Круговерть бытия 2 (СИ) - Дорнбург Александр
Бывало, пробежишь глазами первоначальные стандартные строчки:
"Мы твердо уверены, что любезные и верные нам сыны Дона, следуя и впредь славному преданию отцов, всегда сохранят за собой высокое звание преданных слуг и охранителей престола и отечества.
В сей уверенностью, пребывая к Войску Донскому императорской милостью нашей неизменно благосклонной, соблаговолили мы сию грамоту собственной нашей рукой написать и государственной печатью утвердить повелели…"
И далее: Та-дам!
Неожиданный интеллектуальный кульбит с фейерверком! В игривой форме.
Все это походило на дешевое арт-хаусное кино, где сцены меняются так быстро, что ничего не успеваешь понять: только что звучала тихая музыка, светило солнце, среди цветов колыхались добрые феи — и вдруг появляется невесть откуда злобный полицай, что-то истошно крича, горько плачут дети, в окружении кудахтающих куриц с воплями выбегает обсыпанный мукой Арлекин; падая на ровном месте и избивая друг друга колбасами, кривляются тевтонские клоуны. Словно на тебя обрушиваются все силы преисподней.
Просто причудливая комедия абсурда. Ниже всякой критики. Недаром же расхожее выражение «Кино и немцы» стало определением полного днища!
Поистине, этой страной может руководить кто угодно. Я, например.
Глава 2
Отставим тут те моменты, когда нас бесконечно долбят за внешний вид, где плохо начищенная пуговица, к тому же с повернутым набок орлом — ужаснейшее преступление перед властью и законом. Крайнее проявление вольнодумства и «вольтерьянства».
Если бы не текущая война, то нас бы на маршировке да вахтпарадах давным-давно вконец муштрой задушили бы. Руководству волю дай, так начнется однообразная, донельзя скучная служба: парады, разводы, маршировка, караулы, обязательное присутствие при штабе, всегда начеку, всегда в неукоснительно соблюдаемой форме, всегда на глазах у бесчисленного множества начальства, которое так и смотрит, так и следит, чтобы поймать тебя в какой-нибудь вздорной неисправности. Честь отдавать так замучаешься, что рука отваливается.
А воевать кому и когда? У них там, на Марсовом поле, постоянно в программе Марлезонский балет в три темпа, а дойдет до настоящего дела — они и на попятный. Нихт ферштейн…
Теория и практика уже настолько разошлись, что даже проведшие много лет на войне русские офицеры, совершенно не годятся для того, чтобы «тянуть лямку» в армии мирного времени. И наоборот.
У нас же казаки верхом любому наезднику фору дадут. Мы — сыны свободы, в седле рождаемся, в седле живем и в седле же умираем. Да и ходят станичники с развальцем, широким, беглым шагом. Не хлопая со всего размаха подошвой, как баба вальком, а, напротив, мягко, по-волчьи, усвоив эту походку у своих закаленных в вековечных войнах врагов.
Ружье носят не по уставу, а как кому удобно, по темпам заряжать не умея, памятуя одно правило: досылай пулю скорее, целься быстрее, а попадай во врага вернее по тому самому, что если ты его не убьешь, он тебя убьет наверняка. И кто у кого учиться должен?
Что же, в конце концов все наши высшие начальники — богатые и изнеженные дворяне, а такие оранжерейные растения не растут под открытым небом. Приходится все невзгоды взваливать на свои привычные плечи…
Но продолжим далее. О бумажках. Так же со скрипом можно согласиться с певцами гигиены и кипяченой воды, что профилактика болезней — дело нужное. В какой-то мере тут и я за! Хотя и о закаливании организма тут тоже забывать не нужно.
Перейдем сразу к немудреным житейским делам. Так, на зимних квартирах нам, словно героям водевиля, строго было запрещено вывешивать для просушки белье на подоконниках. Тем более заношенное исподнее, с подозрительными пятнами. Дабы не умалять перед местными жителями светлый образ российской армии. И это была не просьба. Отнюдь! Даже учитывая, что жалованье роскошью не поражало.
