Маг 12 (СИ) - Белов Иннокентий
Ну, странно было бы, если бы император сам не попробовал сначала со мной разобраться. Спросить за вчерашние слова насчет пришельца из будущего.
Иначе я никак не могу объяснить свои знания, необычные способности и все остальное. Этому своему, близкому к нечистой силе, необыкновенному умению мгновенно лечить я, как не пытался, найти другое объяснение так и не смог. Зато, теперь чудеса излечения в моих руках не дьявольская сила, а просто вполне понятные технологии из будущего!
На это самое светлое будущее теперь можно все валить!
Поэтому я решил не врать, путаясь в показаниях, а честно и открыто предложить свои услуги Его Императорскому Величеству.
— Счастлив Вас видеть, ваше Императорское Величество! — не скрывая настоящей радости я произнес после привычного приветствия подданного к своему Государю.
— Чему счастливы? — не понял меня Николая Второй.
— Тем, что могу разговаривать с вами наедине. Тем для разговора на самом деле очень много, — объясняю я подробно.
Подумать только, еще вчера я здесь был никто, а сегодня уже сижу наедине с императором всероссийским и разговариваю без обиняков! Поразительный прогресс для попаданца в прошлое!
— Ваши слова про то, что вы пришли из нашего будущего — остаются в силе? — первый вопрос у Императора.
— Абсолютно, ваше Ммператорское Величество! Отказываться от них не собираюсь, ибо, это чистая правда!
— Знаете что, Сергей? Давайте будете называть мне просто государем, чтобы дело пошло быстрее, — предлагает мне Николай Второй.
Я, конечно, только за такое упрощение в общении и благодарю государя.
— Итак, вы из будущего, как вы это называете. И насколько из будущего?
— Примерно сто лет с небольшим, — задумавшись на секунду, отвечаю я.
— После две тысячи двадцатого года? — уточняет царь, — Да, солидный срок.
— Именно так, государь.
— Вчера вы назвали Петербург Ленинградом — что это значит?
Понятно, почему именно такая несуразность сильнее всего удивила самодержца.
— Значит так, с двадцать четвертого года по девяносто первый город именно так назывался в честь вождя Великой Октябрьской революции, Ульянова-Ленина, именно Ленинградом.
— Это того самого Ульянова, которого повесили за покушение на императора Александра Третьего? — видно, что государь еще не знает всех героев большевистского подполья по новым кличкам.
Ну, они там где-то неплохо и тихо живут в Швейцариях, давно уже предусмотрительно не появлялись на российских просторах.
— В честь его брата, государь.
— А что это за, как вы ее назвали, революция?
— Великая Октябрьская социалистическая революция. Или Октябрьский переворот. Случится в конце октября-начале ноября семнадцатого года.
— Это через пять с небольшим лет? — ужасается Николай Второй, он мгновенно как-то осел даже внешне.
Да, вот так узнать, что тебя через всего пять лет погонят ссаными тряпками с престола — это огромный шок для самодержца.
— Через пять с небольшим, — подтверждаю я, — Однако, сначала будет Февральский переворот, который отстранит вас, государь, от власти. Будет создано Временное правительство из предводителей партий четвертой Государственной думы. До него осталось уже меньше пяти лет, государь.
— Отстранит меня от власти, Императора Всероссийского? — приходит в ужас Николай Второй.
— Да, государь.
— Не может этого быть! Просто никак не может! — начинает горячиться император, как ребенок.
Я его понимаю, сейчас, в середине двенадцатого года отгремели первые революции, страна неплохо развивается, в основном на щедрые заемные деньги, и ничем таким не пахнет в воздухе. Абсолютно ничем.
— Государь. Мы можем долго спорить, но, есть у меня кое-какие доказательства. Я вам сейчас дам почитать краткую хронологию-справку уже из моего времени, как теперь относятся к Февральскому перевороту мои соотечественники.
И я достаю один из двойных листов, вытащенный мной из толстой книги о российской истории. Такой с черно-белыми фотографиями того времени и убористым текстом на гладких, похожих на лакированные страницы.
