СССР: вернуться в детство?.. - Владимир и Ольга Войлошниковы
Короче, потащились мы в здание автостанции вместе. Внутри пахло луковой шелухой, пылью и неустроенностью. Автобус, к моей несказанной радости, должен был прийти через десять минут. Места были, мы купили билетики и вышли на посадку.
На удивление, автобус подкатил в положенное время, без опозданий. Выглядел он не так архаично, как я опасалась — приличный междугородный брежневского времени — Брежнев же у нас сейчас? Недолго мужику осталось. Следом за ним мелькнут «короткие», целая череда. Помню, в детстве меня возмущали дни вселенского траура по поводу ухода этих руководителей: ну вот, опять мультики отменили!
Мда. Никогда я не была в политике сильна, не могла даже толком запомнить очерёдность, кто за кем рулил. Ну, простите.
Мы залезли со своими патефонами* в хвост, на свои места.
*Фигурально выражаясь.
Люблю, знаете, такое:
вместо шапки — «шляпа»,
вместо сумки — «чемодан».
Утрированное.
К величайшему маминому облегчению, задний ряд сидений вовсе остался пустым, и мы сгрузили туда вещи.
— Ничего не болит? — спросила она меня в десятый раз.
— Голова немножко, — слабым голосом ответила я и привалилась к её боку. — Спать хочу.
— Ну, поспи. Целый час ехать, — она приобняла меня, и я почувствовала, что веки и впрямь начинают наливаться тяжестью. Неудивительно, спала-то я сегодня абы как. И вдруг меня пронзило совершенно дикое соображение!
Попаданческих книжек я в своё время перечитала предостаточно. И довольно многие из них эксплуатировали попаданчество детское, с этаким эффектом временного забытья, которое потом, годам к десяти, двенадцати, а то и четырнадцати вдруг спадает. Глаза у меня вытаращились сами собой. Забыть себя сейчас, проснуться в Иркутске пятилетней Олей?! Ну, нет! Такой хоккей нам не нужен! Что делать?.. Мысли судорожно скакали в поисках зацепки. Зацепки? Крючок нужен. Якорь!
— Мам, у тебя есть ручка?
— Тебе зачем?
— Надо.
— Есть в сумке, искать нужно.
— Ну, давай я поищу?
— Ой-й… — мама сердито засопела и полезла в сумку. Рылась она довольно долго, даже кое-что вытаскивала и вручала мне подержать. Наконец ручка нашлась. — На! Зачем тебе надо было?
Я постаралась подальше высунуть руку из рукава цигейковой шубы и на тыльной стороне запястья крупно написала: «АКТАШ».
Мама выпятила губы:
— И что такое «Акташ»?
— Это «серый камень», — пробормотала я, пристраиваясь ей под бок, — по-туркменски, кажется…
Не могу же я до четырнадцатилетия не спать? Если я по этой метке ничего не вспомню — значит, судьба моя быть лошариком…
Дорога из Ангарска в Иркутск совсем не напоминала привычную мне многополосную. Одна полоса туда, одна обратно. Желающих обгонять нас не было. Да вообще машин было до крайности мало. Иномарками не пахло совсем. Это до Москвы с Питером, наверное, доезжали какие-нибудь фольксвагены, а у нас практически исключительно отечественный автопром. Импорт ещё сколько лет на авто закрыт будет…
Я немного потаращилась на мелькающие за окном заснеженные деревья и уснула.
02. ИРКУТСК
КОНДУКТОРСКИЕ ВОСТОРГИ
Разбудило меня ощущение прекратившегося движения. Похоже, автовокзал. Приехали!
Выбрались мы последними. Мама поудобнее перехватила проигрыватель (вспомнила, как она его называет! «радиола»!) и оглянулась в страшном сомнении. Я бы тоже посомневалась. Можно было постоять, подождать трамвай, идущий в сторону Центрального рынка (или просто, как в Иркутске принято говорить, «рынка»; все остальные рынки с названиями, а центральный — просто рынок, практически в середине города, словно он и есть градообразующая точка). Так вот, можно было подождать трамвай или пройтись. Тут по ровному, минут пятнадцать.
— Пошли, — решила мама.
Пока его, этот трамвай, дождёшься.
Рядом с рынком располагалась большая посадочная автобусная площадь — натурально, площадь, утыканная несколькими рядами посадочных тротуаров-островков. Здесь была конечная двойки, доезжавшей практически до самого нашего дома. А рядом, даже без промежутка, сразу на том же островке…
К остановке подкатил старый оранжевый лиаз и затарахтел как трактор.
— О! Тройка! — непроизвольно воскликнула я.
Да, сдержанность — вообще не мой конёк. Чувствую, огребусь я ещё со всякими ляпами.
— Снизу идти? — с сомнением посмотрела на третий номер мама.
— Ну и что, зато уже поедем, — подбодрила её я, — садись!
Ну, реально, двойка эта, может, через час придёт.
Она всё ещё сомневалась, но в автобус мы залезли. Да, тройка тоже шла до Юбилейного, но поворачивала не налево, как нам требовалось, а направо, в ту его часть, которая называлась «Шестой посёлок». Можно было выйти в точке развилки и пройти примерно с километр до верха Юбилейнской сопки, на которой стоял наш дом. С тройки идти было неудобно, да в горку. Проигрыватель не так приятно тащить, как хотелось бы. Да сумка у нас ещё. Такие вот разновекторные мысли.
Я прикинула на себя — дотащилась бы я в двадцать шесть лет с такой поклажей? Пфе! Говно вопрос, простите мой дурной французский. Тем более, что дитё за руку волочь не надо. Я, после моего дивного перемещения, вообще чувствовала себя сжатой пружинкой. Скакать бы и скакать!
Сидячее место в салоне нашлось. Одно, правда, да и пофиг. Мама поставила на коленки проигрыватель, сверху — сумку, мне выдала шесть копеек, и я, страшно довольная, пошла отрывать билет. Блин, сколько лет мечтала снова это сделать!
Глупо звучит, но процедура оплаты за проезд в СССРовских автобусах представляла собой отдельное удовольствие для ребёнка. Напротив передней двери между поставленными навстречу друг другу двойными сиденьями обычно находилась касса — железный пломбированный ящичек с прозрачным верхом-крышкой, оснащённой прорезью, как копилка, и с крутилкой сбоку.
Кидаешь свои монетки, вертишь ручку — из специального узенького окошка с надписью «БИЛЕТ» вылезает, собственно, билет. Отрываешь. Краешек всегда получался мелкозубчатый.
Если требовалась сдача — ждёшь рядом, пока кто-то ещё не подойдёт заплатить, и отсчитываешь себе, сколько надо. А если народу много и тесно — «Передайте за проезд». И передавали туда-сюда — и деньги, и сдачу. Утром этот аттракцион был особенно актуален, когда все на работу ехали. И вечером.
Рядом с этими кассами часто пристраивались «дежурить» дети.
И ещё на металлических пластинах, огораживающих лесенки-входы по бокам, были приделаны специальные круглые сплющенные мусорки «для использованных билетов». Они всегда были строго коричневые, и мне кажется, что отливались они из какой-то смолы, типа эпоксидки.
Доехав до точки назначения, прежде чем выкинуть билетик, надо было обязательно циферки в его номере подсчитать: сумму справа и слева — а вдруг совпадает? Значит, счастливый!
Некоторые специалисты сходились