Любого могут обидеть, не взирая на статус, заслуги и образ жизни. Бывало, не успеешь взмахнуть одеялом перед открытым окном, как полевой жандарм уже тащит тебя на губвахту. А ты не успел даже позавтракать.
После такого экспромта отчего-то хотелось, как жертве нещадной эксплуатации, срочно поехать на воды в Баден-Баден и там подлечить расшатанные нервы. Ведь когда обо всем этом думаешь, то поневоле задаешься вопросом: как может жить сейчас человек, не являясь ни царем, ни жандармом, ни сборщиком податей?
Кроме того, в населенных пунктах было запрещено кормить лошадей за пределами отведенных для этого мест. Кучеряво! Я так и не понял: кому какое дело, где я кормлю своих же собственных лошадей? Я же им не делаю ничего дурного? Я бы еще понял, если бы запрещали кормить чужих. Тогда бы можно было подозревать меня к подготовке к конокрадству. А от этого лошади, оскорбленные в своих лучших чувствах, могут прийти в расстройство.
Так же не положено было бить фарфор и стекло на улицах, а если это произошло, то предписывалось тут же собрать все осколки. Что надлежит нам делать с собранными осколками — сказать не берусь. Об этом полученная нами инструкция умалчивала. Знаю лишь, что их нельзя было «выбрасывать куда попало, оставлять где попало или избавляться от них каким-либо иным способом». Вот и думай!
У нас, некоторые казаки по этому поводу смело утверждали, что полученные осколки необходимо носить с собой до самой смерти. И их положат к Вам в могилу. Другие же станичные «умники» имели собственное мнение — тут полумерами не обойдешься. Поэтому, эти осколки из чувства долга нужно незамедлительно проглотить, чтобы начальство не увидело.
Запрещалось ходить по улицам сел и весей «толпами» вне строя. Это рассматривалось как святотатство. И считалось безнравственным. Понятия толпы при этом не расшифровывалось. Это запретное знание имела лишь полевая жандармерия. Поэтому многие, как пришибленные, остерегались собираться больше двух.
Запрещалось нам и стрельба из лука на улицах. С запретной стороны тротуара. Чтобы мы не причинили себе вреда.
Какого лука? С какой запретной стороны? Что может быть диковиннее? При этом многие господа-офицеры всех родов оружия, считающие себя в душе лейб-гусарами, повадились стрелять из окон по кошкам или мешающим им спать петухам из дробовика — всегда мимо.
Я думаю, что на их меткость влияет то обстоятельство, что, как правило, они очень воинственно бухают полдня и всю ночь, умудряясь при этом сохранять все пять чувств — умение достигнутое большой ценой. И долгими, изнурительными тренировками в стиле «кто кого перепьет». Видимо, такая стрельба по домашним животным в населенном пункте нарушением не является. А что не запрещено — то разрешено.
Как видите, нашим немецким начальникам, целой уйме иностранных дураков, было мало правонарушений, на которые может отважиться нормальный человек. Они предусмотрели как раз те, на которые отважится бы только конченный маньяк. Видимо, исходили из собственного опыта…
Не знаю, какую цель преследуют наши морализирующие немецкие кукловоды. Свои замыслы они предпочитают держать в тайне. Все дело в том, что немец не терпит праздности. Ему нравится когда его подчиненные работают. И они работают не жалея сил, в этом не может быть ни тени сомнения. И с германской точки зрения в этом был некий шик.
Я так полагаю, что немцы, стараясь до одури внести свой посильный вклад в общие усилия, своими строгими правилами пытались сделать из наших кондовых солдат прирожденных европейских дипломатов. Чтобы потом их успешно использовать по дипломатической линии. С таким-то знанием этикета! Можно признать, что эксперимент этот уже близок к удачному завершению.
Но так как правил было слишком много, то их в полном объеме никто не знал. Скорее Геракл мог вычистить запущенные конюшни царя Авгия, чем нормальный человек продраться сквозь все эти демонические параграфы. Да и не будет он этого делать, если намерен избежать самоубийства.
Сами посудите, играть на фортепьяно можно только до одиннадцати ночи, а вот горланить пьяные песни — до трех. И даже далее. Это было несущественным. От чего атмосфера накалялась до предела.
