Валькирии Восточной границы (СИ) - Виталий Абанов
— Клянусь Святым Мефодием! — бормочет рядом мужчина с землистым лицом: — Ваше благородие! У вас же Родовой Дар пробудился! Гляньте на свои руки! Что творится то! Вот матушка ваша обрадовалась бы, царство ей небесное! И батюшка, Павел Христофорович, вот уж кто справный был боевой маг на службе у Его Императорского Величества! А я все думал да гадал, когда же… когда же…
— Хм. — отвечаю я. Невразумительно, но полностью отражает мое внутреннее состояние на данный момент. Недоумение. Обычно в такие моменты сон уже заканчивался, а этот — все продолжается и продолжается. Мне вдруг стало холодно и накатила такая слабость, что я пошатнулся и сел прямо в снег.
— Господин лейтенант! — подскакивает ко мне одна из вооруженных девушек: — вас снова ранило? Куда?
— Ты удивительно красивая для сновидения — говорю я этой белокурой валькирии: — что там с раненными и мертвыми? Они возродятся в других снах или я больше вас никогда не увижу?
— Вы уж поаккуратней с ним, барышня — встревает мужчина с землистым лицом: — видите как его головой приложило — бредит.
— Господин лейтенант! — трясет меня девушка: — это я, Цветкова! Вторая рота Валькирий! Куда вас ранило? Идти сами сможете? У нас Симченко с проникающим в бок, надо ее срочно в госпиталь! И командование предупредить что случилось!
— … да? — говорю я, чувствуя, что тело начинает бить крупная дрожь. Странно. Я же не волнуюсь. Это всего лишь сон, чего волноваться?
— Если вы можете идти, то нам нужно выдвигаться, господин лейтенант! — кричит на меня девушка: — мы не может тут стоять, сейчас другие прибегут! У вас… у вас есть Родовая Сила, мы же видели!
— Да уймитесь вы барышня! Сроду не было у барина Родовой Силы, токма сейчас пробудилась, отойдите, не видите, что худо ему! — ворчит рядом мужчина с землистым лицом.
— Погоди ты, не суетись — говорю я, стараясь унять растущую панику внутри, стараясь не обращать внимания на острый запах крови и внутренностей Твари, на тянущую боль где-то в солнечном сплетении и на то, что аксельбант, которые болтается через плечо у Цветковой (кто она там?) — оторвался. Аксельбант состоит из десятков сплетенных между собой золотистых шелковых шнурков и глядя на него я вдруг отчетливо осознаю, что это не сон. Не может такой объект во сне появится… или — может?
— Как тебя зовут? — говорю я вслух и девушка недоуменно моргает.
— Валькирия Цветкова Мария. Вторая рота отдельного батальона «Валькирий». — докладывает она: — у вас кровь течет, господин лейтенант.
— Нет… тебя как зовут — поворачиваю я голову к мужчине с землистым лицом, и он как-то по бабьи всплескивает руками.
— Вот тебе и здравствуйте, ваше благородие — говорит он как-то обиженно: — вот и нате. Ежели я вам дурного чего, когда бы сделал, так нет. Я ж с вами почитай с самых младых ногтей, всюду вместе, даже на границу поехал, хотя матушка ваша мне говорила, что я могу вольную справить и в имении остаться, оставайся, мол, Пахом, чего будешь с молодым барином на восток, там холода и народ дикий… а я с вами поехал, ваше благородие.
— Пахом значит — улавливаю я нужную информацию из потока мыслей: — помолчи пожалуйста. Лучше ответь на вопрос.
— Да как скажете, вашблагородие, только вот уйдем отсюдова, пока новые не прибежали, да не сожрали нас тут, барышня дело говорит, не след тутова стоять… нас тут как на ладошке видно. Давайте, я вам пособлю, встанете, да пойдем…
— Я отправила курьера — с другой стороны встает Цветкова, помогая мне встать на ноги: — через час тут специальная команда появится.
— Теперь то ужо зачешутся… — добавляет Пахом, подставляя мне свое плечо, на которое я и опираюсь: — ужо направят сюда людей государевых из благородных родов, дабы закрыть эту богомерзкую дыру раз и навсегда. Какой вопрос вы хотели спытать, вашблагородие?
— Как меня зовут? — спрашиваю я: — и что я тут делаю? Где мы?
Глава 2
— Ну-с… что тут скажешь. Типичнейший случай amnesia vulgaris, таковые случаи в области медицины далеко не новы, голубчик… мда… — Никон Петрович трясет своей козлиной бородкой и внимательно осматривает мой выпученный глаз. Выпученный — потому, что он на него давит и довольно сильно. Почему для постановки диагноза «потеря памяти обыкновенная» врачу нужно давить на глазное яблоко — для меня загадка. Тут вокруг вообще много загадок. Например — зачем тут врач. Вот зачем в этом конкретном подразделении, в этом конкретном месте, в этой невероятной вселенной — врач. Потому что прибывшая на место происшествия высокая женщина в сине-красном мундире и в фуражке с высокой тульей — просто-напросто взмахнула рукой и растерзанные тела амазонок в серых парадных шинелях — поднялись! Ужасные ранения — закрылись, ткани срослись, щеки зарозовели… вот нахрена им тут врач⁈
Хорошо, если принять за гипотезу что я не сплю… а скажем — погружен в кому и сейчас вижу предельно ясные и подробные галлюцинации — это один коленкор. А если я каким-то непонятным образом перенесен в другой мир, в тело некоего гвардии лейтенанта Уварова Владимира Григорьевича… то это совсем другие пироги с котятами. Сил удивляться происходящему у меня не осталось. Особенно, учитывая тот факт, что взмахивая рукой, фактически оживляя мертвых — женщина в сине-красном мундире явно светилась и даже, кажется, взлетела на метр-другой в воздух. Магия.
Да, магия. Среди прибывших вместе с ней девушек в таких серых шинелях, как и на тех, что были со мной — оказалась внешне ничем неприметная худенькая совсем еще девчонка, которая легко летала над полем боя, потому что «нельзя тут топтаться, следы затопчете!» и делала фотографии на выглядящий громоздко фотоаппарат. И это зрелище никого не удивляло. Никого не удивляло и то, что только что разорванные на части три девицы вовсю хихикали и перешептывались между собой, прикрываясь длинными плащами, принесенными вновь прибывшими с собой. Их больше волновало то, что у них одежда порвалась и в прорехи было видно немного больше румяного девичьего тела, чем положено приличиями! То есть вот факт того, что только что они на этом грязном снегу валялись кусками мяса — их не трогал. Обычный вторник. А вот то, что сопровождающий их лейтенант мог увидеть больше их девичьего тела в процессе — очень даже волновал. Мда… чудны дела твои Господи.
— Ой! — говорю я и хватаюсь за глаз. Этот чертов