Видно, что вещь настоящая, подробно описано, как там все случилось в Петрограде тогда.
Провожу над ней рукой и на внешне белом и пустом для постороннего взора верхнем листе появляются слова текста и фотографии.
Протягиваю государю и прошу ознакомиться.
— Что это вы сделали? — переспрашивает ошеломленный царь.
— Убрал маскировку с листа, доступ к таким документам пока можете иметь только вы один. И еще императрица, конечно. Решил что не нужно всем офицерам вашей охраны знакомиться с такими источниками при осмотре на въезде во дворец.
— А почему такой странный язык? — сразу же замечает Николай Второй, бросив первый взгляд на текст.
— Потому, государь, что пришедшие к власти в октябре большевики первым делом отменили устаревшие буквы алфавита, давно напрашивающиеся на удаление, а именно «ять», «ерь», «и десятичную», «фиту», а про «ижицу» даже и не вспомнили. Так что пишем мы теперь именно так. Читать вам будет немного сложнее, но, ничего особо трудного нет, смысл предложений вы вполне поймете.
Пока император углубился в чтение уже по настоящему серьезно выглядящего документа, я тихонько встал, отошел под пристальным взглядом насторожившегося камер-юнкера к присмотренной лампе на каком-то комодике и принес ее обратно, включив в имеющуюся тут розетку.
Пусть на улице начало дня, читать в помещении Николая Второму не так просто, тем более на не совсем знакомом алфавите.
На императора тяжело смотреть, написанные деловым языком тексты подробно рассказывают про Февральскую революцию, не отдавая предпочтения никому. Просто констатируют фактическое развитие событий в роковое для Российской империи время.
— И что, никто не встал за своего императора? — не верит Николай Второй, прочитав статью.
— Так получилось, что нет, государь. Народ в Петрограде уже голодал в это время, подвоз продовольствия почему-то прекратился, хотя зерна в стране имелось много. Наверно, какая-то диверсия со стороны союзников или их агентуры. Две сотни тысяч запасных солдат из формируемых полков очень не хотели попасть на фронт, да и агитаторы их распропагандировали уже сильно, а верных вам частей не оказалось ни одной в столице. Представители Думы тоже очень хотели взять власть в свои руки. Ну, они то оказались почти все английские, французские или американские агенты. У них была поставлена задача отстранить вас от власти и продолжить войну, так как вы в шестнадцатом году задумались о сепаратном мире. Генералы тоже оказались не то, чтобы не верны, но и воевать с народом не захотели особо. Правда, всего через полгода и депутаты, и генералы разбежались по всей Руси великой, спасая свои жалкие жизни от новой власти. Власть они удержать не смогли, — подробно объясняю я случившееся государю.
Умолчав о том, что он сам оказался слишком нерешителен в ответственный момент, а разлука с любимой семьей связала ему руки крепче веревок. Ситуации в Петрограде он не знал, приехавшие депутаты, теперь уже без павшего в моей засаде Гучкова — просто нагло наврали ему, что чего-то там контролируют в мятежном городе. Какая-то власть у них сначала была, но, решить вопрос с тем же Петросоветом рабочих и солдатских депутатов они не могли и в самые лучшие времена, а вскоре оказалось, что и их защищать больше некому, кроме сотни юнкеров.
— Так что — это неизбежно? — глухим голосом спросил меня Николай Второй, пристально изучая мое честное лицо.
— Отнюдь, государь. Даже теперь вы знаете достаточно, чтобы не попасться в ловушку измены и трусости в эти самые дни. У вас за спиной пятнадцать миллионов на фронте, пусть далеко не все они будут стрелять в своих братьев. Но, боевые части с фронта вполне смогут разогнать трусливых для них запасных тыловиков. Еще есть возможность перекрыть все железные дороги и через три дня Петроград сам сдастся без хлеба.
— В самом деле, предупрежден — значит вооружен, — реально обрадовался император и повторил эти слова на латыни.
