем-то быть полезным.
— Успеем! — прикинул я время до заводского гудка. Леха лишь покачал головой, но ничего не возразил.
Постепенно, шаг за шагом, мы приближались к входу. Два красноармейца в толстых тулупах, валенках, с ружьями на плечах дежурили на улице и внимательно вглядывались в каждое лицо. Понятное дело, ответственность-то на них. Если пропустят случайно кого-то не того — это гауптвахта, а может и чего похуже. Шпионов и врагов народа ловили регулярно, а челябинский тракторный завод, ныне знаменитый на всю страну Танкоград — такое место, устроить диверсию на котором посчитал бы за большую удачу любой враг. К счастью, пока обходилось без этого. Либо контрразведка отлично работала, либо до Челябинска диверсанты пока не добрались.
Минут через десять удалось попасть внутрь. Тут было тепло, Леха радостно снял варежки и потер руки.
— Наконец-то!
В будке у вертушки, перекрывающей проход на территорию, сидел вохровец. Он мазнул по нам взглядом, кажется, узнал, кивнул, но все же потребовал пропуск. Я уже сжимал корочки в руке и тут же протянул ему. Леха чуть замешкался, бестолково шаря по карманам, но все же отыскал пропуск где-то в штанах. Вохровец записал наши фамилии в толстую тетрадь, вернул пропуска и разблокировал вертушку.
Леха стремительно рванул вперед. До гудка, оповещающего о начале смены, оставалось всего-ничего, а еще требовалось переодеться. К тому же у меня засосало под ложечкой, я ведь не успел ничего съесть с утра, и теперь организм требовал свое. До обеда же было еще очень далеко.
— Слушай, у тебя чего-нибудь перекусить не найдется? — спросил я на всякий случай.
Алексей поискал в карманах, вытащил половину сухаря и протянул мне.
— Больше ничего нет… надо у Филлипова спросить, он вечно судочки из дома носит, может, поделится…
Я вгрызся в сухарь с такой жадностью, что чуть не сломал зуб. Боже! Это был самый вкусный сухарь в моей жизни! Чувство голода у меня не пропало, но догрызя сухарик, я немного ожил.
— Да, братец, тебе надо усиленно питаться, я сто раз про это говорил. Посмотри на себя, кожа да кости!
Мы вышли из управления на небольшую площадь, за которой начинались гигантские здания заводских цехов. До нас доносился равномерный гул машин и оборудования, время от времени были слышны паровозные гудки — за цехами находились железнодорожные подъезды, повсюду сновали люди, сбоку от здания притулились несколько легковушек — все те же Газы М-1. Тут же ровными рядами стояли готовые к отправке на фронт танки, в основном Т-34, серийное производство которых наладили буквально в конце лета, причем в рекордные сроки — всего за тридцать три дня.
В довоенное время на ЧТЗ работало несколько тысяч человек, сейчас же в Челябинск эвакуировали целые заводы с рабочими коллективами, оборудованием и даже конструкторскими бюро. Из одного только Ленинграда прибыло семь с половиной тысяч человек с Кировского завода, из Харькова — три тысячи — с Харьковского моторного и станкостроительного, из Сталинграда — более двух тысяч, и из Москвы еще тысяча с «Динамо». Получившийся гигант и стал называться Танкоградом.
Все эти разрозненные сведения я с упорством опытного рыбака выуживал из памяти Димки. Он, как и обычный пацан, о многом знал лишь понаслышке, а о чем-то даже не подозревал.
Леха проскочил несколько цехов, поражающих своими масштабами, и забежал в четвертый по счету. Я держался за ним, стараясь не отставать. Сразу же свернули в раздевалку, быстро скинули с себя верхнюю одежду и надели рабочую — засаленные и замасленные комбинезоны, да кепку на голову.
— Лишь бы Саламатов не попался, — волновался Леха, переодеваясь, — а то мне будет неудобно ему в глаза смотреть… он тут живет безвылазно, и вся его бригада тоже. Мощь! Я бы так не смог, честно признаюсь!
Лозунг «Не уходи из цеха, пока не выполнено месячное задание» был с начала ноября основополагающим. И Димка, и Леша честно пытались соответствовать, но сил им пока не хватало. Особенно Димке.
— Ничего, — утешил я приятеля, — просто делай свою работу. Двенадцать часов в день — это тоже не мало, поверь.
Леха лишь отмахнулся.
— Двенадцать — ерунда, даже младенец справится! Люди по шестнадцать работают, вот где сила воли! Я тоже натренирую, увидишь!
Желание его было искренним, я это видел. Отец Алексея ушел на фронт в сорок первом и сгинул смоленском котле, похоронка пришла в Челябинск лишь спустя четыре месяца. Так что причин ненавидеть фашистов у него было достаточно, и силы он отдавал все, без остатка. Хороший был у Димки друг, мне повезло.
Мы зашли в огромный, теряющийся вдалеке цех, заставленный полусобранными корпусами танков, где вовсю кипела работа. Само помещение, размером в несколько тысяч квадратов, было достаточно хорошо освещено, благодаря длинным полосам полупрозрачного настила, покрывавшего крышу поверх сложной металлоконструкции. Вокруг стоял постоянный гул, суетились десятки людей. На один из танков неподалеку от меня на стальных тросах как раз опускали башню. Было холодно, огромное пространство еле-еле отапливалось паром от паровозных котлов, и я пожалел об оставленном в раздевалке пальто.
В этот момент прозвучал протяжный заводской гудок, сигнализирующий об окончании ночной смены и начале дневной, но на него никто не обратил внимания. Люди ни на секунду не прервали работы, продолжая заниматься своим делом.
